3–24 декабря

1 045        1       

1 045    1   

Текст: Маргарита ОсепянФото:

Московское «Слабое место» — краткосрочная институция, базирующаяся на принципах пассивности, слабости и уязвимости, — перекочевала из Москвы в Швейцарию, где куратор Иван Исаев вот уже несколько месяцев живет в резиденции «Ателье Мондиаль» и вместе с художниками из разных стран занимается практикой «ничего неделания», продолжая свое исследование альтернативных форм функционирования институций (подробнее об этом в интервью с Иваном на syg.ma). В Базеле (как практически во всей северной и центральной Европе) в отличие от Москвы распространены маленькие пространства, устроившихся либо в совсем заброшенных, либо в выставленных на продажу домах, которые существуют недолгое время и не стремятся продлить свою жизнь. В этих реалиях Иван решил усугубить уязвимость краткосрочной институции, сделав ее бездомной. События, происходящие в слабом месте не привязаны к одному пространству, но случаются в разных уголках города. Например, в «Салоне праздности», утопающем в осенних листьях и сумеречном свете, где можно долго пить самый разный чай и неспеша вести беседу или играть в маджонг.

Или в bblackboxx — месте, расположенном недалеко от границы между Германией и Швейцарией в двухстах метрах от центра заключения мигрантов: и тех, кто ищет убежище, и тех, кто ожидает депортацию. Bblackboxx 12 лет работает с мигрантским комьюнити, и именно здесь прошел первый «исцеляющий» концерт Валы Танц, трансгендерной ведьмы и соосновательницы Краковского дома искусств, которой не позволили стать мэром города. Или в старой водонапорной башне, где на смотровой площадке взгляд скользит по стене и случайно выхватывает маленький рисунок художника Гагана Сингха, разбросавшего свои незаметные рисованные следы в разных точках города.

Или на холме с бескрайним видом, куда завела похоронную процессию Анастасия Кизилова, предав земле ставшие жертвами эстетики увядшие выброшенные цветы. Но все же «бездомность» институции связана не столько с перемещением и разнообразием локаций, сколько с возможностью существования в дискурсивном поле. Слабое место — своего рода интеллектуальное антитело к телу постоянного производства и четкой структуры. Это становится особенно явно в Швейцарии, где профессионализм, безупречность и отлаженность процессов пропитали все уровни бытия. Дезорганизация cлабого места, его текучесть и спонтанность происходящих событий подтачивает и размывает выстроенную швейцарскую повседневность. Художники приезжают в резиденцию, остаются на несколько дней или недель, часто не имея обратного билета, перемещаются по городу и за его пределы, внося неуловимую смуту в привычный порядок вещей. Здесь нет места давлению, нет кураторского всевластия, нет гонки производительности, здесь можно просто присоединиться к кочующему табору художников и замедлить течение времени, затаиться, вздохнуть и погрузиться в созерцание.

1 045    1   

Текст: Марина ПугинаФото: Центр городской культуры

Ежегодный феминистский фестиваль We-Fest в Перми уже по традиции открылся большим выставочным проектом. Специально не сговариваясь, две пермские художницы подготовили параллельные, но очень контрастные истории, исследующие границы личного/публичного пространства.

«Центр городской культуры» (относительно новая выставочная площадка несколько лет назад выросшая из «Музея советского наива») не первый год работает с актуальными пермскими художниками (и не только пермскими), здесь проходили первые крупные персоналки Сергея Денисова-Деникина, Алексея Щигалева, Ивана Лукиных. По официальной версии, петербургский куратор и художник Пётр Белый по инициативе Надежды Агишевой (главного мецената площадки) «впервые переоткрыл» петербургских пермяков Перми параллельными проектами «Вероятность» и «Форма незримого» в «Музее советского наива», «Люде» и «ПЕРММ».

«Комната отдыха» — это не самая первая, но первая большая и серьёзная выставка пермской петербурженки Аси Маракулиной в родном городе. Ася училась здесь в студии «Арт-С», где преподавал Михаил Павлюкевич, в свою очередь, тоже культовая фигура местной арт-сцены. Вместе с ней в разные годы туда приходили Дмитрий Жуков, Серегей Денисов-Деникин, Илья Гришаев, Анна Андржиевская, Елена Слобцева, Иван Лукиных, Вадим Михайлов.

Новый проект Аси, про комнату как капсулу очень личных переживаний, где каждая работа [результат традиционных женских практик шитья] как своеобразный триггер притягивает и отталкивает одновременно, отражая страх остаться наедине с собой и своими страхами.

Подчиняясь логике выставочного пространства, экспозиция сложилась в четырехчастную структуру изолированных комнат-состояний. Из работ последних лет как бы случайно собралось несколько серий повторяющихся образов мотивов, таких как комната, окно, дверь, несущие за собой следы психоаналитической теории.

