13–19 февраля

927        0       

927    0   

Текст: Ольга ДанилкинаФото: Ольга Данилкина, Юлия Застава

Застава, родом из Петербурга, а сейчас работающая в Вене, начинала с живописи и графики, затем добавила к ним видео и объекты и позже перешла к выстраиванию из них среды. В Москве такой попыткой среды была выставка «Мерцающий» (2014), и она оказалась далеко не самой удачной. «Если тигр жидкий» в сравнении с предыдущей лишён случайности и избыточности, гораздо более точен и выверен.

На выставке испытываешь популярный нынче эффект попадания внутрь видеоигры — здесь странно, всё не просто так и не то, чем кажется. В центре зала два пуфа имитируют бревно и лесной ландшафт. У бревна при этом нарисованы два овальных контура, которые без труда прочитываются как «глазки» мультяшных существ — вот-вот и заговорит с тобой, или, как минимум, на него угораздит присесть. Холсты уверенно висят как холсты, но при ближайшем рассмотрении оказываются объектами, втянутыми в отношения с окружающим пространством. В одни упасть, как в иллюзию, не даёт тот же мелькающий глазок, на другие изящно наползает блестящая наклейка, на третьем за отверстиями в форме мультяшных мордашек проглядывает цветная стена. И вроде бы стена, вернее, блок цвета на ней, тоже перестаёт быть фоном, а становится самостоятельным, что-то да значащим объектом. Здесь сказочно, и не только потому, что художница использует сказочных персонажей в живописи и коллажах, а потому что сказка использована как приём — среда оживает и подмигивает со всех сторон, всё оказывается живым.

Застава очень ловко использует мягкие смещения и несущественные повторения: вот глазок то здесь, то там, вот из одной и той же фактуры создано покрытие ступенек и вырезана надпись над ними, вот эти же ступеньки изображены на холсте где-то в лесу, вот блестящая наклейка обрамляет одну из сторон холста, а на другой уже заползает змейкой. Объекты — то, что явлено, — становятся опорой для достраивания в воображении пространства и времени. Они буквально запускают механизм фантазии, для которой, как в видеоигре, нет разницы между плоским и объемным, верхом и низом, а гравитация может не работать, если таковое допустить — примерно так же, как допустить, что «тигр жидкий».

927    0   

Текст: Олеся Шпилева, Софья УспенскаяФото:Роман Демьяненко

Валерий Исаянц — городская легенда, персонаж собственной истории: поэт и художник, который с 90-х годов живёт на улице и создает рисунки фломастером и шариковыми ручками на обрезках картона. 35 работ сопровождаются подробными комментариями автора — и это скорее поэтический текст, чем музейные экспликации, вроде предисловия к самой печальной работе, давшей название всей выставке:

Созерцание. (Орфей приплывает в ад).
Написано в п. Рыбачьем под Воронежем, как в скобочках и помечено, когда мне пришлось туда приехать и там жить.
Захламленный берег, и судьба меня к этому берегу толкает.
Вот и приплыл в ад

Рисунков этих, в силу образа жизни автора, не так много: два небольших зала с неплотной развеской заняли работы примерно с конца 90-х годов. На них причудливо сочетаются черты реального и фантасмагоричного, яркие психоделические образы, напоминающие одновременно Гогена, Пикассо и Хлебникова и в то же время ни на что не похожие, со своим узнаваемым языком, и язык художественный здесь неотделим от поэтического.

Сначала может показаться, что это наивное искусство — грубо выведенные чёрным контуром одномерные персонажи. Но этот мир вмещает всю историю искусства: от классического до массового, от древнегреческих мифов до Арнольда Шварценеггера, он нагружен энциклопедическими образами и в то же время бесконечно прост («Птицы, не птицы — лучше никак это не называть! Красиво же сделано»). Фантастические дирижабли очищают загрязнённую атмосферу, архангелы танцуют в небесах, а ракеты взмывают в космос, оставляя за собой видимое «количество энергии». Исаянц, как ребёнок, восторженно смотрит на торжество технического прогресса, на мир больших людей, и производит впечатление абсолютно счастливого человека, главной ценностью которого является сама жизнь и радость от каждого дня.

927    0   

Текст: Анастасия Альбокринова фото: константин зацепин

Среди всех неблагодарных дел есть одно самое неблагодарное – это пытаться писать высоколобым языком об искусстве Александра Верёвкина. Но необходимость текста есть, потому что есть недавно открывшаяся персональная выставка, по утверждению автора — самая крупная среди всех прошедших.

Экспозиция раскинулась на модульных стенах в дальней части музея Алабина, за шатрами 3D-аттракционов. Стена по левую руку — серая, по правую — из стружечной плиты. Добрая половина посетителей забредает на выставку в поисках туалета. Казалось бы, любого автора подобный «букет» может как минимум смутить, но Александра это сподвигло к игривой развеске на приставных стенах и игривым диалогам со случайными посетителями, например таким:

Женщина (в поисках туалета): А это у вас сюрреализм?
Верёвкин: Да.
Ж: Или абстракционизм?
В: Абстрактный сюрреализм.
Ж: Или модернизм?
В: Сюрреалистический абстрактный модернизм.

