Если ты слаб духом — готовься к бесконечным унижениям

567        0        FB 0      VK 0
14.11.12    ТЕКСТ: 
После беседы с Евгенией Абрамовой о борьбе за трудовые права и получениядвух комментариев по поводу подготовленного пособия было решено разузнать об опыте творческих работников, чтобы составить несколько произвольную, но все же достаточно показательную картину происходящего в данной сфере.
«Futurama», кадр из эпизода «Bendless Love» (сезон 3, эпизод 6)

Оксана Котова, музеолог:

Я работаю на временных проектах. На моей памяти только один раз я оформлялась официально, когда была смотрительницей от ГЦСИ на выставке в ЦДХ (на главном проекте Биеннале молодого искусства. — Aroundart). Это был такой эксперимент, и как ни странно, именно он был оформлен по закону. Мне все вовремя и нормально заплатили. Правда, это была не такая уж большая сумма. Я проработала всего десять дней. Я сразу им говорила, что буду работать недолго, договорились на короткий срок. На других проектах, где договоренность была на словах, всегда все было нормально. Поэтому меня удивляет, что у кого-то возникают проблемы. Лично мне кажется, что у нас настолько узкая тусовка, что если рассказать, как с тобой плохо обращаются, то людям сразу станет стыдно. Почему-то у меня есть такое предположение, что можно очернить репутацию человека, который кидает с зарплатой.

Но однажды я была свидетелем конфликта, когда художнику за колоссальную работу в театре — это был мультимедиа-проект — захотели заплатить, по-моему, в пять раз меньше. Сначала говорили, что договор заключат чуть позже, то есть пост фактум, а потом, когда договор принесли, там были прописаны совсем другие цифры. По факту, когда работа была сделана, оказалось, что труд художника просто не вписался в бюджет, в смету, хотя изначально планировалось нечто другое. Плюс автор прописывался в договоре как дизайнер, его работа не считалась художественной, а об авторских правах вообще речи не шло. Его произведение полностью отчуждалось от него и считалось театральными декорациями. На обсуждение договора его вызывали так часто, что ходить приходилось как на работу. А сотрудники все время врали и переводили стрелки друг на друга. Художник отказался подписывать договор и не отдал готовую работу, хотя на производство было потрачено несколько месяцев тяжелого труда. Самое главное, что речь идет об очень известном театре, одном из крупнейших в Москве. Кроме того, художник поссорился с работающими там режиссерами, которые считают, что он якобы «кинул» театр, — в общем, серьезно испортил отношения с кучей людей, так как его, в итоге, выставили виноватым.


А.Делтува. Без слов (Художники литовского сатирического журнала «Шлуота». М., Советский художник, 1984)

А я месяц работала официанткой. Я больше никогда не хочу испытывать судьбу и переживать подобный опыт. У меня родилась идея написать сценарий про загадочную официантку, которая ни с кем не общалась, она всех привлекала и была никому не доступна. Я не представляла, что это за работа и почему она тяжелая. И еще в тот момент в моей компании ходила такая поговорка: «Если что, пойду работать официанткой — не пропаду!» Мне стало интересно, и я решила воспользоваться случаем, чтобы уйти со своей предыдущей работы. Подумала: прекрасный шанс провести эксперимент. Там я работала по договору, но все было далеко не ОК. Вначале я, практически не глядя, подписала какие-то бумажки. Это был ресторан моего друга, и я предполагала, что попаду в абсолютно дружественную атмосферу. Оказалось, все совершенно не так. Через две недели, после того как я устроилась и уже очень весело и бодро работала, произошла какая-то реорганизация, и мой друг перестал быть совладельцем этого ресторана. Его сняли, он больше не играл там никакой роли, а меня потом кинули на деньги и заплатили за месяц всего 4000 рублей. Я носилась по переполненному ресторану по 12 часов два дня через один (иногда через два), а когда увольнялась и посмотрела на сумму, которую заработала, и на прописанные в договоре условия, поняла, что я никак не могла доказать, что заработала больше: они имели право вычитать сумасшедшие штрафы из моей зарплаты.

