Культурная розга ритуала

315

FB 0 VK 0

29.08.13 ТЕКСТ: Федор Иванов

Федор Иванов о выставке артели инвалидов-дальтоников «Художники-Пачкуны»в галерее pop/off/art

Выставка «Бездназвания» артели инвалидов-дальтоников «Художники-Пачкуны», галерея pop/off/art, Москва, 2013 // courtesy pop/off/art

1 сентября в галерее pop/off/art закрывается выставка известной липецкой артели инвалидов-дальтоников «Художники-Пачкуны». Месяц с небольших галерея работала в качестве универмага, мимикрировав под секцию «промтовары» и вобрав в себя одежду, книги, предметы личной гигиены и некоторое количество менее утилитарных предметов, предполагающих украшение дома или отправление неизвестного зрителям ритуала. Такой набор артефактов подчеркивает индивидуализм художественного потребления. Но для зрителя, который по-прежнему ищет в галерее «авторское высказывание», определить его в этом случае становится невозможным, чему заметно способствует и коллективистская структура галерейного поля.

Сиквел аналогичной прошлогодней выставки не так популярен, в этом году галерея под конец устроила «SALE до 50%». В мировой практике большая часть арт-брют проектов ориентирована скорее на иституциональный или исключительно профессиональный интерес (не исключение в данном случае и соответствующая биеннале, открыто определяющая свою целевую аудиторию как «ряд профильных институций, их художники, а так же семьи и друзья авторов»). В таком свете социально-ориентированная жестикуляция европейского аутсайдер-арта, кажется, еще долго будет находиться в зачаточном состоянии. Эту форму искусства реабилитировали в начале 20 века психоаналитики (Юнг, Принцхорн), позже – подхватили сюрреалисты, сейчас аутсайдер-арт принадлежит к менее определенным гуманистическим кругам. Кто-то говорит про него как про антропологические параллели с искусством аборигенов, кто-кто – как про прославление чистейшего формализма и свободы сознания. Но всегда погруженная в маргинальность, эта форма искусства в первую очередь рифмуется с романтикой бунта, оставляя на периферии своих языковых оборотов наслоения социальных тем.

«Бездназвания», артель инвалидов-дальтоников «Художники-Пачкуны», галерея pop/off/art, Москва, 2013 // Фото: Федор Иванов

Арт-брют, между тем, не сопротивляется и академизации, которая, на деле, ему не нужна. Сохраняя чистоту собственного поля действия, он игнорирует все остальное. Таков миф, успешно представленный в этом году на Венецианской биеннале, соответствующим набором мертвых художников. Выставка в галерее pop/off/art раскрывает сущность арт-брюта несколько иначе, занося в артистическую обсессию дисэйблд-художника бытовые, политические и прочие аспекты, столь не подходящие претенциозному галерейному кубу. Республиканская этика артельного производства «Пачкунов» в тандеме с подачей фактов биографии в формате худматериала, а не artist-statement, на самом деле выполняет все ту же функцию создания авторского образа, только с применением вокабуляра искусства душевнобольных.

Пространство галереи, наполненное образами, созданными артелью под руководством Татьянина Юрия Николаевича (гения земли липецкой, художника и книгопродавца), по своему устройству напоминает крестово-купольный храм с просторным публичным залом и камерной апсидой, загороженной иконостасом. Конечно, такое прочтение выглядит как трюизм, но если предположить, что авторское высказывание можно загнать в рамки какой-то формулы, то наиболее стройной будет как раз эта.

На входе посетителя встречает композиция, внешне напоминающая иконостас. В качестве центрального образа здесь выступает аллегоричный капиталист-пантократор, окруженный портретами подобных ему отечественных миллиардеров, каждый — в обрамлении его персональных достижений на ниве накопления капитала. Плеваться желчью — это весело, особенно когда добро разума побеждает чудовище. Часть галереи, подразумевающая жертвенник, оккупирована страстными красотками с животными и черным квадратом в различных сочетаниях. Декламация такого образного языка развивается и множится в гротеске фактуры и цвета. Черный квадрат — загадка, женщина — притяжение, животное — сила. Этой риторике, конечно, не по пути с христианской, уже само ее желание «казаться, а не быть», отдаляет зрителя от механики добропорядочного существования. Оговорки в сторону силы и красоты, присутсвующих здесь также в виде картонных танков и идеологизированной одежды, создают определенное смысловое поле, в аффект которого так же входит набор книг из шкафа (связки Бойс-Достоевский-В. Ерофеев; Березовский-Джойс-Хармс-Путин, а так же частые вкрапления Сорокина и Мамлеева). Какие статьи в этом расходе могут быть признаны полезными и производительными — это уж другой вопрос; но несомненно, что многие страсти и различные аффекты оказываются настоящим расточительством […], ведущим к банкротству психики.*

Как бы то ни было, форма жизни этих образов близка к сакральной, от чего ее язык цветет дальтоническими контрастами. На условно-северной стене в несколько ярусов портретирован «клуб любителей чтения по слогам романов достоевского федора михайловича имени раскольникова родиона, студента юридического факультета санкт-петербургского университета имени жданова» с включением образов высших существ. Выше, над входом, на «западной» стене, демоническая вереница образов страшного суда. Жест завершен.

Экспозиция ректифицирует деятельность артели по залам: в первом воплощено средоточие ценностей общечеловеческих, практически картина мира; второй – собрал ретроспективу материалов, посвященных главе артели и его приближенным. Коллективистская детализация событий и имен выглядит как попытка создать собственное идеологическое пространство, скрытая часть экспозиции лишь подтверждает это подозрение причитающим рефреном «гений земли липецкой, художник и книгопродавец Татьянин Юрий Николаевич». Стены этой «заалтарной» комнаты заполнены ритуальными предметами, документирующими подвиги и великие дела ТЮН и членов его артели.

Поначалу — культурная адаптация, а после — превращение необработанного взгляда и образа в культурную розгу ритуала. Сегодняшний арт-брют создает очередное правило пользования, которое, конечно, ничем не лучше старых. Покупка самовыражения в данной ситуации является вариацией на утопическую правильность жизни. Обласканная в риторике позднего капитализма гражданская ответственность катализирует реакцию рационального сознания и неокультуренного языка арт-брюта, выливаясь в удивление колониста, пришедшего в туземный поселок. Ожидаемый отклик у собирателей современного русского искусства неизвестен.