Открытия недели: 7 — 13 декабря

436        5       

В свежем выпуске рубрики «Открытия недели» (которая снова начинает выходить в режиме, соответствующем своему названию) выставки Татьяны Ахметгалиевой, Владимира Логутова, Ольги и Олега Татаринцевых, Евгении Ножкиной и Наташи Тимофеевой, старт проекта Кирилла Савченкова в АСИ, выставка Аси Маракулиной в резиденции на проспекте Непокоренных, сентиментальный проект Кати Муромцевой об Институте философии, книжная графика из Швеции в оформлении «Север-7» и анатомия образа врага в коллективном проекте в центре «Красный». 

Татьяна Ахметгалиева «Хрупкий остров». Москва, ЦВЗ «Манеж», 8 декабря–17 января

«А где же ниточки?», — риторически проносится в голове у зрителя, который успел запомнить Татьяну Ахметгалиеву по «Аллергии на пыль» в галерее Марины Гисич и «Стадии куколки» на «Винзаводе». Вместо вышивок на объектах и текстильных инсталляций на её «Хрупком острове» мы видим немного графики и пять видеоработ.

Рисунок пятилетней Тани — маленький остров с пальмой посреди океана — задает движение последующим образам, в которых угадываются воспоминания художницы о детстве и юности, прошедших на излете советской эпохи. Заснеженная равнина и поле подсолнухов, свободно разгуливающие козы и строгое здание СПбГУ, бабушки в цветочных ситцах и фарфоровая статуэтка девочки с ромашкой, голова ваньки-встаньки и кукуруза в супе. Под агрессивные и вязкие электро-ритмы, сочиненные психоаналитиком и философом Виктором Мазиным, эти образы смешиваются в кислотных видео, похожих на сновидения.

Сталкивая в своих работах искусственное и живое, личное и общественное, реальное и воображаемое, Ахметгалиева довольно прозрачно описывает хрупкое состояние внутреннего убежища как дрейфующего острова, который завис между прошлым и настоящим, и, кажется, вот-вот потонет.

Несмотря на современность этого состояния, с формальной точки зрения выставка вполне соответствует ностальгическим настроениям, которым в последнее время предается «Манеж». — Анна Комиссарова

Катя Муромцева «На своём месте», куратор Ольга Турчина. Москва, Школа Родченко, 9–17 декабря

Выставка-исследование молодой художницы, выпускницы мастерской Игоря Мухина Школы им. А. Родченко, посвящена истории Института философии РАН. Она сконцентрирована на двух, казалось бы, совершенно разных, но в сути довольно схожих эпизодах: репрессиях, коснувшихся сотрудников института в советский период, и скандале вокруг вынужденного переезда из здания на Волхонке, 14. Основой для выставки стали интервью с сотрудниками института.

Впечатляющим образом художнице удалось выяснить имена тех ученых, чье авторство работ после репрессий было удалено: в библиотеке института находились ряды книг, принадлежность которых не так просто было установить. Эта ситуация нашла отражение в простой метафоре: фотографиях книг, будто снятых при ночном освещении или напечатанных с поврежденных негативов — в общем так, что видна только часть обложки.

Отрывки из интервью рассыпаны по всей выставке: художница писала их на стенах, досках и других поверхностях бывшего здания, а затем фотографировала — эти фотографии заполнили бОльшую часть выставки; другие отрывки оказались написаны поверх отметок на каталожных карточках из институтской библиотеки — получились своего рода «послания в бутылке». Категории из этого же библиотечного каталога зачитываются в видео, в котором зрителю дается возможность попутешествовать по залам бывшего здания института в темноте, а интерьеры частично подсвечиваются фонариком. В центре зала — живописные портреты, выстроенные, как архитектурные макеты.

