Опыт слепого

237        0        FB 0      VK 0

25 апреля в Выставочном зале Санкт-Петербургской Государственной библиотеки для слепых и слабовидящих открылась выставка «Познавая искусство», призванная помочь детям с дефектами зрения в восприятии современного искусства. В рамках этого проекта девять художников попытались сделать работы, которые были бы понятны незрячим, существовали при этом на территории современного искусства и, кроме того, были объединены темой сказки «Оле Лукойе» Ганса Христиана Андерсена (таким было условие организаторов). Об этом опыте художники рассказали Наташе Ергенс.

РОСТАН ТАВАСИЕВ

Эта выставка для меня совершенно особенная. Не то, чтобы у меня голова совсем наизнанку вывернулась, но это был один из самых трудоемких проектов в моей жизни. И я совершенно не могу понять, получился он или нет… Обычно, когда что-то придумываю, пытаюсь поставить себя на место зрителя, посмотреть на свою работу со стороны. В данном случае это не работает – как глаза не завязывай, выходит совершенно не то. Ведь на самом деле ты не имеешь ни малейшего понятия, что это такое – быть слепым. Этот проект для меня – разведка на ощупь границ моих возможностей как художника. На встречах с тифлопедагогами я узнал довольно много нового. С одной стороны, на этих встречах я получал очень нужную информацию, но с другой – только больше запутывался. В случае с этой выставкой было как бы двойное усложнение, ведь она обращена не только к незрячим, но и к тем, кто может видеть. И я ничего лучше, чем уровнять зрячих и слепых, не придумал. Сталкиваясь с моими работами, и те, и другие должны обратиться только к своему воображению. Мои работы – это оптические иллюзии без оптики. Пластические этюды. Они дают возможность пощупать абстрактные образы, и никакого другого смысла, кроме этой пластической функции, у данных произведений нет. Для меня это был невероятный внутренний творческий опыт, который, безусловно, повлияет на мои будущие произведения.

ЮРИЙ ШТАПАКОВ

Для меня в этом проекте было интересно, могу ли я сделать что-то, что можно воспринять другими органами чувств. В техническом плане это тоже был эксперимент – я использовал лазерную резку. Честно говоря, само произведение «Оле Лукойе» мне не очень нравится, оно уж для совсем маленьких детей, и получилось, что художники должны были ориентироваться на дошкольников. Но я нашел пластически привлекательный фрагмент в сказке, однако и тут были некоторые трудности. Тифлопедагоги открыли для меня много нового про восприятие незрячих людей. Но с другой стороны меня как будто зазомбировали – не надо негатива, такой-то материал воспринимается как опасный и т.п. Мне же кажется, что произведение должно как-то широко существовать. А они давили на то, что должен быть только позитив. И в результате они к произведению искусства подходили как к учебному пособию. И сложность в том, что можно не понять, что такое это современное искусство – не просто вещь, но произведение, которое должно работать эмоционально.

АННА АНДРЖИЕВСКАЯ

На сессиях с тифлопедагогами меня заинтересовал вопрос, видят ли слепые сны. Оказалось, что слепорожденные люди видят сны, но это какие-то звуки и тактильные ощущения. Мне было это очень интересно – сделать работу, похожую на их сон. Еще во время тренингов выяснилось, что мы недооцениваем материал, который для них уже создан, например, тут в библиотеке много тактильных книжек, материалов, библиотека заказывает, например, Спас на крови, вырезанный на 3D-принтере… Всего этого создано уже очень много, и довольно сложно было сделать что-то новое.

АНДРЕЙ ЛЮБЛИНСКИЙ

Сразу скажу, что я не хотел бы разделять своих зрителей на какие-то группы – столичные, провинциальные, зрячие, незрячие… Я по образованию дизайнер, и я подхожу к решению задачи, используя свой профессиональный опыт. Естественно, я советовался со специалистами, может быть не так много, как следовало бы, и это был, конечно, эксперимент. Но все-таки, ничего неожиданного, никаких особенных ощущений – обычная работа.