Первая — самая мрачная и тревожная, где масштабные вышивки зловеще сползают со стен на зрителя. Чёрный хлопок тяжелее, чем кажется. Это комната-ловушка, но выход есть: в разрыве металлических прутьев забора, это личный выбор – свобода.

Такие масштабные работы художница показывает впервые, здесь вышивка выходит за плоскость и становится объектом, скульптурой, инсталляцией. Оставаясь с работой один-на-один, зритель неминуемо попадает под меланхолическое очарование этих тревожных образов.

Вторая комната — транзитная, цвета бирюзовых позднесоветских парадных. На границе сна и реальности — подушка, где красной линей — связь. Идеально задокументированный подъезд, выстроенный композицией-лесенкой, кажется на первый взгляд отмывкой архитектурной чертежа — но нет, тут всё серьёзно. Рядом взгляд из окна на улицу: всё как всегда, но тревожные знаки. Напротив, девушка в ванной — такая беззащитная.

Третья комната — алая, здесь тоже: ни минуты покоя. Тут трещинка-пучок, гамак, он же — яма, безмолвные часы и пейзаж, распятый на подиуме скалками.

В последней комнате — кухня, уют, тепло. На столе с окном скатерть-записка, анонимное послание очень близкого человека: «Я тебя люблю, ничего не бойся». И вроде бы отпускает — и только «тёмный угол» не дает покоя.

Отсутствие текста на выставке скрывает ответ на главный вопрос, где эта «комната отдыха»: здесь или внутри?

В это же время на втором этаже «Центра городской культуры», на несколько недель свою выставку в формате открытой мастерской подготовила пермская художница-амазонка Елена Рэмбо. В ответ на уральскую зиму она привнесла в свою временную мастерскую живые цветы, яркие рулоны авторской графики (результат картографии перформативных практик), «красный уголок», тропический гамак, старые советские пейзажные фотообои, легендарную «палку художника», а потом пригласила друзей и близких по духу.

Примечательно, что если «комнаты Аси Маракулиной» — это скорее про переживание внутреннего индивидуального опыта один-на-один с произведением, то «приятная комната Рэмбо» — уже про встречу и коллективные практики сотворчества, открытые, в том числе и для аудитории. Как описывает сама художница: «Приятная комната Рэмбо — это пристанище для тех, кто устал от хронического напряжения и просто хочет расслабиться». Не та ли эта утопическая «комната отдыха», которую мы потеряли?

Подводя итоги выставки Рэмбо провела очень личностный перформанс в последний день работы: откровенный монолог художницы про безусловную любовь, ели слышимый из наушников, в полутьме импровизированной мастерской пытались расшифровать участники события. Будучи вместе, но наедине, это действие логически закольцевало композицию, вернув «комнату отдыха» в поле внутреннего, индивидуально-личного пространства.

Две комнаты, двух художниц, открылись вместе, но параллельно дополнили друг-друга в этом странном ключе: где наше личное стало публичным и комната превратилась в выставочную площадку для коллективных переживаний?

1 045    1   

Текст: Евгений КутергинФото: Аня Марченкова 

В концепции антропоцена растущие масштабы человеческой деятельности рассматриваются в оппозиции к окружающей среде, которая под их влиянием существенно меняется и разрушается. Художница Аня Марченкова предлагает переосмыслить отношения человека и природы, устранить противоречие между ними.

Ее проект «Помеха в пейзаже» существует в двух формах: часть фотографий развешана в зале дома Метенкова на специальных стендах вместо стен, а часть собрана в автономном формате фотозина. Уральский лесной пейзаж на центральной фотографии дополнен зеленой пластиковой сеткой, лежащей в корнях деревьев, — в этом жесте чувствуется отказ от противопоставления искусственного и природного, их сосуществование выглядит эстетически гармоничным. Идея получает теоретическое подкрепление в эссе «22 тезиса о Природе» Стивена Шавиро, текст которого сопровождает фотографии в рукодельном зине: «Люди и их изобретения неотделимы от Природы». По мнению Ани, этот тезис мешают принять помехи в человеческом восприятии — масштабирование, мистификация, мерцание (они также отражены на фотографиях). Отдельный человек, осознавая собственную субъектность, склонен исключать себя из понятия Природы и противопоставлять себя ей.

Чтобы избавиться от антагонизма можно попробовать выйти за рамки антропоцентрической модели восприятия — и за границы самой выставки. В центре зала находится ее «изнанка»: зритель видит только пустые стены и оборотные стороны деревянных стендов, на которых развешаны фотографии. Обнажение конструкции и пустота пространства в центре может вызвать дискомфорт и растерянность или подтолкнуть к тому, чтобы изменить оптику восприятия (выставки).

