Колдер и Мамышев-Монро, коллекция Газпромбанка, кураторский проект Влада Кулькова и дебют Ильмиры Болотян, Рикрит Тиравания, Сергей Горшков, Владимир Потапов, Петр Жуков, молхуды Анастасия Вепрева, Маша Ша и Институт База
Ретроспектива Александра Колдера и Владислава Мамышева-Монро, коллекция Газпромбанка, кураторский проект Влада Кулькова и кураторский дебют Ильмиры Болотян, Рикрит Тиравания, Сергей Горшков, Владимир Потапов, фильм Петра Жукова, молодые художники Анастасия Вепрева, Маша Ша и выпускная выставка Института База.
В Пушкинском музее открылась долгожданная ретроспектива Александра Колдера, «всемирно известного мастера», 56 произведений которого «охватывают шесть десятилетий» творчества, «сына и внука скульпторов», выставку которого курировал его же внук и директор нью-йоркского Фонда Александр Ровер. Сегодня вещи Колдера – изобретателя проволочных скульптур, мобилей (Марсель Дюшан) и стабилей (Ханс Арп), совершившего в искусстве «переворот», после которого скульптура приобретает «легкость, проницаемость, подвижность» – выглядят с одной стороны связующим звеном между отечественным конструктивизмом (о котором Колдер узнал уже сформировавшимся «мастером») и западным минимализмом, с другой – наконец, являют российскому зрителю прототипы уже ставших массовой культурой плакатов и шевелящихся на ветру подвесок. Весь проект вписывается в линейку Пушкинского: фигуративные проволочные скульптуры отсылают к рисункам Пикассо, объекты – к Родченко, абстрактные композиции – к Клее. Как это ни удивительно – это первая персоналка Колдера в России, но больших скульптур на московских улицах организаторы, увы, не обещают (директор Пушкинского – Марина Лошак – во время работы в Манеже планировала разместить объект Колдера на Манежной площади). Сегодня стабили и мобили Колдера – после объектов Дональда Джадда, Ричарда Серры и Аниша Капура – кажутся «домашними» и декоративными. Но и эта часть современного искусства – скульптура модернизма середины прошлого века (особенно ясно это становится после выставки Генри Мура в Кремле, где некоторые объекты стояли под открытым небом) – продолжит быть досадной лакуной в российской повседневной визуальной культуре (про Бурганова мы молчим), и мы продолжим обсуждать заказные граффити и памятник святому князю Владимиру на Воробьевых горах. – Анна Быкова
Экспозиция коллекции «Газпромбанка» построена, кажется, на «эзотерических истинах», вроде тех, которыми руководствовался орден розенкрейцеров, из манифеста которых взято название выставки. Куратор Андрей Паршиков будто бы приглашает зрителей к разгадыванию загадок, заданных экспонированием предметов, частично вырванных из их первоначальных контекстов. Впрочем, он не первым затевает со зрителем игру в угадайку. В прошлом году по тому же принципу была построена выставка «Детектив». – Александра Шестакова
В новом «Гараже» открылась выставка Рикрита Тиравании, звезды искусства отношений с 1992 года. Центральное пространство превращено в продолжение Парка Горького: здесь расставлены столы для пинг-понга, только черные и с надписями «Завтра – это вопрос». Сотрудницы (скорее, обслуживающий персонал) раздают по три штуки остывшие пельмени, художник – когда присутствовал – к отношениям ни с обслуживающими его выставку молодыми людьми, ни с посетителями особо не стремился, как, собственно, и большинство посетителей. (По отношению к сотрудникам «Гаража» и выставке Тиравании в дни открытия сильно бросалась в глаза патриотическая составляющая: избыточное количество работников сервиса почти исключительно титульной нации внутри здания и такое же почти полное отсутствие оных среди зашкаливающего количества работников, доукладывающих траву и плитку с другой стороны стекла). Здесь же печатают и «бесплатно» раздают футболки с якобы политическими и философскими слоганами (сейчас футболка с принтом стоит 1000р. – прим. ред.). Тут же – почти неотличимые от окружающей советско-современной архитектуры мини-версии советских автобусных остановок: вместо бетона – МДФ. В них располагаются раскладывающие пельмени девушки. И в отдельном небольшом зале выставка фотографий анти-хеппенингов про антисоциалистический пинг-понг и знак вопроса Юлиуса Кёллера, вдохновивших Тираванию на мало к чему обязывающий пинг-понг и маркетингообразные знаки вопроса на футболках. – Елена Клабукова
