Открытия недели: 23 ноября – 6 декабря

507        6       

Выставка студентов Школы Родченко, смотр скульптуры на Винзаводе, персональные проекты Виталия Барабанова, Ивана Новикова, Нестора Энгельке, Ксении Сорокиной, Александра Вилкина, Александра Цикаришвили, Анны Андржиевской, Алены Терешко, Якова Кириллова, Ивана Егельского и Димы Филиппова, коллективные проекты в Галерее Татинцяна и юбилей галереи Anna Nova.

«Обмен веществ», выставка студентов первого курса Школы Родченко, мастерской «Фотография, скульптура, видео». Москва, Школа Родченко, 24 ноября

«Обмен веществ» открылся буквально спустя несколько дней после закрытия другой выставки студентов первого курса Школы Родченко – «Что растет снизу», которая прошла в «Галерее Электрозавод» и в кураторской мастерской «Треугольник». Список художников обеих выставок был схож, удивляла и радовала их настойчивость: выставку на Электрозаводе они решили сделать после того, как Школа отказала им в площадке. С одной стороны, подобное желание быть показанным прямо противоположно той фрустрации о положении художника, которая наблюдалась в работах студентов Школы еще пару лет назад. У участников «Обмена веществ» ее место занимает уверенность в собственном жесте (отсюда, наверно, и желание показывать). С другой стороны, отсутствие подобной фрустрации (читай: рефлексии) во многом приводит к недостатку дискурсивности: их работы довольно простые и прямые, правда, не лишенные иронии высказывания. Скорее упражнения, чем произведения. В этих работах (но особенно – в экспозиции) видна рука мастера – Серая Браткова, который, кажется, не столько наставляет, сколько не сковывает и побуждает к высказыванию.

Тематически многие из них построены вокруг мимикрии, незаметности и заигрывания с обыденностью: работы встраиваются в привычное окружение, иронично его преобразуя. Дарья Барыбина сделала «мемориальную» доску, разместив ее прямо на фасаде Школы (кстати, ни я, ни некоторые другие зрители не заметили ее сразу). Дмитрий Игнатов разместил работы в рамках невыставочного пространства, в лестничном пролете – его едва-слышный чемодан говорит голосом Екатерины Дёготь, а рядом, чуть выше – висит клетка с попугаем. Еще одна его работа – очертания лезвия, спрятанного под белым листом. Художница Ксюша Корнилова копирует на промокательной бумаге написанный маслом портрет женщины в форме, предъявляя серию повторяющихся изображений с исчезающей четкостью. Профессиональный скульптор Саша Кутовой продолжает работать с традицией, выворачивая наизнанку опыт прошлого академического образования. Его работа – напоминающая о канонах соц-арта почти каноническая скульптура Ленина, у которого вместо головы – ржавеющая горка. – Елена Ищенко

Виталий Барабанов «Красный 0.5», куратор Аяна Чигжит. Москва, центр «Красный», 25 ноября

12 холстов одинакового размера на один день заполнили две стены выставочного пространства. На них абстрактные следы: натянутые на подрамник и грунтованные холсты Барабанов переворачивал и проделывал с ними совершенно варварское действие — протирал ими пол в «Красном» на следующий день после открытия каждой выставки за полгода существования площадки. Протирал не просто так, а согласно своей траектории осмотра. В результате некоторые холсты испещрены царапинами и пятнами больше, нежели другие, но все вместе — и вместе с полом, который первый раз вызвал зрительское внимание — сливаются в удачную иронию над картиной как культурным фетишем. Удачной, но не более чем выходкой. Если же уйти от прямолинейных трактовок, в которых медиум стоит во главе угла, и переместить фокус с результата на суть самого действия, то художник оборачивается оголтелым естествоиспытателем. Он исследует возможное взаимодействие вещей, используя для этого, казалось бы, самые нелепые ходы. Они кажутся по-детски непосредственными, очищенными от сложившейся прагматичной логики — и исследования, и искусства, зависая где-то между. Холсты оказываются коллекцией следов таких взаимодействий, коллекцией опытов, проведенных без очевидной практической или эстетической цели, результатом действий из чистого любопытства, из-за чего видятся невероятно симпатичными. — Ольга Данилкина