Обрывки речи, историй и интерьеров смешивают факты личных переживаний с теми, что имеют публичную ценность (например, замечания об удобстве лестничных перил для катания и рассказы о репрессиях). Такое перемешивание задает всему проекту тон чего-то очень человечного в значении сентиментального, и именно эта сентиментальность рискует оказаться орудием манипуляции. Имена, которые оказались насильственно забытыми, место, которое было покинуто не по своей воле, — вызывают однозначное ощущение безвозвратной несправедливой утраты, но без последующего размышления. Это переживание получается примерно таким, как переживание того факта, что время без нашего согласия утекает. Вероятно, именно в этой сентиментальности проект, содержащий интересные находки, рискует вот-вот провалиться в повествование о частной истории. — Ольга Данилкина

Кирилл Савченков «Horizon Community Workshop». Москва, АСИ, ЦТИ Фабрика, 10 декабря 2015-10 января 2016

Horizon Community Workshop, как и предыдущие события на этой площадке, визуально лаконичен, если даже не скуп: на открытии зрителей ждала презентаций от художника, невротически, как менеджер, листающего слайды под рассказ о сути воркшопа. Слайды одной частью отображались на фабричной стене, другой — на мощном баннере с логотипом художественного проекта. В глубине зала виднелся полукруг из расставленных стульев, замыкающийся кулером с водой и подсвеченный офисной галогеновой лампой, как нимбом.

Кирилл Савченков, выпускник Школы фотографии и мультимедиа им. А. Родченко, вышел из субкультуры скейтбординга и начинал с документальной фотографии. Как сам признавался в давнем интервью, скейтбординг для него во многом связан с психогеографией. Работа с ощущением и описанием пространства, своего рода «укорененность» в месте стала основной темой его последующих работ с фотографией вообще, инсталляцией, видео, а позже — перформансом. Аудиоинсталляция «Экскурсия», показанная в галерее Random в 2013 году, была по сути документацией такого перформанса: художник записал несколько своих экскурсий, которые проводил для всех желающих, по районам «Ясенево» и образцово-перспективному жилому комплексу «Чертаново». Уже тогда опыт общения с другим человеком, со зрителем, встал во главу угла, и нынешний проект в АСИ видится логичным продолжением этой линии.

Horizon Community Workshop это не произведение в привычном смысле слова, здесь нет и не будет объектов или даже текстов. С натяжкой можно его назвать перформансом, но и этого делать не хочется. Фактически работой станет общение между художником и зрителем, не опосредованное никакими объектами: воркшоп из 4-х семинаров, построенный в рамках заданных тем — Наблюдение, Ориентация, Решение и Действие. Жизнь представляется как некое поле боя, а искусство — нечто, что заключает в себе знание о различных практиках выживания (название программы АСИ, в рамки которой с бюрократической точностью помещен проект, звучит как раз «Выживание и воображение»). Количество участников строго ограничено, в общей сложности каждый семинар удастся посетить всего 24 желающим, предварительная запись на сайте обязательна. — Ольга Данилкина

«Образ врага», кураторы Павел Гладков и Марьяна Карышева. Москва, центр «Красный», 11–20 декабря

Враг в России, кажется, имеет не просто образ (расплывчатый и неуловимый), сколько архетип — наделенный не конкретными признаками, но определенным набором качеств, которые отражают, конечно, не столько объект враждебности, сколько сам субъект. Выставка «Образ врага» в «Красном» примерно об этом — об архетипичности «врага», его сконструированности, отдающей ассоциациями с Франкенштейном: враг переливается разными красками, говорит на разных языках, он богат, он религиозен, он имеет власть, он неуловим, он среди нас. Кураторы Марьяна Карышева и Павел Гладков основой своей выставки сделали рассказ Бориса Пильняка «При дверях», написанные в 1920 году, в котором реалии послереволюционной жизни остраняются, и дорога в светлое будущее отражается словно в кривом зеркале (гражданской войны). С этим рассказом рифмуются, в первую очередь, листовки Окон РОСТА, которыми заклеена целая стена Центра, где враг еще очерчен и имеет качества вполне конкретного, кажется, класса. Но нельзя уничтожить класс, не уничтожив людей.