Интервью с художником читайте на нашем сайте через пару дней
Проект молодой петербургской художницы Насти Вепревой, выпускницы Школы вовлеченного искусства и участницы феминистских мастерских им. Люси Липпард, уже был показан в Лаборадории «Интимное место», где, кажется, выглядел лаконичнее и точнее. Этот длящийся проект, посвященный субъективации военной техники, состоит из нескольких частей: текста, карандашных рисунков потерянных и разрушенных машин, лесных фотопейзажей со встроенными в них скелетами из «Плясок смерти» Гольбейна, и карты, где крестами обозначены места пропажи военной техники. Перекликаясь и накладываясь друг на друга, эти медиа создают пограничное пространство, где угнетенная военная машина, пытаясь эмансипироваться, убивает своего хозяина и неизбежно умирает сама. Графика с умирающими на лоне природы танками и самолетами – хрупкая, фотопейзажи с гольбейновскими скелетами угнетателей – нелепые, текст – четкий и парадоксальный, как и весь проект. В «Интимном месте» этот проект разворачивался постепенно, как нарратив, все части которого при этом были равноправны. На СТАРТе каждая из них выглядит гипертрофированной: хрупкость графики подчеркивается музейными витринами, увеличенные и развешенные по периметру фотопейзажи выглядят не просто нелепо, но смешно, особенно, на фоне выкрашенных в яркий болотисто-лесной зеленый. Карта и текст художника оказываются вытеснены на задний план, линейность уступает место вязкой цикличности, а суггестия одерживает верх над исследовательским импульсом. Стоит сказать, что этим грешат и некоторые другие выставки на СТАРТе под кураторством Ивана Исаева. – Е. И.
Интервью с художницей читайте скоро у нас на сайте
В экспозиции представлены рисунки, объекты и видео. Проект носит ретроспективный характер: художница показывает работы, выполненные в разных медиа, из которых графика, возможно, малознакома зрителю, а видео Interpretation 7 и деревянные объекты выставлены вовсе впервые. Рисунки выполнены на больших листах — Маша Ша использует тонкую бумагу в рулонах, карандаш часто рвет поверхность — настолько интенсивны движения художницы. Черный и цветные грифели, переплетение линий — иногда в работах просматриваются руки, ступни или более интимные физиологические подробности. Отчасти это похоже на абстрактный анатомический атлас, где главную роль играет недосказанность, неясность.
Объекты продолжают траекторию телесного преломления, но уже в трехмерности. Деревянные фигурки наполовину похожи на детский конструктор, наполовину — на игрушки из магазина для взрослых. В этом же ключе работает и видео, где сама художница замотана в бинты и буквально ломает себя в кадре. Такая хрупкость бытия, болезненное напряжение, с одной стороны, вторит самой маниакальной природе произведений Маши, с другой — наполняет выставку особой энергией боли и страдания.
Деконструкция непрерывно работает на расслаивание и расщепление смыслов — тело работ, как и тело человека, визуализированное в графике во всей своей фрагментарности, оказывается финалом одного художественного суицида, или смерти, когда артистический жест находит себя в своей неизбежной конечности. – Лизавета Матвеева
Очередная выставка студентов Школы «База» Анатолия Осмоловского и Светланы Басковой получилась неубедительной и разоблачающей саму себя. Все работы объединены общим принципом: каждый из художников должен был придумать собственный медиум (то есть алгоритм создания работы) и предъявить результат. Коля Сапрыкин создает изображения объектов из растиражированных отпечатков частей тела, Дмитрий Хворостов масштабирует свои зарисовки на клочках бумаги, Алексей Рюмин складывает из холста самолетик и запускает его из окна, Александр Вилкин конструирует следы на стене и т.д. Выглядит это также неубедительно, как и звучит в пересказе: попытка придумать новый медиум превращается в шуточную игру, упражнение, которое неминуемо завершится провалом. В таком контексте выставка «Делать медиум» обнажает несостоятельность самой идеи ремодернизма, подрывая ее основу – ориентацию на медиум, будь то живопись, созданная при помощи шуруповерта, или объект из креста и табурета. Возможно, в другом контексте они выглядели бы более состоятельно, но в тотальном окружении объектов, возрождающих ориентацию на художественную придумку, кажутся нелепыми и неактуальными. – Е. И.
