Снова о смерти и еде

244

FB 0 VK 0

17.04.12 ТЕКСТ: Петр Жуков

(продолжение, начало – здесь)

Баррандов, римский акведук

День третий. С рассветом «Студенческие автобусные линии» несут нас из Берлина в Прагу. Бывшая граница проходит в горах. Снег и оставленные наблюдательные вышки навевают тревогу. Прибыв и съев по прелестной булочке, разделяемся: Никита отправляется на конспиративную квартиру героев своего фильма, мы же – в Баррандов, в гарсонку (однокомнатная, без выделенного кухонного пространства квартирка) нашей петербуржской знакомой, прекрасной Ольги Серебряной, философа и персонажа альбома Виктора Пивоварова «The Philosophical Papers of Olga Serebryanaya».

Баррандов, трамвай

Тут хотелось бы сделать небольшое отступление, дабы проявить, что делало наше пребывание в этом месте столь захватывающим. Для начала немного истории: в конце 1920-х Вацлав Гавел, папа Вацлава Гавела, будущего президента Чехии, в творческом озарении решает построить на скале над левым берегом Влтавы жилой комплекс категории люкс, а его брат Милош разумно советует тут же возвести киностудию. Новый район и киностудию назовут в честь геолога и палеонтолога (почва и прах!) Йоахима Баррандова, проводившего тут исследования в XIX веке (баррандиен – это тоже в честь него). Слава ученым! Киностудия, помимо популярных немецких фильмов 40-х годов, последнего художественного фильма Ленни Рифеншталь и новой чешской волны, может похвастаться обширным списком отличного европейского кино: «Сказка странствий», «Трудно быть богом», «Фауст», «Идентификация Борна», «Чужой против Хищника» etc. Можно только порадоваться за чехов и их киноиндустрию. Кроме того, мы жили в бывшей (в советские времена) творческой даче мультипликаторов, что само по себе очень трепетно и для меня и для Кати, где, как мы выяснили в результате небольшого ресерча, судя по всему, действовал (со времени немецкой оккупации и где-то до начала 80-х) подпольный кружок художников, работавших с реалистической традицией и осозновавших себя в оппозиции фашистской, а после и советской идеологии.

Баррандов кинематографический

Первый день полностью прошел в кабаке при киностудии, где с 15 до 21 часов, познав непередаваемую похлебку из потрохов, мы обсуждали за пивом особенности и различия смертей художников и философов. Утро наступило незаметно.

часы у пражских синагог идут против часовой стрелки

Отправляемся в центр, где под звуки смерти, потрясающей над толпой туристов колокольчиком, встречаем Никиту и Яну. Первым делом отправляемся в синагоги. Они, вкупе со старым еврейским кладбищем, переведены в ранг музея, с соответствующим ощутимым взиманием платы за вход. Билет на кладбище, да и в молельный дом, странным образом взаимодействует с подразумеваемой сакральностью. Тайно собираем земли для художника Даниила с могилы рабби Леви, знакомимся с увлекательными артефактами еврейского похоронного общества, конструкцией машинки для проделывания дырочек в маце, схожей с уменьшенным инструментом дознания святой инквизиции (исток легенд о крови младенцев становится ясным). Когда доходим до части экспозиции, посвященной депортациям, Никита разрывается в чувствах: гордиться за первую Родину-освободительницу, печалиться за вторую Родину-страдалицу или же плакать вместе с представителями Родины желанной. Самоидентификация и катастрофы ХХ века – для русского эмигранта тема довольно тонкая.

