28 мая – 3 июня

816        0       

816    0   

Текст: 
Анна Литовских  Фото: Антон Силенин, Дина Жук, Николай Спесивцев

«Квартира эскапистов», расположившаяся в ЦТИ Фабрика, выросла из запроса другой институции к кураторкам Маше Сарычевой и Анне Ремешовой сделать выставку чешского (чехословацкого?) искусства. Видимо, тут же и начался процесс ускользания от первоначальной задачи. Но побег был ухвачен и превращен в предмет рефлексии и выставку, а точнее, тренинговую программу. 

В тексте к проекту одна из кураторок говорит о своем изначально негативном отношении к эскапизму. И вправду, увиливание, перекладывание обязанностей, побег от реальности – все это часто расценивается как нечто раздражающее и маргинальное, как проявление инфантильности. Но, как и замечают кураторки, в последнее время стало принято говорить о «неудобных» состояниях: депрессии, акедии, не стигматизируя их (и себя внутри них), рассматривая такие состояния как наиболее ресурсные. Побегом для эскаписта может быть что угодно; это довольно гибкая и легкодоступная практика, естественная и отработанная реакция на неблагоприятные условия. Кураторки говорят о работниках и работницах художественного труда как о лучших эскапистах.

Группировка eeefff во время работы выставки собирает давно разобранный и залежавшийся мотоцикл (и приглашают всех желающих помогать). Получается такая пограничная практика: названный «художественной работой», это скорее удобный способ приспособить проект для себя. Сделать то, до чего руки давно не доходили, поместив это в поле современного искусства и создав для этого расписание и дедлайн. Это, кажется, чудесное применение полю современного искусства и одновременно побег в побеге. 

Но что если отлынивать приходится уже от самого побега? На ум приходят работники институций, погруженные в бумажную работу вокруг своих проектов, или все, кто пишет многочисленные заявки на гранты и резиденции. На одном из постеров Работай Больше! Отдыхай Больше! ставит вопрос о честности перед собой («С чем из написанного вы на самом деле можете себя соотнести?»). Кажется, чемпионами среди эскапистов являются как раз те, кто встроен в систему, от которой намерен ускользнуть. Идеи из проекта Found Project Насти Кизиловой, по словам Маши Сарычевой, используют и для того, чтобы подать заявки на резиденции – чудесный инструмент освобождения. 

Насколько наш отдых принадлежит нам? Много спать – стыдно, надо работать, поэтому мы спим меньше и хуже. Sleepers’ Manifesto («Манифест спящих», Барбора Клейнхамплова и Тереза Стейскалова) говорит об отчуждении, даже краже нашего сна современными неолиберальными институтами и образом жизни, который они создают, а сон провозглашают важной формой протеста. На изучение современных условий и традиций досуга направлена деятельность объединения «Потерянный отдых». Его участники, с футболками и флажками, напоминающие волонтеров политических штабов, отправляются в популярные рекреационные места и исследуют отношение населения к отдыху. Также объединение генерирует лозунги, переиначивая советские призывы к увеличению производительности и трудоспособности населения, например: «Сделать наивысших отдых нормой каждого дня!». 

Со времен эскапистских акций 1970-х–80-х прошло время, изменились политические и экономические режимы. Побег остался жизненно важной практикой, но мутировал вместе с теми, кто его практикует. Художники и кураторы создают псевдо-институции, аппроприируют словарь и форматы неолиберального мира (тренинг, центр, офис, отдел, группа взаимопомощи, …), но говорят о темах, которые этот мир старается вытеснить: потерянный сон и отдых, депрессия и тревога, лень и прокрастинация, усталость и отчужденность. Опять же, это отличное применение полю современного искусства: создать терапевтическое пространство в котором мы можем найти друг друга и честно поговорить, (а это уже протест).

