«Тело»: анатомическое – это политическое

598        1       

Работа Ильмиры Болотян

В центре «Красный» прошла выставка «Тело», которая стала своеобразным продолжением проекта «И – искусство. Ф – феминизм. Актуальный словарь». Обе организовали Марина Винник и Микаэла, курировала Ильмира Болотян, а проект в «Красном» мог показаться выпавшей статьей из «Актуального словаря», посвященной телу и телесности. Об их интерпретации участницами и участниками выставки «Тело» рассказывает Валерий Леденёв.

В современном обществе – несмотря на успех некоторых освободительных движений, значительную либерализацию законодательства многих стран и достижения феминистской критики и гендерной теории – тело продолжает оставаться объектом контроля, регулирования и предписаний. Телесность по-прежнему рассматривается в ее нормативном аспекте, а «нормализация» зачастую происходит в «ненасильственном» режиме посредством рекламы и стандартов потребления. На анатомических различиях между людьми основывается система гендерных отношений, выстроенных вокруг нормативов «мужского» и «женского». Последние, хоть и произрастают и воспроизводятся в сложной структуре социального взаимодействия, мыслятся тем не менее как «естественные» сущности, раскрывающиеся внутри каждого «здорового» индивида, живущего в соответствии с универсальной человеческой природой.

Анатомическое – это политическое. Наблюдаемый сегодня в России консервативный поворот напрямую основывается на идеологемах и категориях гендерного порядка, а публичные высказывания политиков, принимаемые законы или их проекты нацелены на «нормализацию» идентичности и телесных практик в соответствии с декларируемыми «традиционными ценностями русской культуры». Гендер как политическая проблема выходит на поверхность во всей своей наглядности, а история повторяется в виде фарса, принимающего угрожающие обороты.

Работа Татьяны Черкизян

Гендерный порядок и социальные практики, выстроенные вокруг телесных различий и человеческой способности к репродукции, специфичны для каждой отдельной эпохи и конкретного общества – утверждение, справедливое также и для искусства, посвященного подобной проблематике. Оптика выставки «Тело», как и ее предшественниц вроде «И – искусство. Ф – феминизм» или двух выпусков «Феминистского карандаша», окончательно зафиксировавших появление нового поколения критически настроенных феминистских авторов, также политическая, и выстроена вокруг проблемы насилия и власти. Что провоцирует ряд проблем уже «на подходе» к данному событию. Например, как писать о художницах и художниках, высказывающихся о проблемах угнетения и насилия, и при этом избежать стигматизации? И как влияет на восприятие выставки, участницы которой по преимуществу художницы-феминистки, принадлежность пишущего о ней автора к мужчинам?

В статье «Боль и радость рождения заново» Люси Липпард писала об опасности эксплуатации художницами собственного тела, подкрепляющей существующие полоролевые стереотипы. Или, по крайней мере, художниц могут в этом безосновательно обвинить. Такого поворота, по всей видимости, вполне удается избежать участницам нынешней выставки. На картине Варвары Терещенко «Идеальная женщина» женское тело изображено искалеченным, но при этом лишенном естественности. Оно напоминает манекен без рук и ног, без глаз, но с «натянутой» улыбкой. Живопись Терещенко не натуралистична, но схематична. В ее высказывании о насилии и его негласном легитимном статусе нет виктимности, а физиологизм условен. Художница представляет матрицу, в которой тело объективируется как подчиненный объекта. Отчасти это перекликается с тем, что сделала Настасья Карасевич. Художница создала восемнадцать керамических слепков женских половых органов и снабдила их комментарием, что 18 лет – это «возраст согласия», поворотный момент внутри социализации в «женском» гендере.

Работа Варвары Терещенко

Экспозиция открывается работой Марии Сафроновой O Cucumber Where Art Though. С точки зрения проблем, которые ей затрагиваются, проект вполне можно было бы считать «рамочным». Он посвящен шведской феминистской партии Feministiskt Initiativ и превратностям ее борьбы за место в Европейском парламенте, в итоге увенчавшейся успехом. На последовавших за этим национальных выборах партия потерпела поражение. Согласно статистике, большинство голосов, отданных за нее местными избирателями, «исходили» с острова Содермальм. Год спустя посетители одного из кафе на нем обнаружили там манифест о том, почему огурцы «лучше, чем мужчины». Его содержание суммирует паттерны неравноправных гендерных отношений, стереотипно воспроизводящихся в патриархальном обществе.

Если описанные работы в чем-то прямолинейны и откровенны, то графика Ильмиры Болотян представляет другую стратегию. Художница украдкой делала снимки в косметологических кабинетах, где героини ее фото подвергались процедурам, которые легко расценить как «насилие над собой» во имя красоты. Болотян скрыла от зрителей «реальность», показав не фотографии, а рисунки по их мотивам. Обратившись к рукотворной графике, художница не просто осуществила деконструкцию, но бережно воссоздала увиденное, сосредоточившись не на его «консюмеристской» составляющей, а на атмосфере интимности и уязвимости, требующей заботливого и аккуратного отношения.

Работа Олега Комарова

Помимо работ художниц-женщин на выставке представлены также работы авторов-мужчин, что для выставки с феминистским уклоном скорее исключение, чем правило. Павел Гладков представил парафраз знаменитого «Званого ужина» Джуди Чикаго. Однако его проект, в отличие от прототипа, посвящен мужской гомосексуальности и формированию отношений между мужчинами-геями, живущими вместе. Их взаимодействие и распределение ролей внутри их союза часто неосознанно выстраивается согласно гетеронормативной модели, усвоенной и прививаемой всем с детства.

Олег Комаров представил мужское нижнее белье, испачканное красной краской. Окровавленные трусы – этот символ, казалось бы, вполне определенно маркирован в гендерном отношении. Комаров меняет восприятие этого символа: в его проекте, с одной стороны, можно усмотреть намек на агрессию и насилие, с другой – и в гораздо большей степени – аспект категориальной открытости и подвижности. Работа Комарова пластична с точки зрения восприятия и интерпретаций телесности, которая в подобном исполнении предстает неконформной и одновременно – стремящейся к развитию и переосмыслению себя.

Выставку, с одной стороны, легко подвергнуть критике в том отношении, что многие затронутые ей темы уже достаточно проработаны не одним поколением художников. Однако вызовы, на которые отвечают ее участницы и участники, лежат не только в области истории искусства, но и в измерении повседневного опыта и порождающих его практик, воспроизводящихся каждый день. Намного интереснее и продуктивнее здесь задуматься не о возможных прототипах представленных на выставке работ, уже созданных ранее российскими и западными авторами (на чисто формальном и поверхностном уровне их, очевидно, существует масса), но об архитектонике повседневности, сталкивающей художников все с теми же (хорошо знакомыми) проблемами и подталкивающей к тому, чтобы придавать этому опыту определенное визуальное и концептуальное выражение.