Что нового покажет нам Саатчи?

209

FB 0 VK 0

Историю слияния искусства с рынком принято вести с 1904 года, когда критик Андре Левель организовал клуб «Медвежья шкура», чтобы вкладывать деньги в еще непризнанные авангардные работы, включая свежие полотна Пикассо и Матисса. Эта драматичная история, полная надежд и разочарований, как критиков, так и художников, закончилась менее чем через сто лет, когда Чарльз Саатчи открыл свою первую галерею в Лондоне (1985), а затем организовал нашумевшую выставку «Сенсация» (1997). Эта выставка, где не было выставлено чего-либо столь уж сенсационного, стала, в результате, сенсацией для мирового арт-рынка и ознаменовала начало «экономического чуда» современного искусства. Спустя четверть века, его галерея по-прежнему существует, но уже не производит шума на пустом месте. Она ушла на покой, разместившись в просторном дворце в Челси, районе прерафаэлитов, богатых пенсионеров и русских олигархов. После переезда на новое место политика выставок серьезно изменилась, и стала еще более скучной и размеренной. Вместо отдельных художников, Саатчи скупает и выставляет целые художественные традиции, а то и нации: Китай, Средняя Азия, Америка, Индия, Британия, и наконец, Германия.

Кстати, именно немецкий философ Вальтер Беньямин одним из первых вынес приговор коллекционерам. Согласно его теории, существуют настоящие коллекционеры образца XIX века, которые прячут свои работы у себя дома, спасая их от утилитаризации. Но существуют и буржуазные потребители искусства, которые выставляют свои картины и объекты, превращая их в денежный капитал. Саатчи, должно быть, воплотил собой самого негативного коллекционера в понимании Беньямина, так как его дворец не просто частная галерея, но организация, зарегистрированная как «благотворительная». Другими словами, Саатчи представляет свои личные предпочтения как объективную презентацию того, что происходит в современном искусстве. В отличие от многих подобных институций, его галерея работает без выходных и имеет бесплатный вход. В случае Саатчи начинает радовать даже то, что она регулярно оказывается закрытой на «частные мероприятия». На одном из таких мероприятий я побывал года два назад, и замечу, что его размах не уступает московскому. Немного странно для коллекционера, столь сильно разочарованного в светском обществе, не правда ли?

Писать об этой галерее плохо – слишком просто и потому неблагородно, писать о ней хорошо – не позволяет совесть, а писать нейтрально – не получается. Но как же тогда писать о галерее Саатчи, если о ней надо написать? После долгих размышлений я натолкнулся на свежую статью в «Гардиан», написанную самим коллекционером, где он упрекает своих коллег в безвкусии, равнодушию к искусству, любви к вечеринкам и далее по списку. Я подумал, а почему бы не попытаться понять, что же такое хороший вкус в понимании Саатчи и почему определенное искусство вызывает в нем столь искреннюю и горячую любовь? Это воображаемое путешествие в мысли коллекционера я решил совершить на нескольких примерах из его последних приобретений, составивших экспозицию «Гезамткунстверк: новое искусство из Германии».

работы Изы Гензкен

Перед вами Иза Гензкен – самая зрелая художница из представленных на выставке. Ее работы идеально вписываются в контекст этого шоу: перепроизводство, мусор, трэш, дешевый пластик, глянец, наивный визуальный анархизм присутствуют практически во всех работах. Если учитывать ее возраст (она родилась в 1948 году), то можно даже назвать ее учителем всех остальных представленных авторов. Вот что мог бы сказать о ней сам Саатчи:

Иза Гензкен переосмысляет утомляющую строгость, сухость и пустоту американского минимализма, наполняя клишированные геометрические формы экспрессивностью немецкой живописи. Индустриальные блоки Дональда Джадда и Карла Андре обвили лианы, подобно дикаркам из южноамериканских племен, впившихся в тела ненавистных колонизаторов. Каждая скульптура – это смелый ответ женщины-художницы, пощечина мужскому искусству, наглый и дерзкий плевок ему в лицо. В ее произведениях наметился разрыв с рациональностью эпохи просвещения и презрение к «фаллическому» искусству современных концептуалистских практик. Каждая скульптура – бросок, выпад, вызов и полное несогласие с конвенциями художественного сообщества. Иза – настоящая амазонка авангарда, которая стремительно мчится вперед, опережая художников на многие километры и помечая пройденный путь «заумными» верстовыми милями. Но в отличие от русских амазонок ее оружие не ограничивается обычным деревянным луком. Арсенал ее художественных средств не имеет границ! Любой зритель вне зависимости от своего звания оказывается снабженным тяжелой артиллерией бесчисленных интерпретаций. Иметь такую работу в коллекции значит бесконечно рассуждать о смысле и призвании искусства.

