О социальности технэ

317        0       

Семён Кац, «Разрешение», 2015

30 сентября в Центре имени Курёхина в Санкт-Петербурге открылась вполне рядовая и к тому же отцензурированная выставка выпускников Школы им. Родченко 2015 года. Анастасия Вепрева рассказывает об экспозиции, которая лучше многих показала, что технические приемы не работают без социальной подоплеки.

Прямо сейчас проходит несколько подобных выставок: в Мультимедиа Арт Музее под знаменем юбилея Школы показывают «лучшие» работы, в центре Курёхина – последние дипломные проекты, которые уже были инсталлированы в апреле в «Ударнике». Тогда художники объединили свои работы на волне общих размышлений о шаткости своего положения, неопределённости будущего, гнетущих социально-политических изменениях, пытаясь поговорить об этом изнутри арт-системы. Концепция была проработана коллективно и отразилась в названии «Что говорить, когда нечего говорить». Экспозиционером выступил Сергей Братков. Выставка понравилась Анастасии Курёхиной и было решено показать её в Петербурге.

Однако на выходе явилось нечто другое: исчезли половина участников, концепция и куратор, название изменилось на абстрактное «Осмысляя границы», сложившаяся коллективность выпускников была разрушена. Отбросив все лишние социальные вопросы, организаторы переключились на самое, по их мнению, главное – на технэ и вариативность медиума, настойчиво пытаясь связать традиции одной институции с традициями другой.

Одной из ключевых, но негласных линий стала апелляция к статусу и успешности школы. Пресс-релиз выглядел следующим образом: «Выпускники Школы неоднократно становились номинантами Премии Курехина и World Press Photo, лауреатами Премии Кандинского, а также участниками многих престижных фестивалей и конкурсов в России и за её пределами. Их работы высоко ценятся среди уважаемых арт-критиков и искусствоведов». Нельзя отрицать, что Школа Родченко заточена на эффективную пиар-стратегию и позиционирует себя как плацдарм для карьерного роста, хотя и делает это более виртуозно, скрупулёзно собирая все достижения учеников, не важно, связанных напрямую со школой или нет, и аккумулирует их в своем CV. Исключая, правда, из списка достижений активистские и прочие «маргинальные» инициативы. Координаторы и руководство Центра Курёхина, в отсутствие какой-либо концепции, кроме «свежего» выпуска школы, постоянно апеллировали к «качеству», «известности», «успеху» и «статусу» как феноменам сакрального без малейшего намека на трансгрессию.

Экспозиция «Осмысляя границы» в Центре имени Курехина, 2015 // Фото: Центр имени Курехина

Но технически Центр Курёхина оказался не готов показать работы выпускников. Монтаж завершался во время открытия, по словам художников, из-за ограниченности технических возможностей центра: не хватало проводов, техника выбивалась боем благодаря везучести стажеров-координаторов. Художники монтировали, используя подручные средства, и багаж полученных в школе технических знаний разбился о быт. Один из художников, Дмитрий Лукьянов был вынужден отказаться от участия в последний момент: ему предложили печатать фотографии в типографии, специализирующейся на плакатах и афишах. Официально это было прокомментировано как безалаберность и «понты» художника. Транспортировка скульптуры Алины Клейтман вообще оказалась невозможной. Инсталляция Анастасии Алёхиной о критике и условной добровольности – ошейник, реагирующий на громкость то звуком, то током – стоял, но был безжизненным. Каким-то чудом силами коллег была починена инсталляция со слайдовым проектором Татьяны Эфрусси, амбивалентное сочетание техник разных времен, сообщающихся через микроконтроллер и повествующих о разрушенных модернистских архитектурных иллюзиях.

Отдельно бы хотелось отметить, что работы художников были выполнены на действительно высоком техническом уровне. Как, например, своеобразная отсылка к стулу Кошута, работа Егора Крафта «URL Stones», где при помощи мрамора, линка и веб-сайта была организована сложная пространственная рекурсия. Однако ещё важнее было то, что художники старались преодолеть свое технэ и выйти из границ автономии технического в социальное. Именно об этом шла речь на выставке в «Ударнике» и именно этот мотив мог бы прозвучать и в Центре Курёхина, но превратился в фигуру умолчания. Большая исследовательская работа Семёна Каца, которую, по словам художника, сначала тоже не хотели показывать, посвящена изучению и осмыслению феномена государственной монополии на легитимное насилие. Огромная блок-схема разворачивает диалог художника с сотрудниками полиции, с которыми он пытался договориться о совершении легального выстрела в художественных целях. С другой стороны – инсталляция Дины Жук и Николая Спесивцева «Кошка-скаут», в которой невозможность реального принуждения была отражена в формате обучающих игровых видеороликов о приучении своего питомца проникать незамеченным на охраняемую территорию, например, на Лубянку. Чуть дальше расположился концептуальный проект-реконструкция Михаила Новицкого, который разворачивал диалектику жертвы и унижения с патриархальных и феминистских позиций. В «Цитатнике» Марины Руденко мультяшные персонажи разговаривают цитатами великих, тем самым нивелируя пафос авторитетов и машинизируя их. Приятным бонусом стала спрятанная на верхних этажах комната, где показывали видео Бориса Кашапова о сомнениях художника и его эскапистских желаниях.