Иван Новиков «Сияющая грибница». Москва, центр «Красный», 27 ноября 

Иван Новиков обратился к Нюрнбергским принципам, сравнив их с грибницей — чем-то фундаментальным, лежащим в основе того немногого, что видимо глазу. Для иллюстрации своего тезиса он поставил посреди зала мешки с гниющими листьями. Наклонившись и вдохнув запах прения, можно было послушать в наушниках звук из трех фильмов о Нюрнбергском процессе, то есть прислушаться к тому, что считается уже прогнившим, и осознать его актуальность. Продолжая иллюстрацию человеческого через природное художник установил в пространстве презентацию из слайдов со всеми существующими видами грибов, таким образом он стремился показать равноправие всех форм жизни, пусть и не всегда видимых. Новиков снова показал на выставке холсты, на этот раз обработанные в трех разных техниках. В одной группе он накладывал цвет один на другой и таким образом нижний слой затемнялся, получалась иллюстрация затемнения первоначальных идей через наложение одного на другое. Во второй группе добавлял в краску горячий желатин и она отслаивалась, получался обратный процесс: за счёт наслоения нижнее проявлялось. Третья группа холстов написаны мхом, существующим похожим на грибницу образом. Для Новикова в ситуации войны и утраты обществом того, что раньше казалось базовым, актуальным кажется обращение к живописи как единственному медиуму, не поддающемуся спекуляции, поскольку уже иллюзорному. Он также сравнивает современную ситуацию с ситуацией, сложившейся в мире после 1945 года, и считает, что надо возвращаться к живописи и абстрактному экспрессионизму. Впрочем, такая позиция кажется все же несколько спекулятивной, ведь слишком много различий между современностью и послевоенными условиями. — Саша Шестакова

Mutated reality. Москва, галерея Гари Татинцяна, 27 ноября — 2 апреля

Галерея Гари Татинцяна, кажется, продолжает работать в параллельной всему российскому художественному процессу реальности — продвинутой, успешной, неолиберальной, — отмечая десятилетие своей деятельности дорогим просекко и выставкой, на которой показывают, например, Фрэнсиса Бэкона. Татинцян работает только с проверенными авторами, не берет в расчет «молодых», а если и открывает имена, то создает вокруг них миф (как, например, было с Игорем Чубаровым). Выставка Mutated Realiry («Мутировавшая реальность») представляет собой вполне музейное высказывание. Взять хотя бы имена: помимо Фрэнсиса Бэкона, здесь показывают работы Майка Келли, Тони Мателли, Вима Дельвуа, Чака Клоуза. Их работы посвящены размыванию самого понятия «реалистичности» изображения в искусстве, ее мнимости и манипулятивности. Эта выставка, показанная в галерее, расположенной в одном из тех новых зданий Москвы, что решительно выбиваются из общего стиля, у которой есть отделение в Нью-Йорке, содержательно формирует хоть и слабый, но решительно противоположный государственному вектор. Пока в Русском музее, в «Манеже» и в петербургской Академии говорят о возвращении реализма, Татинцян показывает, как от него уходят, ломают и трансформируют, как с ним заигрывают хорошие современные художники. В этом проявляется спекулятивная дихотомия — с одной стороны победивший неолиберализм, с другой — тотальный консервативный поворот. С одной стороны — реальность мутирующая и приобретающая вполне товарные очертания, искусство, которое становится инструментом имиджа и успешности, с другой — реальность ненастоящая, поддельная, и искусство, превращенное в инструмент режима. — Елена Ищенко 

«Надо возделывать наш сад». Санкт-Петербург, галерея Anna Nova, 27 ноября — 29 декабря

Выставка приурочена к десятилетию петербургской галереи, и ради этого пошли на эксперимент: художникам было предложено сделать объекты, которые до этого практически не были представлены в галерее, но на них был очевидный запрос среди клиентов. Одновременно она подытоживает предшествующую деятельность и открывает новый этап. Курировать выставку пригласили одного из художников галереи Александра Дашевского, который, будучи куратором, также не забыл поместить собственные работы в экспозицию.

