Кураторский проект «Гелиогабал»

1 530        4       

До 1 сентября в московской галерее Pop/off/art проходит коллективная выставка молодых художников «Гелиогабал» — дебютный кураторский проект молодого художника, Александра Плюснина. Ольга Данилкина попросила его провести подробную экскурсию.

Фото: Ольга Данилкина

Идея этого проекта пришла мне в голову примерно год назад ­— тогда меня очень вдохновил текст Антонена Арто «Гелиогабал, или Коронованный анархист». Я загорелся этой темой и тут же — как визуализация — всплыли в голове несколько уже увиденных мной работ других художников. После этого я весь год тщательно отсматривал выставки и в результате собрал 13 работ одиннадцати авторов. Мне как куратору и художнику было интересно то, как работы могут звучать, оказавшись в определенном контексте и в соседстве с другими работами. Я намеренно отказался от формата, когда художники делают работы специально для выставки, хотя с двумя авторами мы обсуждали, как в итоге их работы будут выглядеть — это диптих Веры Баркаловой и «Гиря» Дениса Строева. Арто пишет в своем эссе о том, что не хочет предлагать версию биографии Гелиогабала, а скорее представляет творческое произведение, где от истории остается только нить, остальное же предоставляется воображению читателя. Я хотел так же сохранить авторские высказывания, но при этом поместить их в особый контекст, добавив свой кураторский слой смысла.

Гелиогабал — это римский император, правивший всего 4 года и прославившийся исключительно своими растратами, стремлением к роскоши и постоянным производством наслаждения. Он посыпал драгоценными камнями блюда, как специями, а себя самолично прозвал «богом солнца»: настоящим его именем было Антонин (забавно, что Арто — тоже Антонин). После него в римской империи еще долго существовал запрет называть детей этим именем. Гелиогабал стал императором в 14 лет, а в 18 уже был убит. Его правление сопровождалось инцестом, дебошами и анархическим осмеянием государственной власти. Антонен Арто выводит эту фигуру из тени истории и соотносит его бесчинства, опирающиеся на верования, с потрясениями, которые сокрушают современные автору империи, народы и взгляды.

Виталий Безпалов. Одиннадцать (Без названия). 2016. Коллаж, бумага, фанера 

Свита Гелиогабала проводила уйму времени в пирах, на которых постоянно сыпался дождь из розовых лепестков. Были случаи, когда после таких пиров людей находили мертвыми под цветочным покрывалом. У одного из самых коммерчески востребованных художников викторианской эпохи Лоуренса Альма-Тадема есть работа «Гелиогабал, или Смерть в цветах» — очень известная работа с античным сюжетом, образец академической салонной живописи того времени. Виталий берет обычную белую бумагу, разрывает её на мелкие кусочки и слоями покрывает этими кусочками большую доску. В этом действии я вижу своего рода работу над работой, здесь присутствует некая компульсивность, пустое производство коллажа. Если в других работах — например, в картах, он разрывает и составляет реальную карту заново, проявляя некий переизобретённый путь, то здесь это действие лишено смысла — это просто белое полотно из слоев, которое само на себя указывает. Это разрыв того, что изначально пусто, производство пустого. Эта работа была частью персональной выставки Безпалова, прошедшей в Центре «Красный» этой весной.

Анна Брандуш. Абстракция XXX. 2015. Видео 

В основе этой работы тоже слои: видео представляет собой 30 слоев, наложенных друг на друга порнофильмов, проигрываемых одновременно. Получается абстракция с эффектом 25 кадра, когда ты ничего не можешь разобрать конкретно, но периодически замечаешь периферийным зрением какую-нибудь отчетливую деталь. По сути это масштабная многофигурная композиция, упакованная в абстракцию. Это такое бесконечное производство телесных наслаждений, месиво страсти.

Деспина Флесса. Останки. 2016. Глина, графит 

Как ни странно, эта работа сделана не из металла, как кажется на первый взгляд, а из необожжённой глины — художница натерла её до блеска графитом. Графит используется у скульпторов для симуляции материала в эскизах: им тонируются скульптурные макеты, своего рода пробы-миниатюры перед тем, как приступить к созданию финальной версии. Необожжённая глина крошится, она очень хрупкая, но за счет графита получается обманка: эти детали будто сделаны из агрессивного прочного металла. Какие-то детали настолько отполированы, что похожи на пули. Инсталляция отсылает к археологии: это не то позвоночник, не то кисть какого-то когтистого животного, своего рода напоминание о неисполненной угрозе. Археология — это такой интерес к истории, поиск и подтверждение того, от чего ты произошел, поиск точки отсчета для сравнения. Эта наука появилась в барочном XVIII веке и её рождение сопровождалось культом руин — вспомнить даже гравюры Пиранези.

