От алтаря и пляски смерти к сосискам с бельгийским пивом

147        0        FB 0      VK 0
29.03.12    ТЕКСТ: 

Екатерина Гаврилова и Петр Жуков

Первыми теплыми лучами солнца и радостной улыбкой моего старого друга кинодокументалиста Никиты Павлова встречает нас Берлин. Автор самого правдивого фильма о группе “Война” согласился приютить и сопровождать нас, а также помогать мне в съемках во время нашего небольшого путешествия в конце февраля, целью которого, помимо рекоммуникации, является сбор материала для нового номера видео-журнала Vidiot, с темой, заставляющей трепетать творческий дух любого свободомыслящего художника — Dance macabre.


Нойкельн

Никита живет в Нойкельне на славной Карл-Маркс-штрассе, где, пока он с нетерпением ожидает благословенной джентрификации, раз в неделю открывается по новой дёнерной, а богема всё не едет. Никита говорит, что сейчас вся его надежда на приезд объединения “Вверх!” и обращение местного населения. Но пока мы бросаем вещи и, перехватив ливанский дёнер с “чаем” из кипятка и мяты, первым делом направляемся в Мариенкирхе за фреской “Пляски смерти” XV века. Увы, она не только в плачевном состоянии, но и отгорожена от трепетного дыхания художников, туристов и прихожан стеклянной стеной (с этим медиумом нам еще предстоит повстречаться при более удачных обстоятельствах). С наскока выжать из фрески достойный документальный видеоматериал не выходит, и расстроенный Никита углубляется в церковь, изобилующую изображениями черепов, костей, часов и прочих моменто мори.


Берлинский парк

В приподнятом духе отправляемся далее, в программе — Пергамский алтарь. По пути Никита желает нам показать живописный парк и любимые им районы — он явно скучает по родному Марьино. Берлин в таком изводе начинает напоминать Москву. Нас настигает паника, но спасает Музейный остров. Здравствуй, Пергамский алтарь. Мы столь много о тебе говорили с художником Даниилом (Даниил Зинченко, участник объединения “Вверх!” — прим. ред.), сидя в землянке!

Никита Павлов на ступенях Пергамского алтаря

Немцы, конечно, молодцы, не отстали от соседей по Европе, приняли посильное участие в растаскивании античного мира. Особо мило смотрится зал с коллекцией колонн различных греческих храмов. Так они и видятся — оставшиеся с прореженными колоннадами, подобные гостеприимным улыбкам ребят с работ Врубеля-Тимофеевой. Но алтарь. Это не про Vidiot, это про “Вверх!”. И скажу, что, как по мне, так для современной художественной ситуации, как раз очень важно осознание вот этого существования артефактов эпох, предшествоваших Возрождению, а особо Античности в музейном пространстве — это дорога к конструктивному, недиснейлендовскому преображению музея. Но алтарь. Двухярусный. Как музей преображает! Всё же вещи, которые всегда там оказываются перенесенными. Но меня поразило другое: всегда до этого (слава доверчивому восприятию через фотодокумент) я был в полной уверенности, что перенесен он в музей целиком, и вот с благоговением поднявшись по ступеням и вступив в пространство жертвенника, я обнаруживаю там музейный зал со скульптурами с фронтона, фрагментами сохранившихся мозаик — музей множится внутрь себя по алтарному принципу — сущность познается с непредсказуемой стороны. Никита в это время инстаграмится на ступенях храма и снимает проходящих барышень.


знак, что здесь точка, где можно приобрести наркотики

Далее ведомые Катей (Екатерина Гаврилова, художница, супруга Петра Жукова — прим. ред.) движемся по широким проспектам армейского государства в Гуггенхайм на выставку “Found in Translation”. Музей оказывается размером чуть больше московской галереи, а выставка со столь актуальной в нашем глобализующемся мире темой — милой экспозицией с шуршанием кинопроекции, револьверным слайдпроектором и нашептыванием текстов. Однако трогает живостью, а язык требует жизни, только одна работа — попытка визуализировать стихотворение Лизы Оппенхейм, но, возможно, мне так показалось просто из-за моей слабости к 16-миллиметровым проекциям. Никита тем временем уехал забирать дочку из садика.


очередь на выставку Герхарда Рихтера

Наша следующая цель и точка встречи — музей Кэты Кёльвиц, незаслуженно убранный из свежего издания путеводителя “Афишы”. И это конечно мощь! Всё же велик потенциал фигуративного в левом искусстве, а художник, остающийся в своей работе внутри пластики материала и использующий ее для достижения целей, соотносимых с его убеждениями, оказывается сильнее художника, переносящего политический жест в художественное поле — мне кажется, здесь содержится частичка ответа и на текст Екатерины Деготь про протест, утерянный в креативности, и на европейскую практику институциональной поддержки политического искусства. Но это тема для отдельной дискуссии, а мы встречаем Никиту с Идой Леей в багажнике, спящей на кочках столь крепко, что я даже вначале пугаюсь. Совершаем рейд в книжный и направляемые foursquare’ом попадаем в бар с дешевым кальвадосом. Пока папа пьет, Ида бегает за официантами. Наконец ребенок пойман, и мы возвращаемся домой в Нойкельн, где под Вертинского учим Никиту печь блины на зависть его соседке.


