Вокруг Мюнстера

1 279        1       

Пьер Юиг. After ALife Ahead // Фото: Елена Ищенко

.

Фото: Henning Rogge, Skulptur Projecte Munster

Skulptur Projekte рождает определённый набор ожиданий, связанный с развитием и расширением понятия скульптуры, её взаимодействием с общественным пространством и историей места. Интересно наблюдать, как этот проект, отличающийся от большинства крупных форумов с чётко сформулированной программой, реагирует на изменения в практиках и реалиях современного искусства.

Показательным в этом контексте можно назвать проект японского художника Коки Танака «Как жить вместе», запрятанный в полуподвальном помещении, которое непросто отыскать среди узких запутанных улиц исторического центра Мюнстера. Выбор места не случаен: на месте этого здания в разное время располагались бункер времен холодной войны, казарма и монастырь — места сосуществования разных людей и вынужденной коммуникации.

Попадая в полуобжитое помещение, зритель видит несколько комнат с видео, иногда напоминающими современную вариацию классических французских фильмов 60-х с долгими диалогами на сложные темы простыми словами. Съёмки проходили тут же: восемь жителей Мюнстера разных поколений, социальных и этнических групп, а также вся съемочная группа и сам художник поселились здесь на девять дней. Так что представленное видео по сути является лишь документацией самого проекта.

Феномен временных сообществ и потенциал коллективного опыта — одна из центральных тем Танаки. Художник заходит на достаточно опасную территорию: community based art во многом так и осталось маргинализированным, не признанным ни на территории активизма, ни на территории искусства, а тема «как жить вместе» в последние несколько лет стала общим местом в искусстве, антипродуктивным по своей сути.

Однако проект Танаки в Мюнстере, как и его работа «О прогулке в неизвестное» (Of Walking in Unknown) в основном проекте Венецианской биеннале, гораздо более убедительны, чем схожие художественные практики. Проекты Танаки и концептуально, и эстетически используют универсальный язык современного искусства, сочетая его с архетипическими элементами японской культуры. Прежде всего, это отказ от линейности. «Как жить вместе» напоминает социальный тренинг, который работает и для участников самого проекта, и для их окружения, и для зрителей. История места рассматривается и по вертикали, и по горизонтали, как одна из многих историй разбросанных по всему миру бункеров — обломков не существующей больше, но постоянно напоминающей о себе системы противостояния. Участники проекта сами встают за камеру, запечатлевая друг друга и преодолевая таким образом насилие объектива. В рамках проекта анализируются самые разные аспекты коммуникации — от самой простой вербальной (во время дискуссии участникам предлагается начинать свою реплику не с отрицания, а словами «Да, и…») до дыхания как предвестника слова и одного из способов понимания другого.

Временное сообщество Танаки оказывается гораздо более устойчивым и цельным, чем привычные, распадающиеся на наших глазах классовые, этнические и религиозные.

Арам Бартхолл. 3 V. 2017 // Фото: Henning Rogge, Skulptur Projekte Munster

Арам Бартхолл. 5 V. 2017 // Фото: Henning Rogge, Skulptur Projekte Munster

Арам Бартхолл. 12 V. 2017 // Фото: Henning Rogge, Skulptur Projekte Munster

Приложение SP17-Navi в фоновом режиме использует информацию о передвижении пользователя — поиск работ иногда напоминает геймплей почившей Pokémon Go. Работа Джереми Деллера, как выясняется позже, отмечена в приложении не на той стороне дороги. Приходится долго ходить вокруг длинного дома, высматривая маленький домик с фотографии к проекту, махнуть рукой и пойти дальше. Телефон постепенно разряжается. Рядом на небольшой темной лужайке возле театра вокруг костра сидят люди, у них в руках — большие деревянные палки с тарелками на конце.

Это одна из работ Арама Бартхолла, 5 V. На палках закреплены термогенераторы, при нагревании вырабатывающие электричество и имеющие на другом конце выходы для подзарядки мобильных. На то, чтобы начало вырабатываться достаточное количество энергии, уходит заметное количество времени, о чем предупреждает волонтер возле инсталляции — в любом случае, зарядить телефон оказывается очень кстати.

Две другие работы Бартхолла также завязаны на термоэлектрике — в подземном переходе к Шлоссплатц Бартхолл установил три люстры с LED лампами, которые работают от небольших свечек (3 V). На телекоммуникационной башне расположен роутер без выхода во внешний интернет (12 V), питающийся от небольшого гриля и хранящий в себе файлы, которые рассказывают, как выжить без интернета. 12 V напоминает известную работу художника, распространившуюся по всему миру и получившую развитую инфрастуктуру, Dead Drops (2010), — usb-накопители, вмонтированные в стены в публичных пространствах по всему миру и образующие анонимную сеть обмена файлами.

Бартхолл предлагает стратегии выживания в мире, куда нас изгоняют из недавно процветавшего цифрового рая. Ощущение цифрового даже не средневековья, но доисторического в работах Бартхолла в Мюнстере естественно работает на чувстве паранойи, связанной с тотальной слежкой и omnivision, абсолютной монополизированностью интернета — и отвечает на это чувство интернетом, вышедшим из себя, освобожденным от ограничений централизованной сети и строящим радикально свободную и распределенную структуру.
«Интернет не умер. Он оживший мертвец, и он везде», — пишет Хито Штейерль.