А по поводу творческой работы: я считаю, что здесь работаю на результат, и уже не имеет значения, сколько часов на это требуется, потому что это не просто моя работа, а моя жизнь и мое увлечение. Я сплю, просыпаюсь, открываю глаза, открываю ноутбук — начинаю работать. Я не согласна с тем, что некоторые работодатели говорят: «Раз это твоя жизнь, почему мы должны за нее платить?» — потому что на святом духе невозможно проработать, прожить и достичь какого-то эффекта. Нужно платить за жилье, покупать еду. Когда предлагают совсем смешные деньги за работу, которая будет занимать много времени, нужно учитывать, что голодный или даже умирающий с голоду человек не сможет выполнять ее просто физически. Поэтому, когда я устраиваюсь на более-менее постоянную работу, я обычно говорю, сколько плачу за квартиру, сколько у меня уходит денег на еду и хозяйственные нужды, — говорю: «Вот вы понимаете, что без этого минимума у вас не будет никакого результата вообще, потому что в противном случае я просто исчезну через два дня!» Обычно это работает, люди понимают и прибавляют зарплату.


«Beavis and Butt-Head», кадр из эпизода «Work is Death» (сезон 7, эпизод 193/32)

Илья Романов, художник:

У меня постоянно меняется работа, я все время в поиске. Все время возвращаюсь к позированию. Я бы хотел найти нечто постоянное, но, на самом деле, проблема во мне. Недавно я беседовал с Ваней Горшковым, который хорошо сказал: «В какой-то момент я решил быть художником — и все! Буду страдать, буду искать, но искусство — прежде всего». Я тоже всегда так думал, поэтому мне принципиально важно, чтобы мои прикладные работы для заработка не были связаны с художественной ответственностью. Довольно долго я работал педагогом в государственной школе, потом в частной конторе по профессии — графическим дизайнером, тоже довольно долго — до кризиса. В первом случае я оформлялся по трудовой книжке, а во втором — не по трудовой, но по договору. Дальше мы с друзьями пытались создать дизайн-бюро, но не рекламой заниматься, а чем-то культурным, работать с книжными магазинами, архитекторами. Однако в кризисную эпоху наша маленькая студия с претензиями прогорела, точнее — просто сошла на нет. Потом я пошел в натурщики — плюнул на все и подумал: буду вещью! Пошел в Суриковский, так как на сайте у них прочитал, что нужны натурщики. Там все — по договору. Еще был опыт работы художником-оформителем в Дарвиновском музее, но буквально в течение месяца, потому что там у меня появилось ощущение, что меня гнетет чисто психологически постоянная занятость: выходит, что этой работе ты должен отдавать все силы, а у меня в голове нечто свое происходит. Параллельно мы делали выставку «Кажется, здесь чего-то не хватает», и все мои мысли были о ней, мы со Стасом (Стас Шурипа, куратор выставки. — Aroundart) ее обсуждали. Поэтому работа в музее, как какая-то опухоль, мешалась. Я сделал там экспозицию, за которую мне предъявили претензии: не так картины повесил, не так закрепил. Мелочи, но… я почувствовал, что это бесконечная рутина. Остальные ребята, работающие в Дарвиновском, хорошие конечно, но вот они сидят и занимаются всем этим, у них там площадка для самовыражения, но я для себя прикладные области не рассматриваю таким образом. Конечно, возникают конфликты: как дизайнер я работаю в своем ключе — во-первых, как я сам это понимаю и, во-вторых, как меня учили. У меня была хорошая, строгая минималистическая школа, и когда меня начинают репрессировать, даже в прикладной работе, у меня возникает протест — характер такой. Вообще я не конфликтный человек. Трудовых конфликтов не было: все классно, обычно все платят. Скорее возникают, помимо денег, жизненные обстоятельства, которые заставляют меня сменить работу. А так моя лучшая работа была в Пушкинском музее еще в студенческую пору: я поехал в экспедицию в Керчь, а потом руководитель экспедиции пригласил меня обмерять экспонаты, — это и раскопки были самым гармоничным и приятным занятием в моей жизни. Оно даже вдохновило меня на произведение — диптих про лабиринт.