Название выставки, заимствованное из повести «Кандид, или оптимизм» Вольтера, актуализирует проецируемую мысль — работать над собой и своим «садом». Каждому художнику было выделено «6 соток» галерейного пространства, которые он «возделывал». Время тотального беспорядка и будто бы всюду поджидающей опасности возможно преодолеть только совместными усилиями, неся ответственность за собственный вклад в общее дело. Правда, вклад художников в галерейное дело порой вызывает неприятные на физиологическом уровне ощущения: часть объектов выглядит так мерзко, что похожа, скорее, на инвентарь для фильмов ужасов, — сдвоенные младенцы в банке, что-то склизкое и розовое, рты и уши, торчащие из стен… Сад, который чаще представляется местом существования прекрасного, в галерее становится, как сказала одна из участниц выставки, аллегорией красоты и мерзости, — образ довольно неоднозначный как для галереи в частности, так и для всего окружающего мира в целом. — Лизавета Матвеева

Нестор Энгельке «Сучки». Санкт-Петербург, мастерская «Север-7», 27 ноября

Группа Север-7, лишившись базы и мастерской, наконец нашла новое место для работы и для собственных выставок, формат которых уже очевидно меняется. Выставка «Сучки» (с ударением на последний слог) Нестора Энгельке — первая из серии «Примитивные Тревожные», за ней последовала выставка Александра Цикаришвили, также ожидается выставка Олега Хмелева.

Представленные на выставке Нестора древесные спилы с повторяющимися рисунками одновременно красивы и предельно просты. Автор здесь будто отсутствует, уступая место механике, что можно расценивать как протест против академического подхода к обучению художников, которые постепенно превращаются в «рисовальную машину», — открытие выставки Нестора было назначено на тот же вечер, что и вернисаж в Академии Художеств. Функция художника как машины по производству образов играет здесь главную роль и доведена до автоматизма. Повторяемость и в то же время различия ритма в работах Нестора — поиск системы как в материале, так и в среде, в жизни. Предельно сухая и минималистичная, эта выставка во многом основана на личных переживаниях, видениях, ощущениях.

Заявленная серия выставок объединена общей попыткой выявить свое время — и время это воплощается в совместном проживании тревоги, звеняще-острой и устрашающей. — Лизавета Матвеева

Ксения Сорокина «Словарь Гуль Муллы». Москва, Музей Вадима Сидура, 1 декабря — 10 января

«Словарь Гуль-Муллы» — это серия линогравюр Ксении Сорокиной, посвященных позднему периоду жизни Велимира Хлебникова. За год до смерти по заданию советского правительства он отправился в Гилян — новоиспеченную социалистическую республику на территории Ирана. Стихотворения Хлебникова той поры пестрят восточными образами и терминами, которые поэт оставлял без всякого комментирования. Визуализацией этого загадочного вокабуляра Сорокина и занимается, создавая свои линогравюры. Художница прямо ассоциирует себя с Хлебниковым: они родились в один день в Архангельске с разницей в 101 год, и в их дальнейших биографиях также обнаруживается ряд схожих событий. Повторяя путь поэта, Сорокина тоже едет в Иран, где делает попытку повторить и его телесный опыт: в видео для выставки она имитирует действия, которые, по свидетельствам местных, совершал Хлебников. Такое переживание собственной, феминной телесности, отданной на волю другого, оказывается свойственно каждой из работ Сорокиной. В этом отношении и создание гравюр — кропотливая работа с консервативным медиумом — становится жестом телесным и перформативным, к тому же идеально рифмующимся и с Востоком, и с русским авангардом. Однако в этих попытках контакта с другим никакого диалога не получается: другой всегда ускользает еще до начала любого соприкосновения. Но стремление к взаимодействию не обрывается, оно зависает в воздухе, приобретая характер длящегося, а потому результат никогда не оказывается сведен лишь к личному телесному опыту художника. — Яна Юхалова