Сквозь архетипичные страхи перед всевидящим и мертвым просвечивает невольная насмешка над вытесненными функциями тела и сознания — в почти постапокалиптическом мире, созданном Бартхоллом, где даже централизованные системы подачи электричества стали небезопасны, мы оказываемся заложниками культа карго и техногенных обсессий, компульсивных мыслей о наших гаджетах. Сюжет, складывающийся из трёх работ, поистине параноидальный: нужно срочно зарядить телефон (заодно согреться самому), получить информацию в оффлайн-роутере (кажется, еще безопаснее, чем Dead Drops: беспроводная система не привязывает вас к слишком определенной локации), и спрятаться в подземелье, ютясь возле небольших источников света — везде поможет огонь, древнейший инструмент коммуникации, объединения, проведения ритуалов и выживания.

Фото: Henning Rogge

Фото: Елена Ищенко

Кажется, сложно найти в легальном сегменте интернета место более дикое и будоражащее воображение, чем гигантский китайский рынок всего на свете AliExpress. Тем временем для многих китайцев это изобилие бессмысленных и ярких товаров — каждодневная рутина. Азиатское перепроизводство по множеству каналов внедряется в тихие городки Европы вроде Мюнстера. Мика Роттенберг выбрала для своей работы на Skulptur Projekte помещение бывшего азиатского магазина в жилом квартале города. На вновь заполнившихся товарами полках — мишура, коробочки со знаменитым японским человеком-желтком, керамические кони, изображение Богородицы, плавательные круги в виде сочных ананасов. Эта капиталистическая утопия служит увертюрой к видео, которое показывают в подсобке магазина, важнейшем месте коммерческого пространства, где в труде, разговорах и истериках раскрывается реальное отношение рабочего к своему труду. В нём продавщицы китайских магазинов с бессмысленными и яркими товарами спят за прилавками, а камера через зрачки проникает в их сны, которые, кажется, так же материальны, как и сами китаянки.

Если раньше Роттенберг интересовалась в первую очередь вопросами производства, снимая абсурдные видео о том, как работницы предприятий выдавливают из своих волос сыр, тесто обретает форму за счет испарений слез огромной женщины, а косметическое средство получается из грудных выделений мексиканок, которых через межпространственный портал массируют китаянки, то в мюнстерской работе она переключилась на тему обмена, соответствующей контексту постиндустриальной Европы, которая потребляет созданные на «Глобальном Юге» блага. Но и здесь она не отходит от темы тотальной связи между всеми людьми мира, которую формирует глобальный рынок. Планетарная система обмена — это всем известная истина (пусть и неосязаемая) и самое тревожащее переживание для спящих продавщиц на китайском рынке безделушек. Рынок маскируется под яркий и от этого чудовищный сон, в котором слои реальности настолько переплелись, что невозможно понять, кто же заснул первым и кому первыми привиделись образы абсурдной купли-продажи. Рынок — это и реальное, и воображаемое, прочно засевшее в базисе мирового сознания, которое не способно помыслить само себя вне его. Чтобы не сойти с ума, остается только весело присоединиться к системе, которая обещает исполнение всех желаний. Точнее, согласиться с тем, что ее желания — и ваши тоже, и увидеть прекрасный сон.

Барбара Вагнер и Бенджамин де Бурка. Bye Bye Deutschland! Eine Lebensmelodie // Фото: Henning Rogge, Skulptur Projekte Munster

Художники Барбара Вагнер и Бенджамин де Бурка работают с фотографией и видео, обращаясь к темам и образам популярной культуры. Работа «Прощай, Германия! Мелодия жизни», созданная для Skulptur Projekte маскируется то ли под поп-клип, то ли под мюзикл — впечатляющий продакшн, мастерски созданная атмосфера и, конечно же, музыка, которая является для художников самостоятельным (если не главным) героем. Чтобы увидеть этот двадцатиминутный фильм, нужно отыскать непримечательный бар Elephant Lounge в самом сердце старого Мюнстера. В тёмном, освещенном только блуждающими бликами разноцветных софитов пространстве «Прощай, Германия! Мелодия жизни» производит поистине мистическое впечатление. Создается ощущение, что находишься прямо внутри видео — многие эпизоды сняты в схожем с Elephant Lounge пространстве. Зрителю необходимо найти уголок для просмотра: за круглым столиком или прямо на зеркальных ступеньках бара. Не сразу понимаешь, где ты оказался и как себя вести. К слову, выпить в этом баре всё же можно, о чем гласит объявление возле барной стойки.