Мартин Роусон. Pukenoccio. The Guardian. 30.08.2012

Ксения Колесникова, фотограф:

Несколько лет назад я работала в редакции одного глянца и была на зарплате. Затем ушла в свободное плавание, хотелось больше свободы, разнообразия и роста. Проработав семь лет в компаниях, решила для себя, что фриланс мне гораздо ближе. Далее были разные заказы и разные схемы оплаты. В большинстве случаев все оформлялось официально, по авторскому договору. Бывали и случаи, когда вроде солидные издательства прижимали к стенке: «Хочешь официально? Плати налоги из своего гонорара, будет тебе официально!» После долгих проб и ошибок поняла, что работать с «непроверенными» изданиями себе дороже, потому что нет ничего унизительнее, чем выбивать собственный гонорар, особенно когда счет идет на несколько месяцев. Когда-то я занималась еще и ретушью, и один журнал не хотел платить деньги за обработанные фотографии, которые не шли в печать. Тогда я не знала о термине «kill fee». Еще есть у нас одно модное интернет-издание, которое очень не любит платить деньги, не говоря уж о мизерности их гонораров. Они намеренно забывают, ошибаются, отправляют к церберам-бухгалтерам для получения денег. Пока туда не пришла работать моя подруга, получение гонораров было пыткой. Иногда этим могли отличаться и какие-то печатные издания. До суда дело я не доводила ни разу, но было неприятно узнать, что где-то платят вовремя только подругам редакторов. Поэтому сейчас я работаю с издательствами, которые предпочитают переводить деньги вовремя. К счастью, те издательства, с которыми мне на самом деле нравится работать, отличаются еще и пунктуальностью в финансовой стороне. За все время моей работы фрилансом соотношение честных/нечестных было примерно 60%/40%.


Нил Свааб. Rehabilitating Mr Wiggles. #638

Александра Новоженова, критик, искусствовед:

Я считаю себя творческим работником, кроме того — так вышло, что у меня два образования и две профессии, и я знаю, каково это быть творческим работником двумя разными способами. Одно образование у меня — графический дизайнер (Александра закончила Высшую академическую школу графического дизайна. — Aroundart). Когда начинаешь работать дизайнером, обычно берешь всякие там мелкие заказы — тут-то и выясняется, что всей правды о профессии в институте вам не говорили. Главная правда состоит в том, что залог твоего профессионального успеха — сможешь ты продавливать заказчиков или нет. Если ты слаб духом — готовься к бесконечным унижениям. Ты никогда не будешь делать идеальные проекты для идеального мира и можешь забыть обо всех своих фантазиях, а сразу же столкнешься со всей жесткостью диких рыночных отношений. Работа эта почти всегда фриланс — значит, ты никак не защищен. Собственно, что такое быть творческим работником (особенно в дизайне), — это значит, что твоя работа не измеряется ни качественно, ни количественно, есть только один критерий — суждение заказчика, абсолютно произвольное. Для этой сферы есть устойчивое клише: дизайнер должен обслуживать (для меня это совершенно не так, хотя некоторые люди в профессии считают, что это нормально и является сутью занятия). Кто такие, в основном, эти заказчики, которых ты встречаешь первым делом? Владельцы мелких бизнесов, турфирм, ресторанчиков, — люди прижимистые, ушлые и несентиментальные. (Хотя есть версия, что «интеллигентные» заказчики, связанные с культуркой, еще хуже, они часто заказывают по дружбе — а чем меньше гонорар, тем меньше они чувствуют перед тобой ответсвенность и с тем большей вероятностью просто сольются). Все, что они от вас хотят, это чтобы вы им сделали что-то, чтобы лучше продать свою маленькую фигню. Каждый начинающий дизайнер попадает в ситуацию, когда, не взяв аванса (что надо брать аванс, желательно 50%, доходит далеко не сразу), он делает 300 варианта логотипа, ни один из них не принимают, а потом и гонорар не платят, просто сливаются. Потом учишься ставить себя как-то пожестче — говоришь, что делаешь ровно три варианта, работаешь не дольше месяца над проектом и аванс берешь столько-то. Правда и это тебя ни от чего не гарантирует. Но главное, что приходится выслушивать от этих гнусных людишек. Какие потоки трэша! Учишься пропускать мимо ушей, искать компромиссы, вырабатываешь двуличность, начинаешь делить работу на для себя и не для себя. Короче, уродливый слалом. Меня именно такая работа вообще заставила задуматься о том, как устроеныпроизводственные отношения при капитализме. Когда делаешь за 100 долларов 300 вариантов буклетика для благотворительного фонда, который держит какая-нибудь девушка олигарха для отмыва репутации, начинаешь понимать, что профессия твоя не так уж нейтральна. Кстати, делая лет семь назад такой буклетик, я поняла, что «подачки правящего класса угнетенным, только отвлекают их от борьбы». Это если говорить о такой благотворительности.