ЕВГЕНИЯ ГОЛАНТ

Вообще, я не люблю делать задания, выполнять заказ – обычно я все делаю для себя. Но тут было интересно – найти способ сделать то, что будет понятно слабовидящим и незрячим. Оказалось, что, например, аппликация для них – непонятная вещь, и нужно делать что- более объемное. Но я рада, что мне нужно было сделать что-то, отличное от живописи, которой я постоянно занимаюсь, и я и раньше хотела попробовать что-то другое, но как-то не решалась.

ИЛЬЯ ГРИШАЕВ

С самого начала было понятно, что эта затея очень ответственная. Я понимал, что могу только пытаться встать в позицию незрячего. Идея моей работы заключалась в том, чтобы найти границу, где встречаются зрячий и незрячий, сделать такое произведение, которое бы имитировало ситуацию «равного» зрения и было бы предназначено для всех. Для меня свойственно работать с формальными свойствами объектов, с абстрагированием от объектов. Формальный язык дает эту возможность – оперировать только формой, а форму можно воспринимать разными органами чувств.

АЛЕКСАНДР МОРОЗОВ

Готовиться к выставке мне было очень сложно: с одной стороны, я не детский художник, с другой – не литературный. А здесь выставка по детской сказке, и литературность приветствовалась. Поэтому я изначально поставил себе задачу найти некий визуальных ход, который бы мне позволил остаться в области современного искусства, не уйти в иллюстративность и при этом быть в рамках темы. Сам процесс подготовки к началу работы – встречи с тифлопедагогами – был для меня важным, так как это было столкновение с неким новым опытом. Художнику нужно менять координаты, переживать аффекты, сломку, не зацикливаться на привычных вещах. Если говорить собственно о произведении, то для меня в искусстве всегда важна личная история, некий смыслообразующий момент. В данном случае – это страх потерять зрение, такая профессиональная фобия. И, работая над произведением, я думал, что то, что обычно трактуется, как слабость, может бить сильной стороной. Здесь мы имеем дело с редукцией визуального опыта, которой можно добиться новой интенсивности восприятия. Поэтому я максимально ушёл от визуального в моем произведении, а тактильное вывел на первый план.

АЛЕКСАНДРА ГАРТ

Когда я начала работать над этим проектом, было страшно, что не получится – каждый раз я делаю это для себя, а тут в первую очередь с оглядкой на то, что будут очень специфические зрители. Это ответственность. В сказке очень много сюжетов, много разных образов, которые можно было бы воплотить. Но мне кажется, у слепых практически нет представлений о том, что такое искусство, а этот проект особенно специфичен тем, что он для детей. Я так понимаю, что у детей представлений об искусстве еще меньше. Они, например, имеют смутное представление, что такое мышь. И я сделала скульптуру, изображающую мышь. К тому же стояла задача следовать литературному источнику. Правда, в процессе ловила себя на мысли, а искусство ли то, что я делаю, или игрушка, фигурка для детской площадки.

ПЁТР ШВЕЦОВ

Признаюсь, для меня каждая выставка – это определённый вызов и мучение, и опыт не особо тут помогает. А в этом случае требования были очень особенные, повышенной сложности. И для моего понимания своей собственной художественной ситуации это было достаточно важно. Я, например, понял, что визуальность в моем искусстве настолько доминирует, что если от нее отказаться, то никакого искусства произойти не может. Поэтому в этой выставке собственно моего искусства очень мало, и я выступил здесь скорее как организатор. У меня два соавтора – Ольга Виноградова-Бенуа, художник, много работающий с тканями, она, собственно, сделала основную часть работы, и Алексей Плюснин, сделавший аудио часть. Моя работа здесь – сам ящик, который поначалу был совершенно безликим, и то, что я с ним сделал – эта вот волосятина, это, собственно, и есть Швецов, и это то, под чем я могу в этом проекте подписаться.

Добавить комментарий Отменить ответ

Connect with:

Комментарий

Ваше имя