в музее пражских синагог

Свинцовое небо грозится дождем, а мы в продолжаем поиски образов мортале в религиозном изводе и отправляемся в церковь святого Якуба. Как-то здесь под алтарем был похоронен достопочтенный герцог Вацлав Вратислав (сподвижник Рудольфа II, друга алхимиков и заказчика художника Джузеппе Арчимбольдо), а через некоторое время из глубины стали доноситься страшные звуки. Прихожане в ужасе молились, совершали обряды, кропили надгробье святой водой – звуки стихли, да после оказалось, что Вацлав, проснувшись от летаргического сна, ломился наружу, но такой вариант никто не учел (что-то близкое видится в этом). Есть у церкви и художественная легенда: когда в городе бушевала чума, она никак не брала художника, работавшего над скульптурой Девы Марии, и, только закончив ее, он сиюминутно помер – в силе искусства никто и не сомневался; наша же цель – сушеная рука. Рука вора, по легенде, потянувшегося к деревянной Деве Марии, тут статуя его и схватила так, что утром руку отпилили и повесили в храме, сразу у входа справа вверху. С трудом нашли. Отсняли. Искусство, религия, артефакт. Просвятившись, идем в «Золотого тигра», несмотря на зарезервированное место Богумила Грабала, есть и пить тут более чем возможно и достойно; заказываю тартар, Катя – сосиску, Никита – сыры; пиво приносят по умолчанию сразу – момент насколько туристический, настолько же и аутентичный (современности) как потом окажется (тут, конечно же, всплыл Мартынов с музыкой opus vs. res facta).

рука вора в церкви святого Якуба

Следующей точкой пространства выбираем «Galerie Václava Špály», с выставкой тайного общества «Bude Konec Světa», достославного еще в давние времена и работающего со столь близкой нам темой культов смерти. Не буду пытаться дословно описать экспозицию, ибо ребята в экспозиционной идеологии оказались довольно близки нам, и большая часть работ – артефакты (гораздо больше, чем выставок, они провели съездов и акций), а следовательно в пересказе пойдут уже на второй круг. Опишу только начало. У общества было на сегодня две персональной выставки, обе прошли в этой галерее, оба раза в открытии участвовал Пивоваров, обе после 90-х, когда общество стало не столь тайным. В день открытия гостям назначается сбор в близлежащем кафе «Славия» – довольно буржуазном, со своей большой историей; стоит отметить горячий школоад с абсентом, – в которое в некий момент приносят гробы, в них при общем изумлении невинных неподозревающих посетителей ложатся авторы, коих далее несут в галерею, где гробы и останутся, ибо авторские. Помимо мортальных тем и архивов общества, внимания заслуживает большой объем материалов, посвященный гуситскому восстанию, точнее народному оружию – тоже форма искусства не хуже прялок (чем-то напомнило Анатолия Белкина). После мы починили проектор, и Никита уснул. Разбудили, пошли в «Славию», напоили шоколадом с абсентом. Отправляемся на Град. Злата уличка, платная днем, и пирамидка, изменяющая голос, найденная по гуглмапс и яндекс поиск, безусловно, интересны, но вот дом Яна Шванкмайера – поистине прекрасное и увлекательное место, жаль, только, что закрылась его галерея, кажется, после смерти жены. Следуем далее, в кабак, конечно, в еще одну чешскую пивную старого типа «У черного вола». Никита в исследовательском порыве заказывает что-то, что не только из потрохов, но и в уксусе и под луком – кислое и холодное. Выпитое пиво превращается в полоски, а мы перемещаемся в родной Баррандов. Над Прагой сгущается ночь.

на выставке «Bude Konec Světa»