Отсутствие экспозиционера давало о себе знать: работы были плохо связаны друг с другом, центральный зал казался пустынным, многие работы сиротливо жались на стенах, а большой кинозал, где могла бы отлично смотреться, например, реалистичная скульптура «Скроллящий» Ольги Шаповаловой, оказался совершенно не задействован. В итоге выставка создавала впечатление наспех сколоченной ярмарки, где самоцелью было приобщиться к «уважаемому» статусу известной школы, однако без желания и возможностей достойно её экспонировать. Что весьма неожиданно после прошедшей там же выставки Франсиса Алюса. Хотя, говорят, что он взял на себя все технические и транспортировочные затраты.

Но важнее то, что под знаменем «выпускной выставки» осталась лишь половина студентов Школы, выпустившихся в этом году. Эта ситуация оказалась травматичной для некоторых участников, которым было важно показывать все выпускные работы, а не идти на поводу институционального исключения и вкусовщины. Механизм отбора участников оказался далеко не прозрачным, что весьма симптоматично для арт-системы, в частности системы «дружественных» премий и наград, где никакой демократии нет и все продвигают своих ставленников. Эта ситуация проявила внутренние противоречия в работе Центра: слова непосредственных координаторов выставки зачастую расходились с позицией руководства, которое, быть может, даже и не успело внимательно ознакомиться с выставленными работами и, что важно, с авторами-художниками, и упорно отрицало существование какого-либо отбора. Мне даже посоветовали не акцентировать на этом внимание. По официальной версии не брали только тех, кто сам отказался от участия.

Но в шорт-лист Центра Курёхина не попали и фотографии Арнольда Вебера про политическую апатию молодого поколения, работники МВД Алисы Бекетовой, похотливый «Зуд» Веры Баркаловой, критика «идеальной» патриархальной семьи Натальи Ереминой, нестабильность исторической памяти Нади Дегтярёвой и Ника Дегтярёва. Может быть, пугающим выглядели образы Сталина и похоронных проституток в «Бесах» Иры Цыханской, или полуобнаженные детские тела в контексте материнства у Евгении Чапайкиной, или же исход из церкви у Катерины Садовски? Даже концептуальные проекты Светланы Сергеевой и Полины Козловой оказались за бортом.

По словам экпозиционера выпускной выставки в «Ударнике» Сергея Браткова, Центр предложил ему курировать и её «ремейк». Но в итоге Братков полностью отказался от участия в проекте. С одной стороны, для прежней концепции оказалось неприемлемым исключение половины участников, с другой – у него не было времени формировать новую экспозицию, учитывая сокращенный состав работ и неясную концепцию.

Работы выпускников Школы им. Родченко, которых исключили из выставки в Центре им. Курёхина // Экспозиция в «Ударнике», 2015 // Фото: Елена Ищенко

В этой ситуации – как и во многих других – остается скрытым, где заканчивается вкус директора институции и начинается невидимая работа институциональных кураторов, которые выкидывают из экспозиции все, что им не нравится, разделяя и размежевывая сложенные коллективы, являя акты цензуры и самоцензуры и при этом скрывая свои имена, оставляя лишь зияющие дыры. Так формируется жесткая иерархия художественной системы, где самое низшее и незащищенное звено занимают художники, особенно молодые. Рассказывая о том, что планируется несколько вернисажей этой выставки, директор Центра Анастасия Курёхина ловко перескочила к историческому примеру, вспомнив, как Петр I, открывая Кунсткамеру, пытался всеми силами, пряниками и пирогами завлечь туда людей, искренне не понимавших, зачем им нужен музей. Так выпускники Школы Родченко стали в одну линию с аттрактивными уродцами из Кунсткамеры, но уже окруженные ореолом технэ-статуса и капиталовыгодных перспектив.

Банальный вопрос здесь стоит задать: а может ли говорить угнетённый? Спешу ответить, что может. Школа Родченко оказалась не только колыбелью технологических инноваций, но и местом притяжения коллективных сил. На выставке шла борьба за показ работы художницы Ульяны Быченковой, которая, по мнению выпускников, оказалось очень важной для репрезентации внутришкольных процессов. Её проект «Карьерные стратегии молодой художницы» содержит критику патриархальной и иерархичной арт-системы, столь актуальную для данного кейса. Ульяна опросила 40 молодых художниц на предмет переживания их собственной прекарности и выбора стратегий существования, создав на этой базе книгу и видео. Во время открытия выпускники Школы организовали интервенцию, акцию художественного неповиновения, нелегально разместив в пространстве Центра работу Ульяны. По их словам, до последнего момента они переживали и не знали, удастся ли им это сделать, и придумывали обходные пути, например, вмонтировать видео Ульяны в каждое из своих, чтобы любой ценой распространить этот вирус на площадке во имя её разрушения. Однако никакой ответной реакции пока не последовало, координаторы сделали вид, что всё так и было, а руководство, кажется, даже и не заметило обновлений.

Безусловно, технэ способно двигать нас в сторону прогресса, открывая неожиданные стороны тех или иных феноменов, однако без социальной ориентации производимого и без коллективной солидарности производящих – технэ слепо.

Невеста сбежала из дворца бракосочетаний, бросив там свое приданное, но обретя условную свободу. А жених, не моргнув глазом, женился на брошенном, не дав никому усомниться в том, что всё идет по плану. Спектакль продолжился, все улыбались.

Несанкционированный показ работы Ульяны Быченковой в Центре им. Курёхина // Фото: Анастасия Вепрева