В зале есть несколько деталей, отношение которых к экспозиции не сразу становится очевидным. Например, кулер с водой, который, с одной стороны, выглядит случайно оставленным или забытым, а с другой стороны, кажется вполне уместным и в общем экологическом контексте воспринимается как комментарий на тему разумного потребления воды и пластика. Связи между элементами и смысловые значения ощущаются интуитивно, но все же ускользают от понимания. При пристальном рассмотрении выставка распадается на фрагменты и остается чувство недосказанности.

1 045    1   

Текст: Сергей ГуськовФото: Евгения Зубченко 

Андрей Сяйлев довольно плотно работал с публичными пространствами, и многие его проекты были рассчитаны на то, чтобы их увидели случайные прохожие или чтобы их снимки, как мемы, распространялись в сети. Вспомните хотя бы ветшающее здание Самарской публичной библиотеки, которое он «подновил» с помощью книжек, скрепленных раствором, или собрание сочинений Ленина на красных кирпичах. Когда же художник попадал в выставочное пространство, его логика всегда была основана на том, чтобы тем или иным способом вывернуть его наизнанку. Проект «За предел вовлеченности» как раз так и построен. В двух залах — сплошные кирпичи. В первой комнате нарратив построен вокруг расстояний. Отсюда — цепочки кирпичей, изображающие поезда (около одного из них разлита нефть) и заборы. Есть и вертикальные конструкции с напечатанным на них рабочим столом смартфона или скриншотами из скайпа — тоже про преодоление расстояний. В следующем помещении — история иная. Тут Сяйлев возвращается к излюбленному сюжету о книгах. Здесь есть и те самые сочинения Владимира Ильича, правда, не полностью, и один из томов бесконечно печется в микроволновке. Также присутствуют: панорама с убранными из экспозиции картинами (планшет с изображением помещён на вращающийся вентилятор — чтобы экспозиция двигалась сама); энциклопедия с медленно исчезающей обложкой; развал в книжном по современному искусству; покоящийся на цементной подушке и на троне-кресле томик «Создавая современную скульптуру» Йана Доусона (по признанию художника, важное для него издание), кирпичи с маркировкой «КД» — той самой, легендарной из «Ашана».

Выставка сделана действительно филигранно, ты ожидаемо ходишь и восхищаешься, и практически все работы вызывают желание сразу же их сфотографировать и куда-нибудь разместить, retweet to the world, как говорится. Ну и конечно, все, включая автора этого текста, немедленно потянулись за телефонами, — практически безусловный рефлекс. Но возможно, именно в этом предельно instagramable формате — главная проблема проекта. Ведь сама логика просчитанного успеха в соцсетях и сделанности выставки под документацию делают его уязвимы (да и логика «новой нескучности» это практически то же самое). Искусство подстраивается под требования момента, а не пытается их исподволь расшатать (ну или фигу в кармане показать). Причина вероятно в том, что у Андрея Сяйлева давно не было большой персональной выставки — то есть стимула и возможности проработать сразу много вопросов. И как только этот шанс выпал, художник стал взахлеб производить. И только теперь сделал остановку, чтобы осмыслить сделанное. Вполне понятно и жизненно. Художникам надо чаще делать персоналки, это важно. Так что ждем новых выставок Сяйлева — и поскорее.

1 045    1   

Текст: Сергей ГуськовФото: Государственная Третьяковская галерея; Сергей Гуськов

В небольшом зале спецпроектов ГТГ на Крымском валу, который многим знаком по выставкам вроде «Музея пролетарской культуры» Арсения Жиляева или «Фантомных болей» Бориса Орлова, прошел скромный вернисаж. Впрочем, несмотря на отсутствие шума вокруг этого события, это действительно веха: три работы Ивана Николаева куплены в коллекцию Третьяковской галереи, для приобретения еще двух музей ищет деньги (их как бы «отложили»), все пять показаны на выставке. Кроме них, можно увидеть еще три картины из собрания Русского музея и десяток живописных работ и инсталляций, принадлежащих частным коллекционерам и самому автору. Можно рассказать длинную историю про Николаева: внук Зинаиды Серебряковой, оформил три станции Московского метрополитена (одно из его художественных решений даже вызвало мощнейший скандал), некоторые наши известные современники зовут его «русским Хокни», его ретроспектива два года назад (а она была больше нынешней выставки) прошла практически незамеченной художественным сообществом и т.д. и т.п. Вся эта информация доступна. Важно другое: художник, вокруг которого сложились легенды, впервые попал в Третьяковку — и с выставкой, и в коллекцию, — когда ему уже под 80 лет. Музей также планирует издать каталог, а найти издания, посвященные Николаеву, довольно сложно, хотя они есть — например, такое. В общем, сходите — не пожалеете. Особенно обратите внимание на купленную Третьяковкой инсталляцию «Гибель Попкова» (1978) и две картины, которые музей хочет приобрести — «Свадьба у Александровского сада» (1987) и «Похороны» (1988). Непривычно, что рецензия превратилась в анонс, но, думаю, будет правильнее, если сначала все посмотрят и изучат, а уже потом как раскритикуем!