… Никакой стиль, никакая волна.

В состав экспозиции «Точка становится пятном» вошли работы из всех сфер деятельности Александра: графика, живопись, фотография и коллажи, сделанные в собственной студии и в резиденциях. Выставка стала фактически местом встречи всех работ: раскинувшись в пространстве, они образовали собственные группы «по принципу сходств и различий». Так, обрамлённые и застеклённые работы уравновешены несколькими прячущимися за картинами целлофановыми пакетами. Есть полароиды в файлах, холсты, листы, обёртки. Особый шарм экспозиции придаёт развеска, а углы, как гаражи, оказываются местом притяжения работ-хулиганов.

На самом деле, вопросы о стилистической принадлежности работ Верёвкина может завести в тупик. Да, похоже на абстракцию. Но в каркасах линий прочитываются фигуры: вот фортепиано, вот птичья клетка, вот пружинная кровать. Точнее, в каких-то прочитываются, в каких-то — нет. На некоторых листах — только пятна и линии, только линии, только пятна. На других подключаются буквы, каракули, ошмётки схем и инструкций. Всё до ужаса необъяснимо, неописуемо, некатегоризируемо.

И при этом — всё проникнуто чистейшей радостью. Именно из-за того, что рисуемое не желает подстраиваться под какие-либо системы смыслов; из-за того, что реальность по сравнению с её выборочным, скупым, перевранным изображением внезапно оказывается бедна и скучна; из-за того, что из красок в тюбиках можно намешать почти любой цвет, но не нужно: ведь чистые цвета так хороши, а прямые линии абсолютно нехаризматичны.

927    0   

Текст и фото Марина Русских

Расположенная в Петергофе резиденция искусств и технологий «КвартаРиата» представила проект своих первых резидентов, Никиты Селезнёва и Екатерины Соколовской. «КвартаРиата» — не так часто встречающаяся в России попытка соединить искусство с бизнес-проектом, в частности, с гостиничным бизнесом. В Петербурге пример такого рода — это Yarky Hostel. C его красивым слоганом «Жить с искусством — это всё, чего мы просим» он ярко просуществовал около года и заявил о прекращении деятельности в марте 2016 года. Можно сказать, что «КвартаРиата» перехватила его эстафету, заявив о себе летом прошлого года. Резиденция позиционирует себя как центр аудиовизуальных искусств и технологий, объединяющий загородную арт-резиденцию и площадку для проведения культурных мероприятий (мультимедиа, кино, фотография, перформанс, хореография, дизайн, архитектура и урбанистика).

Как говорит основатель «КвартаРиаты» Евгений Потапенко, это бизнес-проект, созданный, чтобы поддерживать художественные инициативы: не обивать в поисках финансирования пороги госинституций и коммерческих структур, а попытаться существовать по принципу самоокупаемости. Самоокупаемость должна происходить за счёт работы дизайн-отеля на базе резиденции и проводимых в ней мероприятий.

По замыслу организаторов пространство должно постепенно заполняться работами художников-резидентов. Первыми стали Никита Селезнёв и Екатерина Соколовская. Проект Екатерины Соколовской называется «Искусство, технологии и любовь», что явно отсылает к заявляемому резиденцией фокусу на новые технологии. Три объекта, выполненные из бетона и стекла, и распложенные на разных уровнях пространства — в пролётах лестницы и в подвале — представляют собой три этих слова, зашифрованных с помощью азбуки Морзе. Тяжёлые, подчёркнуто материальные объекты, чьи цветные стеклянные трубки вызывают в памяти неоновые надписи Кошута, играют с идеями основоположника концептуализма, возвращая слову его весомость, но не проясняя смысл. В двух номерах резиденции из стен появляются еще два объекта: бетонные трубы, притворяющиеся кусками арматуры, из которых торчат пучки все тех же стеклянных трубок. Пространство как бы прошито зашифрованными посланиями искусства.

«Мой маленький протест» Никиты Селезнёва — это серия небольших позолоченных фигурок, расположенных в самых неожиданных местах и представляющих три знаменитых образа русского акционизма: «Э. Т. И. — ТЕКСТ» (надпись «ХУЙ» на красной площади) 1991 года, человека-собаку Олега Кулика и «Фиксацию» Петра Павленского. Фетишизация чужого героизма — этот иронический жест художника, помещённый в интерьер модного креативного пространства, который в очередной раз демонстрирует способность капитализма поглощать любое искусство, превращая его в товар. Окончательная коммодификация произошла: то, что было когда-то героической провокацией, стало изящной золочёной скульптуркой, осуществляя тем самым провокацию уже в другом поле — подрывая авторитеты, сложившиеся в системе актуального искусства.

«Быть художником сегодня», — писал Кошут, — «означает задавать вопросы о природе искусства». Вопросы о границах искусства сегодня — это ещё и вопросы о зыбких границах искусства и коммерции. Могут ли они сосуществовать в одном пространстве? Создаст ли новая резиденция пространство новой свободы для художников или подчинит их работу капиталистической логике? Эти вопросы задаёшь себе, рассматривая первые художественные объекты в «КвартаРиате».