работы Томаса Хелбика

Томас Хелбик и Дирк Белл – два живописца подходящие для непритязательных коллекционеров, которые любят Фрэнсиса Бэкона, но не могут позволить себе его работы. Послушаем, что скажет нам Саатчи:

Томас Хелбик и Дирк Белл – два непосредственных продолжателя традиции Фрэнсиса Бэкона. Цены на их работы пока что не столь высоки, но они уже добились мастерства, не уступающего британскому гению. Если Томас Хелбик заимствует у него цветовую палитру и некую текучесть живописи, игнорируя фигуративную составляющую, то Дирк Белл непосредственно обращается к его мотивам, выводя их из чисто живописных рамок и открывая холсты для феноменологического восприятия. Картины Хелбика фиксируют образ в момент его генезиса в самом теле холста. В эпицентре становления нового изображения происходит кризис репрезентации, распад живописной материи, и рассоединенные атомы выплескиваются на поверхность беспомощными пятнами краски. Его идиосинкразические пятна на монохромном фоне иногда могут напомнить работы Хуана Миро, но лишены оптимизма испанского сюрреалиста. В нашем обществе, перенасыщенном изображениями, они играют роль зловещих плакальщиков, горюющих по утрате визуальной экологии. Уникальные скульптуры мастера, сделанные из ультрановых материалов, рассуждают на не менее актуальные темы: генная инженерия, атомная война и конец света. Белл же продолжает традицию патологизации портретной живописи, доводя ее до логического завершения и наполняя актуальным содержанием. Например, занавеска в его картине «Пропасть» – пряма аллюзия к вертикальным линиям у Бэкона. Но это сокрытие, растворение образа обретает материальность и становится предметным, вещественным. Фигура обнаженной женщины всасывается внутрь картины, а штора вот-вот задернется, перекрыв доступ зрителя к объекту. Таким образом, он переосмысляет мотивы Бэкона в современном ключе, деконструируя мужской объективизирующий взгляд.

работы Дирка Белла

Александра Биркен – еще один автор того нелепого и ненужного искусства, которым сейчас изобилует рынок.

Работы Александры Биркен лавируют – или даже левитируют – между плоскостностью картины и трехмерностью скульптуры. Наверное, также смело обращаться с этими двумя техниками мог лишь ее прямой предшественник Александр Колдер. Они наполняют зрителя ощущением легкости и воздушности – тем, чего так не хватает профессиональному коллекционеру, уставшему от деловых встреч и светского общества. Ее работы – это многозначные ребусы вроде семантических построений Джорджио де Кирико, которые можно познать лишь при помощи интуиции и тонкого художественного чутья. Когда я захожу в свою галерею по делам, то застываю в немом восторге перед каждым элементом ее композиций, застывшим в состоянии «подвешенности». Лишь сполна насладившись ее изысканным и утонченным вкусом, я отправляюсь в своей офис, чтобы заняться делами первой важности, например, переговорами с Эрмитажем.

Как и все выставки Саатчи, к названиям которых он любит прибавлять громкие слова вроде «новояз», «революция» или «формы будущего», последнее шоу разочаровывают уже в первом зале. Для начала здесь нет даже и тени «всеобъемлимости» и «всеохватываемости» Вагнера. Русский зритель, для которого «гезамткунсверк» ассоциируется, в первую очередь, с тотальной инсталляцией Кабакова, будет разочарован вдвойне. Это искусство не просто не тотальное, но и практически неискусство. Определить вкус Саатчи не стоит особого труда, для этого достаточно побывать на паре его выставок или лучше посмотреть их на его сайте, чтобы не тратить свое время. Ему нравится «экспериментальное» смешение техник, которое уже совсем не новшество, а sine qua non в любом западном художественном ВУЗе. Он любит радикальные политические работы, если они рассуждают на самые общие и аполитичные темы вроде консюмеризма или анархизма. При этом сам их размах и обилие использованных материалов должны быть максимально антиэкологичны, а в галерее даже на 5-ый месяц работы выставки должен оставаться резкий запах свежесделанного ремонта. Ему нравятся «твердые» техники: скульптура, инсталляция и живопись на холсте, потому как видео смотреть слишком долго, и как ни старайся, оно не продастся по цене заспиртованной акулы. Но безупречный вкус Саатчи по-прежнему определяет многое. Не стоит сомневаться в том, что на ярмарке «Фриз» в следующем году станет намного больше немецких «гезамткунстверков», номинально представленных на этой выставке.