Деспина Флесса. Pretium. 2016. Бумага, смешанная техника 

Вторая работа художницы на выставке — тоже игра с материалом: объект будто сделан из металлического листа, но на самом деле это хрупкая бумага с золотым и черным покрытием.

Денис Строев. Матка. 2014. Бронза 

Эпоха Гелиогабала — это время включения в римскую традицию сирийских культов, в которых, с одной стороны, господствовал фаллический культ, а с другой — род велся по женкой линии. Например, существовал культовая женская проституция, когда женщина отдавалась первому попавшемуся мужчине, отцовство установить было невозможным. Работа Дениса (как и холст Безпалова или видео Брандуш) использует слои, но обратным образом: он начищает бронзу, создавая слой, приближая его к блеску золота — китчевого роскошного золота. В этот объект можно смотреть, как в зеркало, видеть себя через него, идентифицировать себя через объект.

Наташа Тарр. The only nice things. 2014. Холст, темпера 

Наташа берёт контуры черепков миниатюрных собачек и делает из них огромный орнаментальный холст — как статусный ковёр на стене, примитивное украшение жилища, так и собачки — знак современной статусности, который распространён одновременно в разных социальных слоях. Где-то же существует кладбище этих собачек! В то же время эти орнаменты могут напоминать архитектурные планы, например, готического собора, или такие же пафосные хрустальные люстры. Впервые эту тему Наташа начала разрабатывать в своём персональном одноименном проекте.

Олег Фролов. Из точки А в точку Б. 2015. Мобиль Djeko «Автомобили», картон, краска 

По форме это своего рода оммаж Колдеру, Олег называет работу «современным эксцентричным редимэйдом в духе 20-х годов прошлого века». Он берет готовые игрушки-машинки и по-детски закрашивает на них какие-то детальки. Эта работа о том, как в детстве нам обещают игрушками, что мы скоро станем взрослыми, будем быстро передвигаться, совершать взрослые поступки, но в результате это происходит отнюдь не всегда, и образ взрослости существует только в фантазии воспитания. Во многом это еще и про цивилизацию в целом, особенно российскую, которая мечтает повзрослеть, куда-то двигаться, но в итоге, кажется, остается на месте или двигается не с желанной скоростью. Некоторые посчитали, что эта работа немного выбивается из общей экспозиции, но на мой взгляд, это важный ингредиент: простые пестрые материалы рядом с роскошной бронзой и другими блестящими поверхностями.

Денис Строев. Мудозвон. 2013. Смешанная техника 

В этой работе важно название, как и у Фролова или Брандуш, как и Гелиогабал назвал себя сам богом солнца. Денис берет культовый объект — саблю, но этот объект имеет и функциональной назначение. Эту функцию художник купирует, прицепляя к лезвию колокольчики. Получается обезоруживание самого предмета, сведение его функции к абсурду. Но дисфункциональность и абсурдность этого предмета обнаруживается скорее в момент воображаемого удара, в момент когда звучат колокола.

Виталий Безпалов. Concordia. 2013. Найденный объект 

На самом деле это крышка от мусорной урны! Но тем не менее она блестит, переливается. Concordia — это религиозный термин, который в переводе означает «согласие». Подвешенная на стену, эта крышка становится «нимбом», на фоне которого люди делают селфи. Полный абсурд! Тут тоже слои: этот слой позолоты помогает сделать тупой жест сакрализации повседневного, этот смысл создает слой нанесенного покрытия — если бы крышка не была такой золотой, впечатления нимба бы не было.

Денис Строев. Гиря. 2016. Смешанная техника 

Гиря в моем понимании — образ силы, власти, взрослости, желания быть сильным, чтобы иметь какую-то форму, совершать поступки, управлять — хотя бы собой. Скульптинг — это по сути тот же бодибилдинг, создание формы, объема. Денис как скульптор берёт объект, который связан с самоскульптингом, и обливает его льняным маслом, которое используется для живописи. Он живописью не занимается, но ведёт с ней в этой работе наивный диалог, используя дадаистский жест как материал для этой практики. Получается то же, что у Фролова, но не эксцентричный редимэйд, а скорее какой-то редимейд постсоветский. Масло как важный ингредиент этой работы не лишает объект его функции, а скорее говорит о бессмысленных усилиях. Давайте просто обливать ложечкой гирю, добавляя порцию абсурда.

Матвей Крылов. Распятие. 2014. Смешанная техника 

Распятие — результат отношения власти, подавления, а кроме того — мощный религиозный и идеологический символ. Матвей берет гвоздь XIX века, наносит покрытие под золото и вбивает его в руку манекена, одетую в меховую кожаную перчатку. Получается такой распятый, которому холодно, распятый зимой.