музейный лук

День второй нас встречает легким дождем и длиннющей очередью на выставку Рихтера в Новой национальной галерее. Пока стоим в очереди, успеваем порадоваться коллажу из Рихтера и неизвестного художника в автобусе продавца кофе. За стеклом же все фигачат луки на фоне полосочек, ныне без этого никуда. Рихтер — один из тех современных художников, которого всегда приятно увидеть и поразглядывать (даже Никита нашел для себя вид Иерусалима, а после отправился снимать картину с черепом). Но сразу после деконструирующей инсталляции — наслоения стекол, представляющих пространство картин Герхарда в реальности, к нам в разум закралась теория заговора: нигде вокруг, а выставка носила ретроспективный характер, не было ни одной из его острополитических работ — ни дядюшки, ни рафовцев. После виденной пару лет назад, заставленной строительными лесами витрины польского культурного центра с портретами господина Шикельгрубера, меня этот факт насторожил. Позже оказалось, что эти работы представлены на других берлинских выставках автора, все-таки юбилей. Но осадочек остался.


анонимный Братцо Дмитриевич

Этажем ниже выставка, собранная по принципу, близкому к ерофеевскому, — все работы 69 года. Среди них выключеный из розетки Хааке и забавная интерактивная инсталляция, включаемая раз в час. Мы думали, это катафоты для веселых бликов, а оно оказалось детектором движения зрителей.


Дэн Флавин в Гамбургер банхоф

И вот мы в Гамбургер банхоф. Целое крыло благословенного Бойса, которого в Берлине, в принципе, много, но относятся к нему все равно аккуратно. Йозеф, конечно, очень сильно связан с запахом и тактильностью, от чего приятно видеть его работы вживую, особенно на близком расстоянии — не то, что в Помпиду. Но по пути к нему случается казус: Катя и Никита так увлекаются просмотром работ Опалки, что принимают за одну из них серую штору, закрывающую окно, какое-то время даже приходится переубеждать (в лучших традициях анекдотов про совриск). Еще одна странность — идея сочетать в одном пространстве объекты Бойса и свечение Дэна Флавина. Вроде бы работают с непересекающимися формами, но каждый стремится тотально подчинить пространство, что убавляет сил обоим, особо странно, что в другом крыле Дэн отлично существует в одиночестве. Разочарованием оказывается выставка Икеда “db” — работая со столь нематериальной реальностью, он не сумел, несмотря на раздаваемые на входе бахилы, вырваться из документальности пространства — швы, розетки и прочие потертости возвращают нас чуть ли не в пространство ЦДХ, так что оставалось только мечтательно вспоминать прекрасную выставку Петера Кёглера в МУМОК. Но прожектор греет, а охрана пугается моего рекордера — аттрактивно. Положение спасает Ганс-Питер Фельдманн и его альбом “Die Tote” — ксероксы фотографий, в основном портретов, из печатных публикаций о смерти людей — большой проект, начатый им в конце 60-х и включающий отдельный раздел, посвященный деятельности RAF, лаконичный и точный — смерть и ее репрезентация в медиа — то, что нам близко, и я знаю нескольких московских художников, собирающих подобные коллекции теперь уже из онлайн-СМИ, есть в этом нечто невыразимое. Поворот за угол и музей раскрывается в своей нескончаемости со взлетами и падениями работ, но эту часть хождения в искусстве я, видимо, опущу во славу дефицитного маркетинга.

Риодзи Икеда на фото лучше, чем в жизни

Тут нас вновь настигает неугомонный Никита и, коль скоро еще не совсем стемнело, мы мчимся в KW, замечательнейшую многоэтажную институцию, представляющую выставку “You Killed me First. The Cinema of Transgression” — всё, что мы любим! Признаться честно, я еще никогда не смотрел видео с такой скоростью. Мы пришли за 40 минут до закрытия. Но, с другой стороны, это вполне соответствовало панковскому настрою экспозиции и ритму стробоскопа на лестнице (не для людей с эпилепсией, Никита чуть не упал, изображая кино нуар). Описывать time-based работы — дело неблагодарное, так что скажу, что все наше внимание захватили Ричард Керн в союзе с Лидией Ланч в своем бескомпромиссном угаре. Только подумать, как от прекрасной трансгрессии художники со временем докатываются до фотографирования девочек! Объяснимо, но грустно.


The Cinema of Transgression

На видео про телесные трансформации, на моменте, когда зашивают половые губы, у Никиты закружилась голова, и мы отправились далее — пришло время покрепиться. Он ведет нас в популярную забегаловку, где Кате посчастливиться отведать оригинальное местное блюдо — салат из сосисок. Они действительно нарезаны соломкой. Сосиски запиваем бутылочным бельгийским пивом по соседству (хвала Никите и foursquare).


музей Кэты Кёльвиц

Наполнившись сил, под покровом темноты отправляемся к мемориалу Холокоста снимать работу про Никитино самосознание. Несколько раз чуть не разбившись на скользком камне, я его все же догоняю. Никита теперь понимает весь ужас табличек, вмонтированых по всему городу, в которых говорится о депортации людей в лагеря. В эту ночь ему приснится кошмарный видеоарт. А на следующее утро мы отправимся в Прагу, где, в отличии от Берлина, не так много музеев, но предостаточно кладбищ и церквей с костями.


Ида на фоне огромного книжного магазина с альбомами


Никита печет блины в первый раз, новые навыки художника


бар с бельгийским пивом из бутылочек


ночью здесь будет разбужено национальное самосознание в Никите Павлове

Продолжение следует…

Фотографии: Никита Павлов
Текст: Петр Жуков

Добавить комментарий

Новости

+
+

Загрузить еще

 

You need to log in to vote

The blog owner requires users to be logged in to be able to vote for this post.

Alternatively, if you do not have an account yet you can create one here.