Александр Вилкин «Пилигримы», куратор Борис Клюшников. Москва, Центр «Красный», 2 — 9 декабря

Александр Вилкин, участник петербургского объединения «Паразит» и группы «Протез», известен своей оголтелой примитивистской графикой и живописью, сюжеты которой можно описать не иначе как эпитетом «мерзкий». На нынешней выставке за графику отвечает всего один лист, и то яростно проткнутой пачкой деревяшек, один большой живописный холст валяется без подрамника, другой — с абстрактно-экспрессионистскими экзерсисами — жертвенно подвешен на противоположной стене, еще два холста, уже на подрамниках, размещены периферийно: один на полу, другой — на стене, но замотан упаковочной пленкой. Основное же пространство внимания заняли две скульптуры и угол с пластилиновыми «табличками»: пестрыми рельефами формата открытки, перемежающиеся с найденными объектами. На этих трогательных рельефах пестрых цветов детского пластилина развернулись райские создания, райские в по-прежнему оголтелой вилкинской стилистике: ромашки, зверушки, существо в платьице, всего одна чья-то оторванная голова и, конечно же, «иконическая ебля», как ее называет в своем тексте куратор. Те же сюжеты и оптимистичные оттенки — на холстах, а скульптуры собраны из фанеры, мусорной корзины и ее содержимого, пластиковой овечки, миниатюры «Рабочего и колхозницы», стеклянной рыбки и прочих чудесных вещей. Они бодро стягивают на себя все пространство неимоверным бардаком, иронизируя разом над всеми высокопарными и не очень потугами в области живописи, скульптуры и инсталляции, превращая искусство в хаотичный процесс, отвергающий любую рефлексию. — Ольга Данилкина

«Ура! Скульптура», куратор Анатолий Осмоловский. Москва, ЦСИ «Винзавод», 4 декабря 2015 — 24 января 2016

Очередной кураторский проект художника и педагога Анатолия Осмоловского, посвященный старому медиуму — скульптуре, несмотря на бравурное название с боевым кличем на первом месте, производит впечатление хорошее, но настроение создает декадентское — особенно удивительное в эпоху геополитических подвигов нашей родины. Вконец отощавший лев на постаменте из кусков рельс («Империя» Олега Кулика), безголовый вожатый на табуретке с поднятой рукой — вперед зовущей и/или сверху замахивающейся («Людвиг» Алексея Панькина), бетонный «Солдат» без лица (Александр Кутовой), силиконовый труп опять без головы на школьной парте («Память-3» Стаса Багса), мертвые собаки Зины Исуповой прямо сразу за пластилиновым полицейским, распластанном на собственном щите, Александра Вилкина — задают экспозиции долгожданное чувство тревоги. Которое, однако, рассеивается здесь же: улыбчивыми позолоченными зверьми Александра Повзнера, эротической мохнаткой Марии Ефременко, декоративным цветком Арсения Жиляева… Радостное называние скульптурой всех этих объектов, инсталляций, статуй, монументов художников разных поколений и школ подозрительно, но интересно и, в принципе, правомерно. И этот очередной шаг «назад в историю искусства» (после ревизии живописной картины в «Вечно живом трупе») куратора-Осмоловского при нынешней аховой ситуации с установлением скульптур самого разного рода и размера в «лучшем городе Земли» кажется просто необходимой. — Анна Быкова

Александр Цикаришвили «Танец кавказской машинки». Санкт-Петербург, мастерская «Север-7», 4 декабря

Вторая выставка из серии «Примитивные Тревожные» представляет собой персональный проект Александра Цикаришвили, который осмысляет разность культур и менталитетов: Кавказ как зона взрывоопасного темперамента — территория родная, но и чужая одновременно; точка тревоги, неразрывно связанная с русской культурой.

