Спектакль «Пояс Афродиты»: немного секса, Маркса и рок’н’ролла

619

FB 0 VK 0

Лиза Любавина о спектакле Вики Бегальской и Александра Вилкина «Пояс Афродиты», героями и соавторами которого выступили секс-работники, в обновленной галерее «Люда» в Санкт-Петербурге.

11.11.14 ТЕКСТ: Лиза Любавина

Спектакль Вики Бегальской и Александра Вилкина «Пояс Афродиты» в галерее «Люда», Санкт-Петербург, 31 октября

Получившая вторую жизнь галерея «Люда» стала площадкой для спектакля Вики Бегальской и Александра Вилкина «Пояс Афродиты», героями и соавторами которого выступили секс-работники. Лиза Любавина размышляет о том, как и зачем говорить о таких маргинальных персонажах.

Ответы на эти вопросы постарались дать авторы спектакля: художники и секс-работники организации «Серебряная Роза», принявшие активное участие как в работе над постановкой, так и в открытой дискуссии, которая стала продолжением перфоманса. Основой кукольного спектакля, напоминающего скорее бравурное площадное представление, нежели жесткую фиксацию неприглядных реалий, стали честные и безыскусные рассказы самих сотрудников сферы интим-услуг. Секс-работники, воркшоп с которыми художники проводили на протяжении четырех месяцев, исполняли главные роли в спектакле: появлялись с монологами на публике и озвучивали кукол.

Практики перфоманса, все больше стирающие и без того условную границу между художественным жестом и политическим активизмом, не увели спектакль сугубо в поле социального. Они сделали его мощным высказыванием, которое привлекает внимание к фигуре исключения, проститутке, символически пригвожденной к позорному столбу. Нарочитый отказ от претензий на реализм, несмотря на технику вербатим, которая лежала в основе спектакля, создал должный эффект отстранения. Через него и стал возможен честный разговор об опыте тех, с кем обычно не ведут бесед за круглым столом. На придание правдивым монологам куртизанок абстрактного звучания работала и атмосфера площадного балагана, и агрессивная откровенность образов, и нарочный примитивизм действа, отсылающий к экспериментам авангардистов. Формат кукольного спектакля перемежался с выходом самих героев к публике и с записанными на видео интервью с ними. Сотрудники сферы интим-услуг рассказывали подчас нелепые и смешные случаи из практики, зачастую говорили не только о том, как от нелегкой жизни попали в этот бизнес, но и о том, что профессия-то не самая плохая и уж точно небесполезная. Самая смелая секс-работница, не побоявшаяся лишиться анонимности, «с душой» рассказала о том, что для того и рождена, после приободряющего лозунга «секс, Маркс и рок’н’ролл!»

В художественном решении кукол (работы Александра Вилкина), в ряды которых затесался даже Маркс, превалируют женские образы, которые всегда фигурировали в творчестве Вики Бегальской. Безжалостно откровенные, они наследуют традиции треш-феминизма, который то редуцировал женщину до фетиша или частичного объекта (стоит ли пояснять, какого?), как это делали Трейси Эмин и Сара Лукас, то превращал ее в монструозный кусок плоти, как Дженни Савиль. Следуя доказательству «от обратного» такая беспощадная репрезентация доводит до пародийного гротеска образ женского тела как предмета для потребления, тем самым острее высвечивает эту проблему через иронию маскарада и буффонады. Впрочем, если в условиях капитализма сексуальность как таковая становится объектом эксплуатации (и не зря по сцене гордо фланировал Карл Маркс), такая постановка проблемы объясняет перетекание в социальный проект личного интереса художника к телесности и тем уродливым формам, которые сексуальность вынуждена приобретать под давлением. В таком случае отстранение становится единственно возможным выходом в подлинность, а пародия – способом противостояния властным механизмам, которые приводят к такому положению вещей.

Для спектакля специально была выбрана нейтральная формулировка «секс-работник», которая направлена на преодоление стигматизации тех, на чьи услуги спрос возник задолго до того, как в наш повседневный обиход вошли понятия «толерантность» и «политкорректность». Но не является ли смена имени фокусом из разряда превращения милиции в полицию или, что звучит еще менее убедительно, уборщицы в менеджера по клинингу? То есть как раз-таки обратным ходом в угоду ханжеству, запрещающему называть вещи своими именами?

Дело в том, что со временем слово «проститутка» оказалось заклейменным. Рабочее место куртизанок принято называть домом терпимости, что в переводе на более модную версию русского языка, означает ту самую толерантность, о которой все говорят. Название как бы намекает нам на необходимость принятия фигуры проститутки как неотъемлемого элемента общества, более того, отнюдь не бесполезного. Спектакль заканчивается на позитивной ноте: финальными фразами звучит записанный на видео монолог секс-работницы, утверждающий ее непростую миссию. Суть высказывания можно вкратце выразить так: «лучше к нам, чем в маньяки». Если, используя формулировку Фрейда, мы живем в культуре, ставшей под своими же устремлениями невротической, то зачем порицать тех, кто дает выход репрессированным цивилизацией фантазиям? Почему общество, имеющее смелость назвать себя цивилизованным, не принимает тех, к кому их гонит эта самая цивилизация?

Основным посланием спектакля можно назвать именно включение проституток в дискурс, на обочину которого они были отброшены. Этому может послужить имя, адекватное порядку этого семантического строя. Если либидо оказывается вписанным в структуру экономических отношений, то почему вне закона оказывается предложение, на которое всегда есть спрос? И почему такая, казалось бы, неотчуждаемая и глубоко интимная сфера жизни как «постельная» оказывается частью паноптикона, а мишенью власти становится тело, которым субъект уже не властен распоряжаться по собственному желанию или за материальное вознаграждение?

Встает вопрос о возможности честного и прямого диалога об эротическом. Проблемным становится даже не способ поиска общего языка между проституткой и университетским интеллектуалом, который, вооружившись томиком Фуко, выходит на ее защиту. Дело даже не в том, что апологетика проституции за круглым столом вызывала лишь легкие усмешки секс-работников, которые своим телом управляются и без теоретических познаний, а интересуются скорее насущными проблемами (как, например, статья 6.11 или инициативы господина Милонова). И даже не в том, что на правдивый рассказ в данном случае работает скорее не слово, а радикальный и в то же время абстрактный художественный образ. Скорее вопрос упирается в то, о чем Жорж Батай сказал: «Об эротизме мы знали, что он на обочине истории, но если бы история наконец пришла к завершению или даже только приблизилась бы к концу, эротизм уже не был бы на ее обочине.… На мой взгляд, история закончилась бы, если бы уменьшилось неравенство прав и жизненных уровней». Но пока история продолжается, отношения между Эросом и цивилизацией все еще вписаны в графу «все сложно», смысл есть в том, чтобы снять с сотрудников интим-услуг стигму общественной морали, на что и сработал спектакль. Если этого не достаточно, то да прибудут с нами «секс, Маркс и рок’н’ролл».