13–18 сентября

1 563        4       

Александр Плюснин
«Катастрофа»

1 563    4   

Текст: Юрий ЮркинФото: Ольга Данилкина 

Александр Плюснин — настоящий «герой нашего времени». Его последние проекты (в частности, кураторский дебют «Гелиогабал» в той же pop/off/art месяцом ранее) ознаменованы исследовательским азартом и склонностью к мистике такого свойства, какие бытовали в западной культуре романтического XIX века. Замедленный в восемь раз «Владимирский централ», нанесенные с помощью графита на деревянные иконные доски изображения вулканов и ураганов, абстракции из цепей, напоминающие логотипы метал-групп, с нанизанным сверху серым пластилином. Плюснин — модель художника-интеллектуала, который черпает вдохновение в природном материале, духе истории и науки. Он беззаветно ищет прекрасное в повседневном, перекрашивая ее в черный цвет, создавая вокруг ареол далекой земли мистических странствий. В глазах художника этот мир иллюзорен, но при этом является знамением настоящего. Выставка «Катастрофа» это еще и манифест, который призывает вернуть художнику право быть послом всего потустороннего, разнести вдребезги образ трикстера, наряжающего в маски из пластилина свиные головы. Долгое созерцание мастерски начерченных природных форм почти гипнотически погружает в мечтания о необузданном риске и неистовой жажде открытий. И, кажется, причем тут иконные доски? Здесь тот случай, когда эстетическое перекрывает тексту доступ к воздуху настолько, насколько может. Но все же, если смотреть на «Катастрофу» как цельное высказывание, остается легкое конфузное впечатление: слишком все стройно и четко, а в расплывшемся во времени пении Михаила Круга слышится монотонное многоголосье невидимого клана современного искусства. Что стоит за наслоением разных по качеству серий и произведений в одной выставке — дань неписанным правилам или страх показаться скучным?

Павел Гришин
«Гибель во льдах»

1 563    4   

Текст и фото: Ольга Данилкина

Художник Павел Гришин воплотил инсталляцию, о какой рассказывал в своем «эскизном» промежуточном проекте в рамках фабричных мастерских этой весной. Тогда он вживался в непростое и неуютное пространство бывшего офиса, теперь — отнюдь не очевидную для выставки часть «Фабрики»: один из цехов, внутри которого располагается смотровая комната за прозрачной перегородкой.

Весь проект — о разделении, разломе, проведении границ: если пространство офиса разделяла буквально штроба во весь периметр комнаты, то здесь зрителя и основную инсталляцию разделяет стена со стеклянным окном. Куб примерно два на два метра — это все, что есть в распоряжении пришедших. Отсюда, ограниченным в угле обзора и маневре действия, дано рассматривать основную часть зала — темное помещение, в котором на скульптурную конструкцию спроецирован ключевой фрагмент «Гибели во льдах» Каспара Давида Фридриха. Спереди внедрены несколько инородных элементов: квадраты и прямоугольники, которые проекция превращает в телевизоры с кадрами хроник августовского путча 1991 года. Фоном звучит женский напев — некая сочиненная колыбельная о советском мальчике-герое, который босоногим зимой проделал гигантский путь, чтобы предупредить о вражеских войсках.

Любая проекция возможна только если то, что ее окружает, погружено в темноту, а бутафория — когда наблюдатель находится расстоянии: ему нельзя подойти и посмотреть, настоящий ли камин или он нарисован. Тут приходят на ум и «ожившие полотна», и столь популярный на центральных городских площадях видеомэппинг, и эффект кромешной бутафории городских украшательств, и сам наблюдатель, будто современный человек под воздействием медиа — изолированный и забитый в маленький уголок, ограниченный в том, что он может видеть и делать. Наблюдатель веселых аттракционов: за стеклом комнаты, экрана телевизора или компьютерного монитора — Гришин оставляет зрителя только таким. Оставляет один на один с кромешной тьмой и бутафорией, — невовлеченным наблюдателем — будто окончательно прощаясь с романтической идеей героя и гражданина, способного перевернуть мир.

«АСИ на стройке»

1 563    4   

Текст и фото: Ольга Данилкина

Сотрудники АСИ продолжают изящно играть окружающими знаками и документами, порядочно проставляя все «кредиты». На этот раз: архитектурные фантазии современных бюро по всему миру оказались встроены в четко структурированный план художников по развитию региональных отделений их организации — Агентства сингулярных исследований. Точки выбраны самые одухотворенные: (видимо всплывшая из недр) Северная Лемурия, Балтийское море, южная Греция, Париж, Мексика, Западная Сибирь и другие — всего таких 12. В них планируется разместить офисы, «конспирологические лаборатории», «шифтерные генераторы идентичности», тематические парки, аквапарки, бассейны, парковки, «тайм-машины», «телепорты», кинотеатры, взлетно-посадочные полосы, вертолетные площадки и многое другое. «Будущее уже наступило», — как бы говорят они.

«АСИ на стройке» — пожалуй, самое выразительное высказывание на злобу дня: о лихорадке благоустройства и строительства, зазвучавшей в последние годы эхом советских лет. И кое-что еще: здесь присущая художникам Анне Титовой и Станиславу Шурипе в рамках АСИ любовь к расследованию судьбы документа. Тут он — документ — во всей своей красе: источающий реальность, как дурманящий эликсир. Он врывается строительным шумом (именно такой доносится из-за металлических ограждений) в наш уютный повседневный мир. Здесь, в отличие от «Парка Дистопии» или тем более Observatorium, уже нет зазора для благостных фантазий об истории объектов. Они ведут себя чертовски тоталитарно: они все — планы и предвестники будущего (того, что нельзя проверить при всем желании) — планы зданий, планы развития территорий, металлические листы, ограждающие рождение неизвестного, и звук стройки — следствие процесса рождения. И не более. Не поверить в это можно только сознательным решением — и прослыть дураком, впрочем, сделай наоборот — и будет то же самое. Документ это просто документ, и ничего более. «Я — это я», — кричит работа, все такая серьезная, с железными листами и качественно отпечатанными баннерами. Они ничего тебе не обещают, за ними ничего нет — вернее, ты этого не знаешь и скорее всего не узнаешь. Можно сфантазировать, что работа кричит: «Хватит фантазировать — давай строить!», но остаются сомнения.