Выставка во многом основана на авторском переживании и поиске идентичности — грузинские корни, русское влияние, интерес к грузинскому языку не столько как к инструменту, сколько как к системе знаков, самостоятельных в своем визуальном воплощении.

Машина из земли как образ, тревожный и таинственный; «земельная» живопись, из которой тут и там торчат выхлопные трубы, а из них сочится дым благовоний, — традиционный по своей природе медиум оказывается на территории объекта, инсталляции. Потерянность в системе, но желание исследовать ее, возможно, создать свою собственную, основываясь на предчувствиях, делает из художника отшельника, фланёра. Он стремится освоить, присвоить, «обжить» новые территории, мимикрировать под незнакомые обстоятельства. Попытки исследовать систему продиктованы стремлением сохранить независимость от нее, взрастить в себе целостность и отстраненность и найти собственную рамку, осознать свою идентичность. — Лизавета Матвеева

Анна Андржиевская «Пистолет». Санкт-Петербург, лаборадория «Интимное место», 4 — 13 декабря

Проект Анны Андржиевской, участницы «Север-7» включает в себя видео, коллажи и фонтан с вином, а в каждой из работ так или иначе присутствует световой пистолет, который используют в качестве джойстика в компьютерных играх.

«Беги и стреляй. Сияй и переливайся» — лаконичное описание проекта уже здесь объединяет в себе мальчишеское и девчачье, мужское и женское – «стрелялки» и блестки. Про эту выставку другой «северянин», Александр Цикаришвили, писал как о проекте, наполненном «тревогой и радостью, странностью и печальным весельем, стразами и пистолетами». Можно сказать и пир во время чумы: казалось бы, шутливая форма — вручную выложенные стразами друзья художницы, позирующие с одинаковыми пистолетами, видео, имитирующее компьютерную игру со стрельбой, фонтан в виде того же пистолета, из которого льется красное вино, — в современных условиях обретает пугающую актуальность. Игра все больше напоминает жизнь, жизнь все больше походит на игру. Милитаризм облачается в безобидную сверкающую форму, а декоративность коллажей скрывает истинный деспотизм гламура как главного рекламного инструмента. — Лизавета Матвеева

Алена Терешко «Условное поле». Санкт-Петербург, пространство «Тайга», при поддержке CYLAND Media Art Lab, 5 — 15 декабря

Среди открывшихся недавно в Москве и Петербурге выставок только живописи и только скульптуры, объединяющих по материальному признаку самые разные работы, художник Алена Терешко и куратор Вика Илюшкина совершают движение в прямо противоположном направлении. Смысловой единицей здесь является «поле», которое может быть представлено «моделями поля», выполненными в разных медиа. На выставке представлены графика, анимация, живопись, видео и полиграфия, причем три из пяти работ выставки существуют в двух различных материальных воплощениях, разнесенных в пространстве зала, а остальные две несут в себе свое альтернативное воплощение или его возможность. «Условное поле» буквально создается силовыми линиями, которые, отражаясь в движении зрителя по выставке, протягиваются от «модели» к «модели». Терешко исследует:

• восприятие перспективы в сопряжении со скоростью движения и чтения («Пейзаж»);
• видение своего тела — от первого лица, без зеркала — включая свое лицо, которое невозможно увидеть таким образом («Поле», «Автопортреты»);
• присутствие паттерна — волны — в неупорядоченной реальности («Волна»);
• отношения глаза и объектива, зрения и экрана, их взаимное притворство и разоблачение («Пейзажи и др.»).