Этот культовый в 70-х бар, где проходили популярные дискотеки, стал для художников отправной точкой исследования немецкого стиля популярной музыки — шлягера. Бум так называемых шлягеров, лирических композиций о неразделённой любви, романтических мечтах, надеждах и расставаниях, пришёлся на 50-е годы ХХ века. Возродился этот жанр в 90-е и остаётся популярным до сих пор. Исследование этого локального музыкального феномена стало основой для «Прощай, Германия! Мелодия жизни». Представляя собой рассказ о двух влюблённых, она начинается как серия клипов-обращений друг к другу и заканчивается ток-шоу, с которого герои уходят рука об руку. Сентиментальные песни и слащавые кадры складываются в ироничную историю о том, какого рода художественный продукт мы на самом деле любим и желаем видеть, даже если нам стыдно признаться себе в этом. Для зрителя, привыкшего иметь дело с «высокой культурой», работа Вагнер и де Бурки срабатывает как вызов. Художники подлавливают нас, подсовывая эту приторную «попсовую» конфету — настолько же сладкую, сколь и невыносимую.

Вагнер и де Бурка известны как исследователи музыкальных ландшафтов и героев ночной жизни: их предыдущее видео You are seeing things рассказывало о новой волне популярной бразильской музыки — Brega scene (музыкальная сцена Брега). Художников интересует, как конструируется новый социо-экономический контекст, и как складываются отношения работников этой индустрии: из чего состоит их труд и какие вопросы перед ними ставит эта новая модель производства.

«Прощай, Германия! Мелодия жизни» — это продолжение темы в новом локальном контексте. Пересечения, которые Вагнер и Де Бурка смогли отыскать в двух, казалось, таких непохожих музыкальных сценах, немецкой и бразильской, очевидны. Способ изучения и репрезентации этих явлений схож: художники перекраивают, деконструируют язык музыкального видео, примеряя на себя роли героев музыкальной индустрии.

Пьер Юиг. After ALife Ahead // Фото: Ola Rindal, Skulptur Projekte Munster

Пьер Юиг. After ALife Ahead // Фото: Елена Ищенко

Неаккуратный геологический раскоп бывшего крытого катка наполнен жужжащими насекомыми — а также дохлыми, плавающими в лужах грунтовых вод вместе с водорослями; в центре пространства — аквариум с «умным» стеклом (switchable glass), в нём — генномодифицированные флуоресцентные рыбки GloFish и ядовитая улитка Conus textile, чья напоминающая глитч-арт раковина определила партитуру шумового оформления пространства. Подверглись метаморфозам декоративные рельефы на перекрытиях катка: два из них стали люками, впускающими из окружающей среды воздух, свет, возможно, дождь; а остальные — если посмотреть на них с помощью мобильного приложения «дополненной реальности» — перемещаются в соответствии с поведением человеческих раковых клеток бессмертной линии HeLa, живущих в зловещем черном инкубаторе. Перепуганных публикой на открытии павлинов-мутантов из инсталляции убрали.

Юиг создает искусственную (от слова «искусство») экосистему живых существ и последних технологических достижений. Но его логика отличается и от научной, и от коммерческой, и от «естественной», которую человек наивно приписывает эволюции. Это не случайность и не абсурд. Юиг берет на себя роль творца. И сегодня, кроме него, мало кто играет эту роль достойно. У Юига получается такое искусство, о котором неудачно пытается говорить Кристин Масель в основном проекте Венецианской биеннале, — поднявшееся выше социальных и политических вопросов, вышедшее за пределы человеческой жизни (и after life, и ahead), но оставшееся в реальности и не опошлённое духовностью. Если не задумываться о том, сколько это стоит.

Здание банка LBS — это нагромождение своего рода лент: белые поверхности, разрезанные темными полосами окон. Оно построено по модульному принципу из одинаковых элементов. Повторяющиеся формы образуют рациональную пирамидальную структуру. Работы Хито Штайерль занимают её фойе. Они тоже построены по принципу комбинации ограниченного числа элементов: металлические рейки, поверхности с экранами и лайтбоксы в форме пяти английских слов: hell, yeah, we, fuck и die, самые частые в употреблении слова в современной англоязычной музыке по версии BILLBOARD. Шрифт похож на тот, что использовали в кэпшенах для мемов еще пару лет назад.

Пять самых важных слов комбинируются в разных сочетаниях. Материализованные в пространстве, они вынуждают зрителя ориентироваться среди них. Так же, как он вынужден ориентироваться в современном поп-дискурсе, который, используя ограниченный набор базовых элементов (принцип сэмплинга), способен порождать якобы неограниченное число выражений. На экранах — тестовые модели устойчивости антропоморфных 3D-конструкций. Пройдя несколько шагов, они неизменно падают. Редуцированные до набора из нескольких блоков, они кажутся до ужаса нелепыми — и потому становятся идеальными объектами эмпатии и идентификации зрителя с собой.

Расположенные вокруг работы Штайерль произведения из коллекции корпорации, в основном представленные поздним модернизмом, часто — оп-артом, намекают на доведение гринбергианской модернистской программы в искусстве до абсурда. Метод раскрытия сущности медиума через редукцию до основных элементов, а впоследствии — через очевидный обман зрения, переносится на визуальную и дискурсивную реальность повседневности, входит в язык и general intellect. Штайерль эстетизирует цивилизационные провалы семиокапиталистического общества, а заодно и делает их смешными. Но как известно, мы смеемся, когда нам страшнее всего.