Пятый день начинаем с культового посещения домика великого Йозефа Судека. Оригинальный дом сгорел в 1985 году, и был восстановлен (реплицирован, как пишут на сайте) в 2000. Это навевает мысли о доме Тарковского, который Никита успел сфотографировать в 2002 году для «Сеанса», незадолго до его окончательного разрушения. Ателье Судека – очень приятный светлый домик во дворе, в котором проходят милые, спокойные, но достаточно современные выставки. Во время нашего посещения висит выставка «Viktor Kopasaz [CITY.ZEN]» – авторское исследование городской среды очень личностным методом. Пытаемся подружиться со злой соседской собакой и отправляемся далее. До этого, ожидая Никиту, мы успели побродить по окрестностям, прогуляться по двору музея центрально-европейского – любят в восточной Европе свою центральность – модернизма Kampa (он, к слову, есть вгугловском проекте), а также найти прелестную лавку старьевщика на улице Most Legii, где я покупаю настоящий ферротип , предвкушая, как поделюсь своей находкой с Михаилом (Михаил Максимов, участник объединения “Вверх!” — прим. ред.); а по соседству обнаруживается удивительнейшая Cukrarna – кондитерская с интерьером и пирожными исключительно советского образца, не говоря уж о бутербродах с обилием майонеза. Закусываем грог деликатесами и отправляемся в Фотографическую галерею Судека, выставка «Alois Zych: photographs» в которой окажется так себе (пиктореальные нюшечки), но по пути мы попадем в совершено замечательный костел Святой Девы Марии Победоносной. Главная его достопримечательность, помимо черной Девы Марии, подаренной бразильцами (и мы-то знаем, кто она на самом деле; о великий синкретизм), небольшой младенец Иисус, сделанный из воска (пражское Езулатко – Иисусик по-русски). При костеле существует монастырь Босых кармелитов, и у монахинь одно из главных развлечений шить новые костюмы для Езулатко и одевать его в них (целая фотовыставка посвящена этому делу). Копию куклы и костюмов можно прикупить в церковной лавке или во множестве магазинчиков на улице за ощутимую сумму (такой бизнес вполне в духе контемпориарного арт-рынка).

приобретенный ферротип

Далее пунктиром. Мы снова у «Черного вола». Идем к местной «эйфелевой» башне и посещаем зеркальное блудище. Фуникулер. Встречаемся с Ольгой, чтобы отправится на совместный ужин с редактором Радио Свободы в «Маленьком Будде», открытом буддийским монахом, который был изгнан из обители за излишнюю любовь к женщинам. Узнаем о новом модном тренде – детокс – это творческий метод схожий с запоем, только наоборот. Обсуждаем методы, как распознать попадание космического корабля на Луну – эта проблема была поставлена еще Циолковским в фильме «Космический рейс». Гуляем. Студенты художественно-промышленной академии бастуют. Первая некурящая кофейня в Праге (что символизирует). Дорога домой пролегает через шумный полусквотерский кабак со свечным освещением, уличные джоинты и попытки купить трамвайный билетик.

Костница: и воздудит!

Новое утро. Отправляемся на Кутну гору. Костница – одна из целей нашего путешествия. Входим, сразу же Никита вопрошает: «Зачем вы привезли меня в музей Холокоста?» Но не дрогнет и отработает на славу. Вот эта история костниц в католицизме – одно из тех явлений, что так в нем завораживает и несет в себе, безусловно, мощь художественного восприятия и метода метафизического познания действительности. Неожиданно было узнать (тут я, пользуясь случаем, хотел бы прорекламировать книгу «The Empire of Death» издательства Thames&Hudson), что довольно много такого плана сооружений находятся в Швейцарии, Португалии и Англии, а в Испании, наоборот, не распространены, хотя казалось бы! Покидаем часовню Всех Святых, пройдя на выходе мимо целующейся китайской пары (мальчик учится в Германии, а девочка приехала к нему на каникулы), углубляемся в город и по рекомендации старенького «Lonely Planet» попадаем в Pivnice Dačický, и он умудрился не испортиться. Беру себе батрацкий суп, Катя – гуляш, Никита же, сверившись с foursquare и выбежав из дамской, кричит, чтобы его заказ поменяли на кабаний гуляш с брусникой и пряничными кнедликами, и оно того стоит, как и местное пиво. С трудом успеваем на обратный поезд. Дальнейшее время туристически тратим на Вышгород: пробуем гигантскую жареную сосиску с вареным в электрочайнике вином, любуемся кладбищем со Сметаной и рядами распятых Иисусов, злой собакой, запертой в мужском туалете с окошком в женский, воскуривающими веселящий дым с видом на Влтаву и трамваи. Гуляем по набережной, проходя баржу «Klotylda», заговариваем об «Аталанте» Виго, теории кино и о том, что кино бывает кино, что на мой взгляд по функционалу схоже с порнофотографиями XIX века, и нечто более болезненное и менее правильное. Закупаемся в Tesco ингредиентами и отправляемся к Яне печь блины. Никита снова у плиты. Цель – дождаться ночи и проникнуть на радио Свобода. Нас ждут. Дремлем. Берем стопочку блинов и отправляемся вдоль кладбищ в путь (стоит заметить, что из окон нового здания Свободы видна могила Кафки). Охрана на радио уровня американского посольства, наверное. Но вот мы внутри и шлем свое послание в эфир на вторичной частоте. Трамвай. Баррандов.