Выставка начинается с «Города» Ангелины Меренковой, который задает тон, обозначая полярность человеческого взгляда: небо синее (вверху, над головой, далеко) и небо серое (здесь, перед глазами, рядом). Дальше: «Песец» Ирины Петраковой — кукольная голова с вырезанными лицом (у врага не может быть личности), на полу – такие же обезличенные маски-слепки Леты Добровольской, на стене — «Обнаженная» Николая Сапрыкина, фотография мужчины в колготках и с накладками на грудь, снова без лица. В центре работы Павла Гладкова: фотография прадедушки в окружении черной вуали, маленького гробика с конфетой, фигурки и бус, которые напоминают обстановку магического ритуала, косвенно подчеркивая ритуальность «борьбы с врагом» вообще. Другой взгляд — у Кристины Ли, «Объятия» которой представляют собой сшитые фрагменты обычных белых маек, усеянные логотипами крупнейших международных компаний. Инверсия взгляда — каждый из нас уже в объятиях врага, которого мы, возможно, еще не распознали, доверяем ему и даже работаем на него. Еще один — и, кажется, самый интересный — взгляд, — у тех, кто говорит не столько об объекте враждебности, исследуя его смежные с субъектом качества и категории, но именно о субъекте и субъективности — будь то враг или сам ненавистник. Рисунок Наташи Тарр — двойной автопортрет в профиль с высунутым языком. Работа Павла Соловьева — распахнутый киот с рассыпанной картошкой и псалмом на иврите. Или — работа Ильмиры Болотян, где центральный персонаж — будто выхваченная красным светом из глубины черного фона девушка, то ли падающая, то ли стоящая на коленях, возносящая руки так, будто просит прощения. Эта работа не создавалась для выставки, но придала ей — наряду с работой Павла Соловьева — объемность: героиня Болотян — это объект враждебности, увиденный не снаружи, глазами тех, кто ненавидит, но изнутри. Враг — это, в первую очередь, жертва. Эта проблема в современной России, пронизанной националистическими, шовинистскими, мизогинными и гомофобными настроениями и страхами, кажется, остается самой актуальной. — Елена Ищенко

Евгения Ножкина «Crazy quilt», куратор Яна Малиновская. Москва, кураторская мастерская «Треугольник», 11–20 декабря

Треугольное пространство мастерской заполнили работы в разных медиа. На одной из стен три вышивки, вписанные в форму квадратного холста, на телесного цвета блестящей ткани. На первый взгляд, это абстрактные штрихи, но история за ними фигуративна: это повторение складок кожи на левой ладони. Графика поначалу тоже кажется абстрактными конструкциями, но при бОльшем внимании опытный глаз может узнать в них выкройки. Объект в углу — натянутые на веревках, будто растянутые шкуры животных, одинаковые куски ткани, форма которых не говорит нам ничего. На противоположной от них стене — фотоколлажи, которые связаны с объектом на невысоком подиуме — одеялом, сшитом вручную из кусочков ткани с фотографиями из личного архива.

Молодая художница Евгения Ножкина, выпускница образовательной программы Воронежского центра современного искусства, в прошлом работала сценографом, в частности, создавала костюмы. Отправной точкой выставки, по словам куратора Яны Малиновской, стали холсты с вышивкой — абстрактное выражение предопределенности, ведь, согласна поверьям, линии на левой ладони — это некая карта жизни ее обладателя. Эту заданность отражают выкройки — аналогично некие модели будущего. Куски ткани, растянутые в углу, — фактически то, что в эту модель не вошло, что было исключено: художница собирала ткань для них по ателье из «обрезков», которые остались после работы. Здесь же они оказались в обратном положении: в углу комнаты, традиционном месте для иконы в доме. Центральный объект — одеяло с фотографиями — это результат работы с тем же исключенным, но из сознания, памяти художницы. По предложению куратора Ножкина несколько месяцев работала с психологом, задачей которого было поднять в памяти то, что было сознанием вытеснено, но никуда не исчезло, как куски ткани, не попавшие в костюм. Часть ее дневников, созданных в этот период, стопкой представлена в экспозиции. Вытесненные воспоминания, воплощенные в фотографиях из личного архива, попали на одеяло, символ сна — по мнению художницы, того самого состояния, в котором вытесненное к нам возвращается. Во время открытия художница также провела перформанс: она пыталась под этим одеялом уснуть.