иллюстрация из книги Work. Capitalism, Economics, Resistance. Crimethinc, 2011

В общем, в итоге, я поняла, что лучше буду писать, а делать дизайн при существующем строе мне что-то больше не хочется. Когда пишешь тексты (по крайней мере, об искусстве), ты вроде как уже «автор», а не кусок говна (дизайнер), к тебе есть какой-никакой респект. Но гонорары зато гораздо меньше. Это выясняется, как раз когда начинаешь жить на гонорары. Тут уже начинается другая тема. Если писать в какой-то журнал просто в качестве внештатного автора, то обычно тебе заказывают тему и количество знаков. Начинаешь встраиваться в формат, типа «работать профессионально». Я, например, быстро поняла, что нравлюсь редакторам. Мне стали заказывать тексты в разные издания. Сначала я радовалась, а потом стала подозревать, что дело все в том, что я делаю не слишком много стилистических ошибок, умею писать в формат и «не занудно» — главное качество, которое ценится в нашей прессе об искусстве. Тут я уже, конечно, стала напрягаться. Мне хотелось, чтобы меня не за это ценили. Но зато именно поэтому меня в какой-то момент приняли в штат (в журнале «Афиша». — Aroundart). Я этого, честно говоря, хотела, потому что мне было почти 30, а моя трудовая книжка еще так нигде не лежала. С работой в журнале другая проблема. Надо писать не умнее и не страннее определенной степени. Темы приходится выбирать соответствующие. В какой-то момент обязательно начинаются разговоры о том, что нравится читателям. Чаще всего почему-то этим гипотетическим читателям нравится не то, что мне. Выясняются всякие подробности — как, например, соотносятся рекламный отдел и редакция. И снова начинается это деление — для себя и не для себя. Хотя труд критика, конечно, чуть менее отчужден — или создается такая иллюзия, когда видишь под статьей свою фамилию. Проблема только в том, что как штатный автор (как сделать иначе у нас, не совсем понятно, ведь тут не раздают гранты для критиков) ты всегда аффилирован со своим изданием, тебя с ним всегда идентифицируют. И еще проблема в том, что, даже когда я поступила на службу, я не могла понять, как это так может быть, что я должна присутсвовать на работе — хотя бы даже два дня в неделю. Я была уже избалована тем, что всегда располагала собой. В этом, конечно, выражается моя привилегированность творческого работника, я это поняла со всей определенностью. С другой стороны, я день и ночь думаю о текстах. Даже если не хожу на работу или у меня свободное время или выходные — все равно, постоянно напрягаюсь, надо мной вечно висит не один дедлайн, а как правило, сразу пять. Собственно спокойно писать можно только в выходные, потому что чувствуешь, что никто от тебя ничего не ждет. Я где-то прочитала, что это постоянное напряжение — признак угнетенности креативного класса. Мне это показалось лестным (поскольку быть креативным, то есть привилегированным, классом ощущается как нечто слегка позорное), и я сразу же внутренне с этим согласилась. Даже если не торчишь у станка десять часов в день, все равно никогда не чувствуешь себя свободной.