Алексей Таруц
«Ультраприсутствие»

1 563    4   

Текст: Борис КлюшниковФото: предоставлено художником 

Видеодокументация выставки: 1, 2

Последняя работа Алексея Таруца — это криповатый феноменологический хоррор, заставляющий задаться вопросом о цельности воспринимающего «Я» и, более классическим «WTF». Описать его для тех, кто не был тогда в НИИ, практически нереально, но я попробую. В пустом полузаброшенном двухэтажном корпоративно-скандинавском павильоне возле дороги, напротив Спасо-Андроникового монастыря издалека слышится низкочастотный шум, как будто гудит сам ад. После того, как ты поднимаешься мимо пустых бокалов прошедшей вечеринки, становится ясно, что этот звук как-то синхронизирован с видео-проекцией, на которой собачка — маленькая, но с вытаращенными глазищами — ведет диалог со зрителями (в субтитрах), описывая его ощущения от просмотра видео. Рядом с окном стоит какой-то застывший чувак — то ли манекен, то ли пьянь с вечеринки. В одном из фрагментов видео собачка комментирует его присутствие. И вдруг — хлоп. Включается медленный, мутный голос Ланы Дель Рей, которая поет, что все то ли реально, то ли черт знает, и ползет рука из фильма The Thing. Нечто. И всё повторяется заново.

Выясняется, что звук трения камеры о шерсть собачки как раз и дает этот дикий шум, который сотрясает всё вокруг. Более того, собачка комментирует все ощущения от нахождения в комнате.

Алексей Таруц, часто работающий с форматом события (ивента), здесь пытается расслоить внимание таким образом, чтобы все наши ощущения (в смысле sensations) оказались несоразмерны друг другу. Тихий шорох становится громким гулом, мы оказываемся внутри «мАлого», в то время как огромное кажется нам мелким, только руку протяни. Возникает ощущение, что ты попал в глитч компьютерной игры и стоишь посреди битых пикселей за картой. Всё эти размеры, музыка, медленнее, чем нужно, создают ощущение, что ты попал туда, куда не должен был — в туман войны, тогда как твой перс только лишь смотрит на собаку. А эта рука из «Нечто»? Что такое монстр? Монстр — это то, что скрывалось, но резко показывает себя. Это и есть своего рода утверждение о современной реальности, которая чуть что, чуть какой зум, так сразу становится жуткой. В деталях повседневности скрывается сам дьявол, как у Чайны Мьевиля в тексте «Детали». Нельзя долго смотреть на комнатную собачку или на трещину в стене. Ты как бы пришел не туда. Хотел вечеринку, а попал в адский битый пиксель.

Владимир Омутов
«Концентрат»

1 563    4   

Текст: Ксения ПешехоноваФото: Денис Яковлев 

Владимир Омутов — молодой художник, только в этом году закончивший художественно-графический факультет, резидент КЦСИ «Типография», участник программы «СТАРТ» ЦСИ «Винзавод» (Москва). Персональная выставка Concentrat прошла в нетривиальном для художников, занимающихся совриском, месте — Краснодарском краевом художественном музее имени Ф. А. Коваленко.

Нельзя сказать, что музей совсем отрицает актуальное искусство, но инсталляция Омутова в эстетике пост-интернета на фоне хрустальных люстр и кремовых ламбрекенов смотрится диковато и одновременно амбициозно. Хотя куратор и директор музея заявили, что в этом нет совершенно никакого диссонанса, под выставку Омутова была выделена самая дальняя и маленькая комната, пройти в которую можно было через огромный зал, отданный под классические живописные полотна Геннадия Квашуры, посвященные истории кубанского казачества. Проходить туда приходилось под язвительные замечания работницы музея: «Не смотрите ничего в этом зале! Идите к себе туда! Это не ваша выставка, здесь платное посещение!». Добавляла жару в эту ситуацию то, что в соседнем здании того же музея одновременно с Владимиром Омутовым проходит выставка работ Никаса Сафронова.

Владимир Омутов занимается художественным исследованием природы визуальных образов на границе между виртуальной реальностью и материальным миром. К слову, пост-интернет — тренд не только в современном искусстве, но также в моде и дизайне. Интервенция художника в классическое музейное пространство со старинным паркетом и бежевыми стенами приняла форму инсталляции из скульптурных объектов и надписей на стенах. Рандомные, порой провокационные, цитаты из интернета выполненные черной изолентой: «worm greeting the sun», «I’ll wait for you to put in your denture, sweetie», «suck a knife». Работники музея настоятельно рекомендовали заменить слово whore на английское «лощадь» в цитате — «horse’s life is five good years». Центральная работа имеет некоторое сходство с башней Татлина и эстетикой конструктивизма, но технически конструкция построена по другим принципам:она не имеет скелета, объект является цельным и однородным.

Черный цвет, по словам художника, один из самых знаковых цветов совриска, если вернуться хотя бы к концептуализму и русскому авангарду, и имеет наибольшую силу воздействия. Объекты Омутова будто затягивают, а пугающая инсталляция полностью подчиняет себе пространство, «сжирает» его, как мистические лангольеры у Стивена Кинга.