По словам куратора, личная память и манипуляции с ней сейчас болезненно находят отражение в ситуации с памятью коллективной, исторической, которая оказывается точно так же уязвима всевозможным подменам. Несмотря на то, что выставка построена на сугубо личной истории художницы, она все же держит дистанцию, обозначая личное как не более чем модель. Так удается проскочить в тонкую лазейку коллективного. В результате получается тревожное, но не лишенное надежды высказывание о том, чем объединены личное и коллективное — проблемой почти полной неуловимости игры памяти в нашем сознании. Начиная с вопросов о том, насколько память вовсе связана с реальностью, заканчивая тем, возможно ли освободиться от ее диктата в субъективном опыте. Единственным, нарушающим стройность высказывания моментом оказывается избыточность типов использованных медиа, перенасыщение возможными вариантами сказать примерно одно и то же, что, впрочем, в ситуации мастерской кажется вполне естественным. — Ольга Данилкина

Владимир Логутов «Встречи». Москва, галерея «Риджина», 11 декабря–25 января

«Встречи» с прекрасным Владимира Логутова в «Риджине» изображают зрителей в музее. В центре — архетипическая фигура женщины-зрителя спиной к зрителю: очень похоже на логутовскую же работу «Конец индустриальной эпохи», только здесь девушка «зрит» не даль промышленного города, а повернутый к ней оборотной стороной холст на подрамнике. И если на холстах-маслах Логутов прорисовывает фигуры зрителей, то на акварелях небольшого формата ему это уже, видимо, не удается: здесь все люди впечатаны фотографически. Внутри работ кроме людей размещаются тексты, абстрактные полотна (геометрические, в духе Ротко, и/или пятнами, а-ля «взрыв на закате»), пейзаж. При всем разнообразии вложенных друг в друга пространств, соединении и остранении абстрактного изображения фигуративным и, наоборот, оптической иллюзии, почему-то не возникает драмы соприсутствия или одиночества. И если Логутов-куратор делает выставку «Не музей», то выставка Логутова-художника оказывается именно про оборотную сторону этой институции («НЕ КАРТИНА НА ВЫСТАВКЕ А ВЫСТАВКА НА КАРТИНЕ»), в которой даже зрители предстают «оборотнями», а пресловутая «встреча» оказывается где-то в промежутке между первым и вторым планом. — Анна Быкова

Ольга и Олег Татаринцевы «Вместо музыки». Москва, галерея pop/off/art, 11 декабря–26 января

Выставка Ольги и Олега Татаринцевых открылась в галерее Сергея Попова, которая переехала в пространство бывшей галереи Марата Гельмана (на месте галереи pop/off/art работает экспозиция, организованная «Фондом Тимченко», — фотографии православных монастырей разных стран француза Шарля Ксело). Экспозиция «Вместо музыки» становится иллюстрацией к редакционной статье из газеты «Правда» 1936 года об опере Дмитрия Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда», обвинявшей композитора в формализме, «грохоте, скрежете и визге» и вместе с тем в грубом натурализме. Именно эта статья становится контрапунктом для проекта Татаринцевых: сама она распечатана в укрупненном размере, далее следует хроника гонений на формализм в СССР, видео с всплывающими фамилиями погибших в сталинских репрессиях художников и скульпторов, здесь же папка с их биографиями. В центре — огромный кусок продырявленного плексигласа с черными решетками на желтом фоне, нарисованными с обратной стороны. Здесь же керамические пули на полу, между которыми не разрешают ходить, хотя казалось, их для этого и положили (при этом блестящих цилиндров-пуль здесь явно больше, чем дыр в расстрелянном произведении). В целом проект, несмотря на драматургическую историографическую подоснову, выглядит не апологией формализма и абстракции, а грамотным декоративным решением интерьера — ярким и броским. —Анна Быкова 

«Найдено в лабиринте», куратор Мария Котлячкова. Санкт-Петербург, Библиотека книжной графики, 12 декабря–30 января

Выставка шведского самиздата издательства Labyrint, которое основали художник Пия Сандстрём и куратор Джоанна Санделл, стала самостоятельным художественным проектом, который включил архив как шведского издательства, так и Библиотеки. Её организаторы собирают книги художника не столько как отдельные произведения, сколько как самостоятельный мир, созданный тем или иным автором.

