Интервью с Георгием Острецовым

131

FB 0 VK 0

Мария Калашникова поговорила с художников Георгием Острецовым

«Актуальный художник – это тот, кто способен заниматься
интеллектуализацией капитала».

Мария Калашникова: Расскажите, пожалуйста, про союз художников в мастерских в Лебяжьем переулке, как и когда он образовался?

Георгий Острецов: Зарождался Лебяжий таким образом: нам предложили здание бывших коммуналок, снаружи дома над каждым подъездом которого даже сохранилась майолика Врубеля и Васнецова. Помогла с арендой мой хороший друг, критик и дилер Эля Тарноградская. Я со своей стороны пригласил художников, с которыми мне было бы интересно сотрудничать. Мы давно все дружили, у нас постоянно происходил творческий диалог, и мы хотели объединить свои усилия в едином пространстве в совместной мастерской, что и произошло. В результате в нашем распоряжении оказалось сразу несколько квартир: у группы Еликука с Георгием Литичевским на втором этаже, у меня на третьем, а у группы ПГ на четвертом. Их квартира располагалась ближе всего к Кремлю, и в свое время ее снимал Пастернак.

М.К.: А какая атмосфера царила внутри мастерской, похоже на жизнь в сквоте?

Г.О.: Нет. Мы жили на легальных основаниях, у нас были друзья, которые нам помогали, мы в свою очередь отдавали им в дар свои работы. Никакой атмосферы сквота, наоборот, все организованно работали в своих мастерских, никто никому не мешал. Каждую среду у нас был день открытых дверей. Вообще я противник сквотов, хотя приходилось жить в них в Париже. Каждый художник имеет право выстраивать свою независимую политику и стратегию, что трудно осуществимо в условиях жизни в сквоте, где ситуация зачастую становится неуправляемой и это только мешает ее участникам. Здесь же я отвечал за те процессы, которые происходили внутри нашей общей мастерской, и сам выбирал художников для совместного проживания. В результате плодотворного и организованного сотрудничества мы делали общие выставки и создали журнал «Вглаз», №1 создавался совместно с мексиканскими художниками, далее планировалось выпускать совместные номера с другими иностранными художниками, но это пока не воплотилось в жизнь. Теперь нет мастерской на Лебяжьем и продолжать работу трудно, трудно всех организовать, да еще и без финансовой поддержки. Вообще когда приходится думать о дополнительном заработке, невозможно посвятить 16 часов в день искусству. В условиях мастерской на Лебяжьем работалось легче – совместными усилиями. Теперь я ищу новые возможности, помогаю своим друзьям-художникам, нахожу им новые мастерские. Здесь со мной на Бережковской набережной работают два художника, в Силикатном проезде я организовал арт-центр, где будет выставочный зал и мастерские. Также мы планируем создать место встреч для художников и посетителей – круглосуточную галерею, где рядом есть кафе 24 часа и круглосуточный автосалон, сотрудники которого смогут помочь с охраной помещения. Это не совсем центр города, зато уже этой осенью мы планируем проводить там ночные арт-тусовки и много разных интересных мероприятий.

М.К.: У вас прошло две выставки, посвященные «русской теме». Первая была посвящена русскому пейзажу, вторая связана с философским течением русского космизма, которое также предполагает восстановление естественной связи человека с природой, расширение миропонимания человеческого бытия до вселенского уровня. Скажите, концепция третьего проекта для Биенале будет столь же масштабна? Насколько я понимаю, его тема – бег времени, бег по кругу. Это, может быть, как-то связано с циклической концепцией развития истории?