Русский павильон на XVI Международной архитектурной биеннале в Венеции

816    0   

Текст: 
Анна Быкова  Фото: пресс-служба 

Жест и дизайн — вот, наверное, два основных девиза 16-й Архитектурной биеннале в Венеции с заявленной генеральной темой FREESPACE — cвободное пространство. И если четыре года назад Рэм Колхас занимался рассказыванием историй и препарированием архитектуры, то у архитекторов-кураторов из Ирландии Ивон Фаррелл и Шилли МакНамары, вышел смотр коллабораций «архитектор+производитель/застройщик», с сочиненными домами-инсталляциями или даже целыми часовнями (павильон Ватикана) редкого разнообразия и качества (с лестницами, зеркалами, плетеными стенами, обоями, принтами…). Золотого льва получил банальнейший павильон Швейцарии, играющий с масштабом окон и дверей; а запоминались больше всего англичане буквально пустым павильоном «Остров», пространство которого становилось местом дискуссий, а зрителей пускали вверх по лестнице из строительных лесов прямо на крышу на смотровую платформу-плот.

Русские же сделали свою «Станцию Россия» очередным «годовым отчетом» для спонсора (РЖД), смотром достижений народного хозяйства, хвастливым и сложносочиненным музеем-павильоном, где вместо проблемы и вопроса вдруг оказывается история и перспектива, сдобренные современным искусством молодых художников. В верхних залах павильона построившего московский Казанский вокзал Щусева, демонстрировалось сразу прошлое, настоящее и будущее. Сначала показывали слайдфильм об истории строительства железных дорог и вокзалов; потом среди цифровых копийных отпечатков вокзальных же видов, смонтированных на рельсах-конструкциях, поставили макет «Студии 44» сочинского вокзала бионических форм, усадив здесь же для наглядности чучело хищной птицы. Напротив – инсталляция президента Союза архитекторов РФ Николая Шумакова с распечатанными проектами вокзалов новой скоростной железной дороги с его же очень неплохой авторской графикой: это фигуры дочери и грудного внука, ректора МАРХИ Дмитрия Олеговича Швидковского на стуле, подруги дочери на табуретке и дюреровских ведьм: «Вокзалы строятся для людей, — комментировал художник-архитектор — а наверху мои друзья-собутыльники, но часть их пришлось отрезать, пожарники просили открыть доступ к двери на балкон». После опыта освоения «свободного» пространства вокзалов свою версию реновации вокзальных площадей показывали Михаил Бейлин и Даниил Никишин из Citizenstudio: многослойные макеты-пироги с зеркалами на потолке представляли два варианта— плотная застройка небоскребами или горизонтальное малоэтажное расселение. Здесь же начиналось современное искусство русского павильона — граффити Анатолия Акуе выглядели одновременно формально и декоративно. Совриск цокольного этажа расстраивал еще больше: фильм Даниила Зинченко — видео из окна поезда, имеющееся в памяти телефона каждого россиянина, — который мог бы добавить атмосферности проекту, показывали в огромной овальной раме на манер окна поезда, а истории «великих пассажиров» ЖД (от Троцкого до Солженицына) на табличках упекли в ячейки камер хранения с винтажными дверцами, «украсив» зал чемоданами прошлого века. Связующим звеном между этими двумя мирами (хтоническим цокольным и высокосферным главным) стал макет Павловского вокзала — музыкального салона и конечной станции Царскосельской железной дороги, погибшего во Вторую мировую, — отраженный опять же в зеркале и поставленный на коринфскую капитель-пень работы Рафаэля Даянова. Весь этот набор клише «чемодан-вокзал», граффити из окна и поездка к дедушке по Транссибу, чеховский элегизм по утраченному и муралы президента, вдруг ставшему оригинальным художником-монументалистом, мог бы срастись в неплохую экспозицию и даже высказывание, но только не здесь. Всем нам остается ждать от Михайловского не репрезентации важного и сделанного, не абстрактных векторов в будущее, не сборной солянки из неплохих работ неплохих художников, а четкого и простого месседжа, пусть даже на заданную тему, какой например стала экспозиция Уругвайского павильона «От тюрьмы к тюрьме», когда на последней станции той же железной дороги на месте обычной тюрьмы соорудили поселок самоуправления с мелкими производствами. В ожидании чуда в Венеции, сотый раз переживая вокзальные смерти Толстого-Карениной, приходилось только наслаждаться альтернативными акциями соотечественников: виртуальным русским павильоном FREE THE SPACE в дополненной реальности, приглашающим любого желающего сделаться куратором национального свободного пространства (Пекка Айраксин, Лиза Доррер, Карина Голубенко, Антон Кальгаев, Мария Качалова, Мария Косарева, Иван Курячий russianpavilion.space), и «белорусским павильоном» (Александр Штанюк) с раскладушками советского образца для лежания и ночлега на набережной.