Выдающаяся ретроспектива Владислава Мамышева-Монро – крайне детальная, насыщенная, разнообразная. Прекрасно структурированная и при всем количестве экспонатов не надоедающая. Разные периоды, разные проекты, разные настроения. Но есть и несколько странностей. Местами создается ощущение избыточности (два здания музея, наполненных под завязку!), которая одновременно впечатляет, но и давит, кажется, что некоторые артефакты можно было не дублировать (те, что представляют из себя «версии», но содержат совсем незначительную разницу), некоторые – даже не показывать. Немного неожиданным кажется решение не демонстрировать звук у ряда видеодокументаций или убавить его до едва различимого – можно было предложить хотя бы наушники, если звук не ложится в общую экспозицию. Удивляет крайне скромная представленность Пиратского Телевидения – маленький зальчик с тихим звуком и несколькими артефактами. Казалось бы, ПТВ – значительный этап в биографии Монро, популярный, но не особо доступный, и можно было ему уделить чуть больше внимания. Наконец, хотелось посмотреть – пусть и частично, Мамышевский вариант «Волги-Волги». При всех этих, в общем, придирках, Монро предстает человеком и пароходом, выдающимся мастером художественного вживания в образ – и при его смелости и неприятии современной России на целых два месяца в непосредственной близости от Кремля. – Елена Клабукова
Отдельную рецензию на выставку читайте скоро на нашем сайте
Сергей Горшков – один из самых известных московскому зрителю воронежских художников поколения, предшествовавшего так называемой новой «воронежской волне», накатившей на Москву во второй половине 00-х (Арсений Жиляев, Илья Долгов, Иван Горшков, Николай Алексеев и др.). На московской выставке – его «фирменные» деревянные крашеные скульптуры, а также работа с тканью и металлом. Эти работы сплошь нарративны, но их изображаемое – очень условно. Горшков часто говорит в контексте своих работ о волшебном мире сказки – это определение, кажется, наиболее точно описывает эту условность. Как персонаж в сказке – явление собирательное, так и фигуры Горшкова выполнены в нарочито грубой «эскизной» манере (к слову, он один из участников легендарной выставки «Русское бедное»), но сразу вызывают в голове море ассоциаций фольклорного толка. Взывая ко всему тому, что зрители где-то видели в далеком детстве (по крайней мере те, кому за 25), они обнаруживают сам тонкий механизм фиксации образа сознанием и въедливости ассоциаций, которые часто мигрируют в область подсознательного. – О.Д.
Открывшаяся в подвальном пространстве петербургской филармонии «Крипта» Влада Кулькова, казалось бы, настаивает на исчезновении: никаких подписей работ, фамилии художников присутствуют только в общем описании проекта (некоторые из авторов указаны только в формате «и др.»). С одной стороны, подобный способ экспонирования намекает на снятие индивидуальности каждой работы во имя установления эстетической массы, призванной вовлечь зрителя в процесс смутной археологии, «экскавации» смыслов в пространстве очищенных художественных идентичностей.
С другой стороны, нулевая степень зонирования пространства выставки превращает набор работ в набор артефактов психоделичной художественной лавки. Ориентация этой коллекции разветвляется в двух направлениях — первое это, собственно, преображенный реди-мэйд, представляющий самого себя в качестве неизвестных отбросов древней (или даже параллельной) истории цивилизации, а второе связано с пост-апокалиптической биологией, обращающейся к неизвестным эволюционным процессам, явленным в живописных абстракциях — здесь и фрактальность, и аморфность, сохраняющая акцент на телесности этих форм.
Эффект пространства (подвала филармонии) в этом случае раскрывается исключительно в описании проекта — метафора фундамента культуры остается исключительно заявлением, не выстраивая сайт-специфичности выставки. При этом аура, создаваемая безымянными объектами, разложенными и подвешенными повсюду, стягивает эти объекты в общий нарративный туман, настолько открытый для интерпретаций, что положение комментатора заранее оказывается всегда неуместным ввиду переизбытка возможных ракурсов для него. – Никита Сафонов
Отдельную рецензию на выставку читайте скоро на нашем сайте
Посвященный непростой женской доле, кураторский дебют Ильмиры Болотян очень физиологичен во многом связан с личными переживаниями участниц. Наиболее показательная работа на выставке – графический дневник пережившей насилие Натальи Петровой. Зарисовывание обстановки комнаты, в которой девушку держали взаперти, очень близко к арт-терапии, но при этом частная история позволяет начать разговор о более общей проблеме.