Традиционно выставки книг похожи одна на другую: книги аккуратно раскладывают в витринах и на столах, часто их даже нельзя трогать. Выставка «Найдено в лабиринте» — редкий случай, когда сама подача материала это такой же художественный жест, как и сами книги. Куратор выставки Мария Котлячкова пригласила петербургский коллектив «Север-7» оформить выставку, а также трансформировала пространство с помощью мебели. Читальный зал библиотеки усыпан сухими листьями, из потолка торчат ветки, книги подпираются сучками, лежат на пеньках, больших и маленьких самодельных столах, которые сами по себе являются предметами искусства. Артистическая анархия, устроенная в библиотеке, невольно напоминает Зеленый кабинет Ленина — выставка по сути становится полноценной инсталляцией, где книги — лишь один из ее элементов. — Лизавета Матвеева

Ася Маракулина «Борюсь с желанием никуда не идти сегодня», куратор Наталья Карасева. Санкт-Петербург, студия «Непокоренные-17», 12–13 декабря 

Экспозиция одного из резидентов «Непокоренных» Аси Маракулиной разместилась в галерее, протянулась через длинный кишкообразный коридор и закончилась в мастерской художницы.

Первая после долгого перерыва выставка на Непокоренных стала также первым за все время существования студии site-specific проектом. Видео, графика, живопись, росписи на стеклах мимикрировали под уже существующую среду, обросшую рабочими материалами пространства. Если оказываешься на Непокоренных впервые, есть риск не заметить элементы выставки. Так, эфемерные росписи на окнах наслаиваются на городской ландшафт, растворяются в нем, стол с графикой под стеклом похож на дезинфицированный хирургический стол, где препарируется повседневность, а вокруг по стенам бегут облака — отснятые реальные и нарисованные мультипликационные. Живопись, реалистичная по содержанию, фиксирует подсмотренные художницей сценки неочевидной повседневности — вид сверху на городскую среду со всеми ее транспортными развязками и мельтешением людей. Белые холсты, бегущая тропинка по одному из них, а рядом — проковырянная дырка в кирпичной стене — единственная возможность хотя бы одним глазом подглядеть из мастерской внешний мир — главный источник сюжетов и образов для наблюдателя и собирателя повседневности Аси Маракулиной. — Лизавета Матвеева 

Наташа Тимофеева «Без названия 2», куратор Дима Филиппов. Москва, галерея «Электрозавод», 13 декабря

Посещение выставки начинается с прохода через узкий коридор из белых стен с мигающими лампами, протиснуться в который можно только боком. Когда это небольшое препятствие пройдено, зритель попадает в просторное помещение галереи, где поначалу не видит ровным счетом ничего примечательного: голые стены, окна, открытая подсобка мастерской, бар в привычном углу, диван посередине. Помогает свет — он подсказывает, куда надо смотреть, и своей точечностью намекает, что придется всматриваться. Так помимо «рабочих» помещений, которые на этот раз открыты глазу зрителя, на одной из стен под мощным софитом обнаруживается дыра, в одном из окон — кусок разбитого стекла, диван (заляпанный и без одной ножки) тоже подсвечен, а именно — та его часть, где обивка безбожно прожжена. За подобными «следами» стоят истории, которые произошли в этом пространстве за три с лишним года его существования, начиная с абсурдного «пожара», который чуть не сжег волосы одному из организаторов, заканчивая случаем во время монтажа сложнейшей инсталляции Вики Малковой и Полины Москвиной, когда троссы, вмонтированные в стены, вырывались «с мясом» под тяжестью гипсовых простыней.

Провода подсветки никак не скрыты, а разбросаны по полу, будто рабочий процесс монтажа и не заканчивался. Присмотревшись, можно обнаружить еще и мощные софиты, которые расположены за сеткой у основания стен, они направлены на потолок и создают там тень в форме этой сетки. Это прямая, хотя по-прежнему невероятно тонкая цитата — уже Наташей самой себя, предыдущей персональной выставки, на которой в пространство галереи были встроены колонны из строительной сетки, повторяющие несущие конструкции здания. Единственным привнесенным объектом оказывается лупа, закрепленная на небольшом расстоянии от одной из стен: с помощью нее на этой стене образуется перевернутое изображение в живом режиме всего того, что сейчас происходит в галерее. Рядом с этой «проекцией» красуется подпись с выходными данными выставки.