на Радио Свобода

Последний день в Праге тратим на попытку встретиться, во имя интервью, с Авдеем Тер-Оганьяном, но в телефоне беспрестанно отвечает железная женщина и, забегая вперед, скажу, что ни одно из трех запланированных интервью (Пивоваров, Тер-Оганьян, Шванкмайер) так и не сложилось по различным причинам. Параллельно ищем кротика для Никитиной дочки. Но успеваем навестить могилу Кафки и полюбоваться церковью Йоже Плечника (великий словенский архитектор) – часы на месте готической розы – отличная метафора новой жертвенности. День заканчиваем в «Золотом тигре», Никита любуется барышнями, неожиданно оказавшимися там в изобилии.

инструмент для того, чтобы взять интервью у Авдея Тер-Оганьяна

День восьмой. Возвращаемся в Берлин. Начинается дождь. Идем в Берлинскую галерею. Здесь запомнятся три экспозиции: большая ретроспективная выставка Боба Михайлова, о чьей серии «У земли» все чаще приходится вспоминать, ходя по Москве, и он, безусловно, прекрасен, но в этом пространстве экспозиция, удивительным образом, оказывается столь отчужденной, зрители рассматривают карточки, глядя на героев, наверное, как на пигмеев из другой реальности и времени, все это вызывает сильнейшее чувство профанации, как часто бывает от Кабакова, но в данном случае автора как раз винить не получается, и это усиливается в том месте, где Михайлов применяет свое зрение к местной действительности, а критик в пояснительном тексте начинает изворачиваться и чуть ли не выкручиваться, интерпретируя работы – и это печально. Вторая точка интереса была обнаружена в постоянной экспозиции. Среди вечно радующих мой глаз работ экспрессионистов висела фотография Августа Зандера «Дадаист» – и это было прекрасно. Третья же приятная часть – экспозиция «12х12 Die ibb-videolounge in der Berlinischen galerie», которая оказалась по факту и не экспозицией, а целой выставочной программой посвященной молодым видеохудожникам. Суть простая: выстроен кинозал/блэкбокс, удобный для длительного валяния, и каждый месяц в нем показывается видеопрограмма одного художника, за год – 12 авторов. На мой вкус, отличный несуетливый подход и формат представления. Мы попали на «João Penalva», ирландца с подозрительным обилием в работах восточных тем (Китай, Россия). Сплетение статичного видео, закадрового голоса и некой документальности соединяется у него в достоверный видеоязык (и в смысле говорения о видео и в смысле возможности убедительного говорения).

на выставке Боба Михайлова

Перемещаемся на Потсдамерплац, где художник Китуп передает с нами для художника Минаева список актуальных берлинских артистических трендов. Едем на Олимпийский стадион, где, продолжая поиск своей идентичности, в память о великой Ленни, Никита делает зарядку по немецким учебникам 30-х. После съемки совместным усилием форсквера и инстаграма находим русскую девушку (Саша Заливако, привет!), живущую в квартирном доме, построенном Корбюзье – слава технологиям. А вечером в молодежном пивняке в Нойкельне Никита знакомит нас с великим грузинским фотографом Дато Месхи.

дом, который построил Ле Корбюзье и в котором живет Саша Заливако

Утром отправляемся в аэропорт. Выпиваем по пиву, занимаемся споттингом, и мне пора. С рейса снимают пассажира с волчанкой, а рядом со мной летит девушка с девизом на сумке: «Less oil more courage» – Никита подумал про Путина, я про ЛГБТ, и только Катя догадалась, что это из области живописной проблематики. Да будет так, Москва!