Несколько смущают картины Варвары Терещенко, сделанные по мотивам новостных хроник, рассказывающих об убийствах. Несмотря на шоковый эффект, который изображение производит на любую живущую в России девушку, осознающую собственную незащищенность, за счет теней и цвета, картина скорее эстетизирует обнаженные тела жертв, обретая совсем противоположный пафосу выставки посыл. – А. Ш.
Отдельную рецензию на выставку читайте скоро на нашем сайте
Несколько работ из этого проекта художника по отдельности зритель уже несколько раз видел, часто ассоциируя Потапова вот с «теми» холстами с лампочками и выдранными кусками оргалита. В этой выставке суть серии развертывается максимально подробно. На первом этаже – снова на надоедливых красных стенах, бытующих в галерее еще с «Отделения» Осмоловского – холсты с изображением того или иного искусственного или естественного света (к слову, особый интерес к первому, но несколько иначе, проявлял его коллега Павел Отдельнов в проекте «Неоновый пейзаж»). Здесь и имперские люстры и лампы из советского метро, и икеевского вида настольные лампы и напольные торшеры. Все холсты призваны будто бы «светиться изнутри» (вызывая в голове затертые возгласы восхищения от подобного эффекта в работах старых мастеров), но такового не наблюдается. Не стремясь к такому эффекту, а только подразумевая его (что, впрочем, скорее минус убедительности, чем плюс), Потапов выдирает куски дерева из холста, тем самым грубо обнаруживая в нем только декоративную ширму. Очевидность такого поворота в природе живописи подчеркивается уже двухсоставной инсталляцией на нижнем этаже. Первая ее часть – это небольшие холстики все того же рода, но выхваченные прожекторным лучом галерейного освещения. Один из них – потухший темный прямоугольник, так как свет прожектора, направленного на него, перебит подвешенной картонкой, точь-в-точь перекрывающей размер холста. Вторая часть – это композиция из маленьких человеческих фигурок, тоже подсвеченная прожектором и бросающая тень на стену. Но, присмотревшись, пытливый зритель обнаруживает, что это отнюдь не тень этих фигур, а самостоятельная проекция, ведь часть деталей у настоящих фигур отсутствует. Очевидно, что тема вечна, а в рамках творчества Потапова более чем раскрыта – вопрос в том, что мы увидим дальше. – О.Д.
Новый фильм Петра Жукова играется, как музыкальное произведение – в живую сводятся видео- и звуковые дорожки, без фиксированного времени воспроизведения и четких монтажных рамок. Помимо основного поля проекции, куда сводятся три потока изображения и звука, рядом размещена плазма, на которой – уже не отснятые художником, а взятые в архиве хроники. Очевидный и стройный монтаж последних в сочетании с попыткой автора разрушить иллюзии монтажа в рамках своего видео создают душный эффект бессмысленности сопротивления иллюзорной и так правдиво складной движущейся картинке. Стройные кадры плазмы вгрызаются в поток восприятия и направляют его, согласно своей логике: воображение, создавшее технику себе на службу, обнаруживает себя подчиненным этой же техникой и запертым в продуцируемый ей образный ряд. Нарративная составляющая работы сфокусирована на истории Куршской косы и мифологии этого места, собранной в повествование о некоем куршском пилоте, «в давние времена независимости Литвы улетевшего прокладывать дорогу на Мадагаскар». Мистическая составляющая этого нарратива – воспроизведение видений и документация спиритических сеансов – вкупе с зыбкой природой «чувственного монтажа» создают образ художника-колдуна, который особыми неочевидными действиями пытается разрушить чары иллюзии медиума и прорваться к реальному. – О.Д.
Отдельную рецензию на фильм читайте скоро на нашем сайте
Фото: Анна Быкова, Ольга Данилкина, Петр Жуков, Елена Ищенко, Лизавета Матвеева, Александра Шестакова
The blog owner requires users to be logged in to be able to vote for this post.
Alternatively, if you do not have an account yet you can create one here.
[…] Мультимедиа Арт Музее в Москве прошел второй показ фильма Петра Жукова «Возвращение к.… ART_BUZZ нашелся как пошутить и в этот раз […]
[…] что завершилась выставка учеников школы «База» «Делать медиум», а теперь показывают работы девяти студентов […]
[…] места продолжает линию, начатую Жуковым в фильме «Возвращение куршского пилота», где речь шла о пространстве Куршской косы. Как […]
[…] этой серии можно было увидеть в 2014 году на дебютной выставке Вепревой на площадке «Старт»: ради «Легко» она взялась за самолеты снова, держа в […]