Так линия привязанности к пространству, которую художница взяла еще в предыдущем проекте на Электрозаводе, в этот раз оказалась проявлена еще мощнее: эта работа совершенно точно не может быть репродуцирована в другом пространстве, оторвана от него. Под пространством здесь уже понимается не физическая его организация или история здания, а его событийное и содержательное наполнение, которое уникально по своей природе. Хотя метод создания работы невероятно прост и воспроизводим, им она не исчерпывается. Уязвимость такого искусства в его хрупкости и полной опоре на контекст оказывается его же силой. Выставка проставляет все точки в вопросах, которые волнуют многих посетителей независимых пространств: о целях совместной работы, о ценности результата и индивидуальных перспективах. Этой работой художница невероятно смело отбрасывает оппозицию между материальным и эфемерным, между индивидуальной и коллективной работой, в конце концов — между повседневностью и искусством. Получается очень точное и тонкое высказывание о том, что искусство это нечто, созданное фактически из ничто. — Ольга Данилкина

«Дом голосов: На полях языка. Часть 2. Архив и свидетельство». Санкт-Петербург,
Лендок, «Аудитория», 13–24 декабря

Это вторая выставка по итогам ряда экспедиций в места проживания носителей умирающих языков — водского, нивхского, уйльтинского, ижорского — предпринятых командой журнала «Сеанс» в конце 2014 — начале 2015 года. Первая — маленькая, но многообещающая — прошла весной этого года в Музее Москвы и в равных пропорциях состояла из документального материала, представленного as is, и результатов его творческого осмысления. Уже тогда было ясно, что тема малых народов и исчезающих языков этически непроста и уязвима, а потому требует внимательной и тактичной кураторской стратегии, которая при переходе «в широкое культурное пространство» удержала бы выставку от колониалистского взгляда и строго блюла бы исследовательскую этику в обращении с хрупким материалом, не допуская спекуляций. Тогда, весной в Москве, все вроде бы обошлось без промашек.

Но к концу года проект в полном объеме переехал в Петербург, где к нему присоединилось еще восемь участников из поэтической, медиапоэтической и околокиношной сред. Количество «кураторов» номинально увеличилось до трех — Галина Рымбу, Константин Шавловский и Полина Заславская распределили между собой продюсерско-менеджерские функции — но фактически выставка превратилась в коллективный DIY–проект с распыленной ответственностью. В результате тесное темное пространство «Аудитории» Лендока оказалось буквально набито работами, собранными вместе скорее случайностью, чем кураторской мыслью, смонтированными наспех и часто неряшливо, с разнородными и часто перегруженными авторскими экспликациями. Получилось неровно:

от попыток Андрея Черкасова и Кирилла Широкова предельно аккуратно препарировать пространство документального материала, выявляя слой за слоем в картинке и звуке, трансформируя их контуры, будто воспроизводя работу времени и забвения,
от честного и потому ценного признания Маши Годованной в неспособности проникнуть в материал, будучи наблюдателем второго порядка: «Я могу только описать пейзаж»;
до прямолинейности, с которой Галина Рымбу и Ада Черешня используют фотографии уйльта и нивхов как отправную точку для политического высказывания,
до метафорического формализма Евгении Сусловой и Павла Арсеньева,
до механистической формальности Анны Толкачевой, подверстывающей один и тот же прием под разные контексты («Урок ижорского» практически дублирует ее работу на выставке «Интертекст» в Эрарте).

Разговор о выставке осложняется тем, что о каждой работе, выполненной в материале (не проекция и не звук), приходится говорить дважды — как она могла бы быть сделана и в каком виде она действительно была осуществлена — что вызывает шизофреническую раздвоенность впечатления и неловкость оттого, что ни авторы, ни кураторы совершенно этого не смущаются. Можно говорить о потенциале задумки, закрывая глаза на макетный, черновой, если не сказать неряшливый характер воплощения, но такой регистр разговора уместен только для самодеятельности или детского кружка — и его хотелось бы, по возможности, избежать. Пренебрежение вниманием к «сделанности» объекта превращает произведение в бледную тень самого себя, лишая его присутствия, а идеи — подсветки этим присутствием. Удивительно, что об этом вообще приходится говорить сегодня. — Анастасия Каркачева

15 декабря в 20:00 на Новой сцене Александринского театра в рамках выставки пройдет коллоквиум «Исчезающие языки» с участием Павла Арсеньева, Патрика Серио и Владимира Фещенко

Фотографии: Ксения Крутова (ЦВЗ «Манеж»), Ольга Данилкина, Елена Ищенко, Анна Быкова, Лизавета Матвеева, Daria Vorujubivaeva