Групповые снимки

108

FB 0 VK 0

«Выставка про алтари», — так отрекомендовал серию изображений, вывешенных на стене в Музее сновидений Фрейда Павел Пепперштейн после того, как прочел два рассказа, перемежаемые смехом слушающих и комментариями самого автора. Пепперштейн не сдерживался и живо увлекался той же эмоциональной заряженностью, которую получали от его текстов слушатели. Он смеялся, когда доходил до некоторых эпизодов, произносил отдельные реплики так, словно читает другого автора, и тот нравится ему настолько сильно, что почти интимная связь с чужим текстом наполняет каждую озвученную фразу любовным томлением и сопровождается волнительной улыбкой. Хотя и свой текст можно любить, внимательно вслушиваясь в него и подпадая под чары отчужденного письма. Наверное поэтому в манере чтеца чувствовалось то отстранение, то сближение с замысловатой комбинацией постоянных сюжетных ответвлений и многослойных описаний.

1_229077_516397578386333_2019796456_n_600

В узкой комнате (которую язык не повернется назвать чем-то иным, хотя считается «темным залом»), стиснутой с двух сторон провалами во мрак, почти что космическими просторами, которые наполнены фрейдистскими артефактами: фотографиями, статуэтками, одеждой и текстами, — собралась не самая многочисленная аудитория, учитывая число потенциально заинтересованных слушателей. Возможно, дело в том, что проходившая в соседнем помещении выставка «Коммунистическая межгалактическая пересадочная станция «Юпитер»» Павла Пепперштейна и Наташи Северной особо не анонсировалась. Но будь у выставки пиар-сопровождение поударнее, кто знает, смогли бы стены музея вместить и выдержать полученный отклик, — прямо как в той истории с девочкой, на чье неосторожное событие в фейсбуке подписались тысячи, а позже пришли сотни человек, превратив день рождения в несанкционированное сборище, разгоняемое полицией. Тут ничего подобного не случилось, пришли те, кто был в курсе, кто был поблизости, — человек 30–40, включая организаторов.

Выставку «про алтари» скорее было бы можно поименовать выставкой «про идолов», которые ограниченным числом, но все же во вполне представительной подборке наличествовали темными схематичными фигурами на белых листах. «Алтарный натюрморт», если воспользоваться определением, взятым с одной из картин, состоит из неслучайных элементов, случайно собранных в одном месте. Если поверить в существование некого образа мира, характеризующего отдельные людские сообщества, то вот он — набор поздне- и постсоветских интеллектуальных исканий и фобий: инопланетянин и полупризрачный бюстик Ленина, невыносимая пузатая матрешка и экзотические животные, традиционные сказочные персонажи и порождения советской мультипликации, китайские мудрецы и всенепременнейший Будда. Они прильнули друг другу, как будто перед нами групповые снимки: эдакие одноклассники или коллеги по работе, а то и завсегдатаи семейных фотоальбомов.

И естественно, обитателей алтарей окружают слова, но без неуемной говорливости, а даже скупо. Один гриб спрашивает другой, не малахитовый ли тот, а в ответ получает: «А ты что, нефритовый?» Кое-где можно прочесть теоретические выкладки: «В эпоху перверсивного капитализма видимо невозможно избежать насильственной приватизации религиозных представлений». Неуверенный, осторожный комментарий и оживляющие картинку реплики, весь этот сонм божков и образов, застрявших в нашей культурной памяти, и приемы, понятные и привычные, — все как в старые добрые времена. Радость узнавания сильнее счастья изобретения, хоть и не так интенсивна и эффектна. Можно было предположить, можно было ожидать, и мы не ошиблись.