816    0   

Текст: Андрей Ефиц  Фото: Трофим Попов, Александр Любин 

Александра Артамонова и Евгения Лаптева, составляющие группу «Нежные бабы» — единственные в Калининграде, кто работает с гендерной проблематикой и одни из немногих активных художников, базирующихся в городе. Выставка, организованная Балтийским филиалом ГЦСИ и подводящая итоги десятилетнего существования коллектива, начинается с установленного на входе телевизора, на котором показывается документация акций группы: от «Кольцевания» (2008), когда художницы, стоя у памятников, где обычно фотографируются молодожены, предлагали прохожим жениться на них, до реализованного в Вене перформанса «Данке шон» (2017), где оммаж Вали Экспорт показывает реакцию мужчин на падающую на улице женщину в каблуках и откровенном платье.

В основном зале — тотальная видеоинсталляция из пяти полупрозрачных экранов наподобие развешанных на веревках простынь. Пол засыпан тополиным пухом, который художницы собрали на перформансе во время открытия. Героиня видео «Крапива» (2017) терпит болезненные удары растением, не произнося ни слова: в кадре мы видим её меняющееся лицо и наносящую удары руку, очевидно, принадлежащую мужчине. Она же в работе «Лёд» (2011) пытается разбить ледяную корку замерзшего озера руками, ногами, палкой, а отчаявшись, скидывает с себя последнее. Видео «Молоко для Веры» (2015) запечатлевает участницу группы, наносящую рисунки на прозрачный пластик грудным молоком, которое она хранила для находящейся в реанимации новорождённой дочери.

Язык группы — повторяющееся из видео в видео свадебное платье как троп нарочитой женственности, экстремальные телесные практики, работа с ландшафтом в духе Аны Мендьеты — вписывается в узнаваемые стратегии феминистского искусства, при этом обогащаясь локальным контекстом. Свойственные группе литературность и склонность к мифотворчеству воплощаются в реконструкции воображаемых ритуалов — так, в видео «Грязь» (2010) художницы инсценируют якобы прусскую традицию прощания девушек с родной землёй перед замужеством, погружаясь в вязкую глину. Наконец, и это противоречие вынесено в название группы, инфантилизации нежности (часто коммерциализируемой, что особенно показательно в данном случае, в виде брендов моющих средств), здесь противопоставлена нежность неконвенциональная, почти забытое и не всегда позитивное стремление, близкое к животному инстинкту. Именно её призывала переизобрести философ Анн Дюфурмантель, погибшая в прошлом году при попытке вытащить детей из морского течения. В книге «Сила нежности» (2013), вдохновляясь древнегреческими богами, Толстым и Ганди, она пишет о нежности как проявлении активной солидарности, храбрости и примирении с подавляемым прошлым. Нежность — там, где прерывается поток речи, это тело до тела, «кожа, перестающая быть кожей; она не дает о себе знать, а сливается с очертаниями ландшафта, обволакивая его.

В последнем видео группы, «Искусство плетения кос» (2018) пространством снятия травмы становится дюна в немецком Аренсхопе: героиня видео вплетает волосы в растущую траву, образуя с ландшафтом единое целое. Не без труда вырываясь из него, ей предстоит повторить эту процедуру вновь и вновь.