Павел Гладков. Японизм. 2014. Фотография, маркер 

Эта случайная фотография, сделанная из электрички, имеет композиционное сходство с японской гравюрой — тут и красный цвет, и ритм, и намёк на иероглифику. Интересно, что присутствует диагональ, но это диагональ поражения, которая идет в обратную сторону относительно того, как она обычно располагается по канону. Получается возвращение в прошлое — справа налево, а будущее выглядит как скат, куда можно провалиться. В этой фотографии примечательно то, что смешиваются в реальном ландшафте элементы разных исторических периодов и культурных слоев: здания, вывески, человек, которые несет сумку — он похож не то на монаха, не то на рыбака. Японизм — это название стиля и одновременно замена матерного слова, это не про Японию, а про абсурд, существование разных вещей в одном измерении. Фотография специально оформлена под стекло, так как снята из-за стекла электрички — видны даже пятна на этом стекле.

Вера Баркалова. Без названия. Из проекта «Зуд». 2015. Печать на прозрачной пленке, накатка на прозрачный пластик 

Это не самая типичная для Веры работа. Она когда-то хотела делать журнал о современной культуре, преимущественно фотографии, и от этой идеи остались эскизы. Один из них она использовала в работе: журнал должен был называться Zodiac — тут получился некий интерфейс с этим словом. Первая ассоциация с ним — это гороскоп, то есть некая система, которая формирует порядок, график событий, и он должен предостеречь, сформировать понимание будущего, прошлого и назначение судьбы человека. Это вселенское видение, космос из хаоса в бытовой жизни человека незнающего. Тут тоже присутствует наивность: ты доверяешь интерфейсу. У одной из Юлий, у Юлии Домны, в гороскопе говорилось что однажды она станет женой императора; и Септимий Север решает жениться на Юлии Домне из-за его гороскопа.

Второй лист — это фотография современного здания в Батуми. Это такой фаллический символ, какому поклонялся Гелиогабал, но который также присутствует активно в современной архитектуре, в том числе в нашей стране — вспомнить тот же амбициозный Москва-сити или план Лахта-центра в Петербурге. Важная деталь на фотографии — это пальмовая веточка: мне она напоминает какую-то не то мухобойку, хлыст, который шлепает, не то опахало. Этот лист мог существовать и во времена Гелиогабала, и в тот момент, когда Вера делала эту фотографию, и нам здесь даже не нужно верить в достоверность фотографии — это может быть коллаж, это неважно: важно то, что здесь присутствует несколько времен сразу в одном смысловом измерении.

Екатерина Коваленко. Амазонка. 2015. Пластикрит, тонировка. Из личной коллекции Александра Гордона 

Пластикрит — это современный гипс, который часто используется в ремонте, для скульптуры с ним работают методом отливки, а затем тонируют под бронзу. Эта работа — дипломный проект Екатерины в Российской академии ваяния и зодчества им. Глазунова, который сначала был сделан в глине, а затем поступил заказ от Александра Гордона: работа, выставленная здесь, из его коллекции, и интересно, что её еще раз заказали после открытия. Фактически это перенос работы из академического контекста в современную ситуацию.

Глазуновка — это самая консервативная образовательная институция по изобразительному искусству в стране. Многие приходят туда учиться ремеслу или припасть к источнику денег, заказов — и реализуют свои желания, причем часто делают это не из цинизма, а по наивности и незнанию. Периодически там появляются такие люди, как Екатерина, с крашеными волосами в яркий цвет и собственной позицией. В дипломной работе художник должен показать то, чему он научился, но в то же время не потерять себя. Основная тема и у Кати, и у Веры Баркаловой (они часто работают вместе) — вопросы самоидентификации, в частности, гендерной, культурной и скульптурной. Она делает статую амазонки в классической позе «перед боем», эта поза и не обороны и не нападения, она как бы зависшая в неопределенности, петля наброшена, но табуретку не пнули. По мифологии амазонкам отрубали грудь, чтобы было удобнее стрелять из лука — Катя уходит от этого академического канона. Кроме того, она делает фигуру более женственной, чем нужно: амазонка с такими ногами вряд ли бы далеко убежала или кинула такой рукой далеко копье. В деталях проявляется не академичность, а скорее натуралистичность. Здесь ничего не завышено, не преувеличено, не приукрашено — это нормальные пропорции женского тела. Получается академическая скульптура, в которой что-то не так — её не выставишь перед зданием суда или спорткомплекса. И в то же время она не совсем реалистична: у неё римский нос, кудри. Натурщица берется за основу для создания образа, но она же в результате и показывается.