Г.О.: Да, интерпретация концепции нашего проекта «Бега» может быть очень глобальной, но это лишь одна из версий. Вообще эта тема возникла как попытка понять причину побега человека от самого себя и, естественно, от времени, но в проекте есть и политический подтекст, что естественно, так как для меня искусство есть продолжение политики. Он касается как раз «русской темы». Главная проблема современной России в том, что 30 тысяч ее жителей каждый год уезжает заграницу на ПМЖ. Люди не хотят, чтобы их дети были русскими, жили в России, считают жизнь здесь губительной для психики. Вообще Россия на данный момент находится в состоянии интеллектуальной катастрофы, по причине которой и современное искусство в нашей стране не может прийти в себя. У нас сейчас нет той прослойки людей, которая могла бы впитывать искусство. Постсоветские люди, воспитанные на оппозиционном отношении к цензуре власти, были готовы к интеллектуальному восприятию искусства. Тогда люди хотели и искали знаний вопреки, все шло от внутреннего протеста…

М.К.: То есть третий проект будет продолжать исследование русских проблем, а почему тогда слово «русское» исключено из названия?

Г.О.: Оно исключено из названия, потому что после проведения двух предыдущих выставок мы поняли, что русские не готовы к восприятию собственных проблем, к переосмыслению собственной жизни, не готовы к апгрейду. Все готовятся к тотальному побегу. Это уже не побег от советской власти, это побег от налогов, от опасности попасть в тюрьму за воровство, побег от самого себя. Выставку можно было бы смело назвать «Русские бега», но мы решили немного расширить смысл. Из России бегут в основном люди небедные, бегут даже те, кто находится у власти – и все они находятся в ожидании чего-то лучшего. Ситуация абсурдна: люди бегут из страны, за счет которой они живут. А те, кто хотел бы как раз убежать от вертикали власти и не могут это сделать физически, бегут в алкоголизм. Так Россия постепенно превращается в интеллектуальную пустыню. Наша выставка как раз про этот неизбежный процесс, про русский феномен: русские боятся быть русскими. А еще она и о бессмысленности такого вот бега в никуда. Как сказано в Псалтири: «Ложь конь во спасение, во множестве же силы своея не спасется». И если помнить об этом, то приходит понимание, что никаким бегством и сиюминутным поиском выгоды жить нельзя, нужно заниматься сущностными вопросами, а не направлять все свои физические и психические силы на адаптацию к окружающей реальности.

М.К.: Таким образом, концепция выставки «Бега» выстраивается вокруг Вашего тезиса, полученного эмпирическим путем. А сможет ли зритель ее понять, если он не видел двух предыдущих выставок?

Г.О.: Да, сможет. Вообще я считаю, что даже концептуальное, насыщенное множеством смыслов произведение искусства, в первую очередь, должно быть энергетически емким. Только через энергетику можно прочувствовать и понять работу, поэтому я всегда рассчитываю на умного и «долгого» зрителя. Когда я готовлю выставки, свои собственные или совместные, я всегда ориентируюсь на верного зрителя, который видел предыдущие проекты и может проследить эволюцию, а не подумает: «ну вот, очередные комиксы». В предыдущих моих проектах тоже была своя эволюция: выставку пейзажа мы задумывали в живописном формате, космизм – в формате объектов, а здесь будет микс из мультимедиа: видео, фотография, кинетические объекты. Изначально мне хотелось сделать акцент на кинетические объекты, но их создание – довольно трудоемкий процесс, пока нам не хватает специальных технических мастерских и инженерных ресурсов, которые, я надеюсь, появятся уже этой осенью в Силикатном проезде. Художник должен расти, постепенно переходить от количества в качество, работать в разных жанрах, создавать большие скульптурные и кинетические объекты, инсталляции, конструкции высокого качества.

М.К.: Получается, третий проект «Бега» стал самым сильным по социальному высказыванию, он больше всего затрагивает проблемы сегодняшней жизни…

Г.О.: Да, но это лишь на словах, точнее, это концепция проекта. Визуально работы все же будут говорить не на социальные темы, они будут говорить об искусстве. Но социальный аспект для меня лично важен. На данный момент я наблюдаю сильную социальную стагнацию среди молодых художников. Почти все хотят учиться заграницей, а вот чему, зачем, у кого? Непонятно. С моей точки зрения, это шаг назад, если у тебя уже есть свои взгляды и принципы и ты успешно принимаешь участие в выставках. Учеба неизвестно у кого усредняет тебя как художника, а если все же учиться, то у настоящего мастера. Вообще заметен у нас в России сейчас момент усреднения человеческой личности – это наблюдается уже в детских садах, школах, что меня очень волнует. Даже то, что касается наличия классического художественного образования: кому-то оно нужно, кому-то нет, не надо всех усреднять. Получается, художник научается мастерству, а потом думает – а кто сейчас может быстро заработать денег? Актуальный художник. Это совершенно неправильно, это искажает вообще всю суть искусства. С моей точки зрения, актуальный художник – это тот, кто способен заниматься интеллектуализацией капитала.