Выразим надежду, что потенциально мощное понятие «поля» не останется в работе Алены Терешко атрибутом игры приемов и еще получит соразмерное себе применение. Но уже сама попытка мыслить «полем» — хороший знак для петербургского искусства. — Анастасия Каркачева

Яков Кириллов «Последний звонок». Москва, Кураторская мастерская «Треугольник», 6 декабря

Видео Якова Кириллова, которое выбрал для показа в «Треугольнике» куратор Арсений Жиляев, — это снятая парой кадров документация обычного последнего школьного звонка – предельно ритуализированного, с четкой иерархией и последовательностью действий. Выходят выпускники (обязательно — парами «мальчик и девочка») с красными лентами, слово берет глава села, затем – директор школы, первоклассники дарят выпускникам цветы. Ведущие — ученики средних классов (тоже, разумеется, мальчик и девочка) — с придыханием произносят заученные фразы; первоклашки читают стихи, сочиненные для них взрослыми или найденные ими в интернете; выпускники почти без эмоций, но с выражением приговаривают строки, предложенные им сценаристом мероприятия. Ничего, кажется, не изменилось: в этой 40-минутной сценке каждый может узнать себя. Этот набор образов, в котором проявляется социальные, гендерные стереотипы, знаком, кажется, всем, кто учился в советском или постсоветском пространстве. Последний звонок — это ритуал, и тотальность этого ритуала поглощает все происходящее, не оставляя лазейки для искренности. Даже живая речь директора школы, которая ее основала и которая выпускает 55-й класс, ее вполне искренние слезы встраиваются в этот поток регламентированности.

Подобной тотальности ритуала противопоставлена съемка — дрожащая камера, почти отсутствующий монтаж — непосредственная, неровная, искренняя. Так может снимать только тот, кто имеет опосредованное отношение к ритуалу, но напрямую в нем не участвует — например, родители выпускников, или — старший брат, кем и является автор видео, Яков Кириллов. Подобная искренность достигается еще и личным отношением не только к выпускнику, но к самой школе: директор — это бабушка автора, а сам он не просто в ней учился, но буквально вырос и до сих пор живет — окна его комнаты видны на видео. В этом противопоставлении ритуализированного действа и предельной искренности съемки рождается зазор, в котором появляется место для дополнительных смыслов, что, собственно, и делает «Последний звонок» не просто документацией для личного архива, но произведением — о необходимость всегда быть другим (учеником, учителем, директором, главой села), но не самим собой; о тотальности общественных ритуалов; о школе как социальном институте, который закладывает не только знания, но в первую очередь — паттерны и законы поведения. — Елена Ищенко

«Над выставкой работали: Иван Егельский и Дима Филиппов». Москва, Галерея «Электрозавод», 6 декабря

Однодневная выставка художников стала результатом эксперимента совместной работы, вобрав в себя интересы и методы обоих. Ломанная линия из ржавых металлических деталей, которые использует обычно Филиппов, скульптурой связала пространство галереи с коридором. Графичная скульптура из металлических тонких прутьев отозвалась инсталляцией на противоположной стене, будто прошив пространство линиями чертежа или цифровой модели — это скорее епархия Егельского, который в своих работах часто обращается к переживанию цифрового. Две проекции на окна с белым шумом и иронично появляющимся время от времени портретом Филиппова отблескивают на стены, а на полу — несчастная бутафорская картонная кошечка, чуть не затоптанная посетителями. Венчает композицию набросок выставки, прилепленный скотчем к стене (отнюдь не воплощенный с точностью), и нечитабельная, нанесенная на стену электрозаводской пылью экспликация. Все связано со всем и закручивается в бесконечный процесс, без очевидной потребности в результате, — значит, эксперимент происходит, а галерея «Электрозавод» как свободная площадка успешно работает. — Ольга Данилкина

Фото: Ольга Данилкина, Елена Ищенко, Анастасия Каркачева, Лизавета Матвеева, Александра Шестакова