Херлуф Бидструп. Лидер (Херлуф Бидструп, Избранное. М., Искусство, 1976)

Ирина Кудрявцева, сотрудница Уральского филиала ГЦСИ:

Курсе на 4-ом я работала в Музее истории Екатеринбурга на двух выставочных проектах (это были привозные выставки: частная коллекция скульптур и графики Дали и этнографическая выставка, посвященная валенсийским праздникам). В музее все было очень мутно, но все зависело не столько от музейной структуры, сколько от конкретных людей, которые в тот момент там всем рулили, я вскоре ушла. Был еще короткий эпизод моего сотрудничества с творческой мастерской «Диптих» (они занимаются дизайном интерьером). Четыре с половиной года я работаю в ГЦСИ. После месяца испытательного срока, он как раз совпал с первым фестивалем «Арт-Завод», меня взяли в штат научным сотрудником, трудовая здесь, плюс-минус фиксированная зарплата начисляется на карточку через банк, за ведение и участие в отдельных крупных проектах бывают премии. Я не очень хорошо знакома со своими трудовыми правами, но восьмичасовой рабочий день нам только снится. Никогда ни за что не боролась, если меня что-то не устраивало, я просто уходила. Во всех творческих коллективах, неважно государственных или коммерческих, самым важным оказываются личные человеческие отношения, до сих пор меня только они и держат, а не отпуск в 28 дней и мифическая 13-я зарплата.

И.Варнас. Без слов (Художники литовского сатирического журнала «Шлуота». М., Советский художник, 1984)

Юлия Грачикова, арт-менеджер:

Я работала три с половиной года менеджером проектов в компании «ArtManagement», менеджером галереи «Gallery White», автором в ряде изданий как фрилансер и с этого года автором в «Артгиде», плюс был опыт работы ассистентом художника. Сейчас функционирую как фриланс-арт-менеджер. За три года удалось посотрудничать с разными организациями, но все было в целом успешно и никогда не случалось ситуаций, чтобы возникала потребность отстаивать свои трудовые права. Дело в том, что из-за узости нашей сферы, особенно в системе b2b, все держится на рекомендациях и личной репутации. Может быть, именно поэтому все наши партнеры и клиенты соблюдали абсолютно все условия, и у нас никогда не возникало разногласий. И даже сейчас, работая как фрилансер, мне не становится страшно, что кто бы то ни было может допустить ущемление моих трудовых прав. Вновь срабатывает необходимость блюсти репутационную составляющую. Понятно, что в нашей сфере сложно говорить о рабочем графике как таковом. Вся деятельность основана на личном стремлении к результату, и здесь стоит необходимость достичь его, а не уходить вовремя. Поэтому сложно говорить о традиционном Трудовом кодексе и праве. Моим самым ярким примером является скорее позитивный опыт работы с командой «Артгида» и «ArtManagementa» и всеми клиентами. Но я не могу служить здесь примером именно трудовой единицы и борца за трудовое право, так как имею довольно смещенные понятия и ценности в этой области, хотя моя деятельность является моим основным источником дохода.

комиксы из журнала Rolling Thunder #5, Spring 2008

Материал подготовили Сергей Гуськов и Влад Кручинский


Новости

+
+

Загрузить еще

 

You need to log in to vote

The blog owner requires users to be logged in to be able to vote for this post.

Alternatively, if you do not have an account yet you can create one here.