М.К.: Интересное замечание, наверное, ваши художники знают, как это можно осуществить. Скажите, а Вы ориентировались на тему биеннале этого года «Переписывая миры» во время подготовки спецпроекта? Если да, как концепт выставки «Бега» в нее вписывается?

Г.О.: Знаете, скорее никак. Просто я против таких вот номенклатурных названий, которые все чаще придумывают для больших биеннальных проектов. Наш проект скорее не за, а против, то есть он за бегство от номенклатурности, от превращения художественных проектов в некую безликую структуру и т.д. Как-то у нас давно перестали приветствоваться хорошие «веселые» проекты, молодые художники жалуются, что их проекты губят на корню в школах современного искусства, потому что, видимо, мало концептуальной мысли. А я считаю, что в любом самом ярком проекте, даже в тех же комиксах, может быть не меньше уровней и скрытых смыслов, чем в замученном уже всеми концептуализме. Все привыкли мыслить в этой единственной системе координат, так удобно: для написания заумных текстов, для получения грантов – все превращено в систему. Искусство должно визуально цеплять, оно для человека должно стать неким чудом. И как я уже сказал, для меня искусство в первую очередь искусство, если оно веселое и энергетически емкое. А там, где нет жизни – все это детерминированный сатанизм.

М.К.: Георгий, Вы являетесь одновременно и куратором и художником, а не возникало ли в связи с этим каких-нибудь проблем? Все же Вам нужно время для работы над своим произведением и необходимо еще всех вокруг организовать.

Г.О: Дело в том, что я вовсе не куратор в традиционном понимании. Просто так принято, называть себя куратором, скорее, я инициатор. А почему я? Наверное, у меня больше желания и энергии для активной художественной деятельности. Вот и все.

М.К.: Получается, все кто с Вами работает, так или иначе Ваши единомышленники, они поддерживают все концепции и идеи, в том числе и увлечение «русской темой». Но ведь каждый художник понимает ее по-своему. Например, Устина Яковлева черпает вдохновение в мотивах лоскутного шитья. А какие мотивы «русскости» важны для Вас, вы могли бы их назвать?

Г.О.: Вы знаете, это из разряда вопросов: а что самое главное в пейзаже? Собственно, сам пейзаж. Мотивы… конечно, это не лапоть, не Ленин, не Красная площадь или матрешка. Здесь с моей точки зрения, важен человек, насколько он правдиво и индивидуально мыслит. Понимаете, для меня было важно, как русский художник, носитель русского языка, может размышлять и искренне что-то делать на эту тему – такая саморефлексия. И чем искреннее и серьезнее он сам, чем серьезнее он относится к собственному творчеству, тем скорее он сможет раскрыть эту тему, а уж какие мотивы он при этом использует и как их визуализирует, не так важно. Для меня главный критерий – образ настоящего ответственного за свое дело русского художника, я за русское искусство без фальши и эпигонства. Иначе будет появляться только клубное искусство на продажу или какой-нибудь вторичный продукт. Мы работаем в панковском направлении, возникшем в Европе еще в 1950-е гг., за годы существования этого направления почти все практики протеста были испробованы. Поэтому нам нужно быть грамотными, знать историю искусства, стараться не повторяться и двигаться дальше.

М.К.: Хорошо, а есть ли нечто общее, какое-то объединяющее все три выставки начало?

Г.О.: Их объединяют люди, точнее, союз людей с некими общими стремлениями, художественными идеалами. В нашем искусстве обязательно присутствует нарративность, комиксная нарративность, в нем всегда есть протест. Нашей живописи свойственны яркие цвета, контрасты, вызывающие образы. Но у всех нас совершенно разные стили, это и сближает: разность стилей и общность художественных принципов.