Духовка и нетленка

2 159        7       

«Фрагменты из жизни», Музей Москвы, 30 июня – 30 августа

До 30 августа в Музее Москвы можно посмотреть выставку «Духовка и нетленка. Фрагменты из жизни» – проект, посвященный подпольной, квартирной жизни советского неофициального искусства и четырем фотографам, которые ее документировали, – Игорю Пальмину, Валентину Серову, Игорю Макаревичу и Георгию Кизевальтеру. Елена Ищенко прошла по экспозиции вместе с кураторами Оксаной Саркисян и Юлией Лебедевой и записала их комментарии – о выставке, публичности приватного и о трансформации неофициального искусства с 60-х до перестройки. 

Оксана Саркисян: Сначала этот проект задумывался как серия небольших выставок. Но пространство, предложенное Музеем Москвы, не только очень большое, оно еще имеет сильное поле – его трехнефное деление, мощные кирпичные колонны – это не только пространственный образ, но и символически сильное место, в котором воплощена, на мой взгляд, идея публичности. Это практически античный форум, символизирующий демократические основы общества. Поэтому мы решили сделать усилие и в рамках одной экспозиции всеобъемлюще показать неофициальное искусство Москвы. Не только 70-е, но и 80-е, от оттепели до перестройки. Начинается выставка с мастерской Эрнста Неизвестного, фотографиями Игоря Пальмина. Заканчивается – фотографиями Кизевальтера и мастерскими в Фурманном переулке.

Но вместо четко артикулированной хронологии здесь представлены личные истории, не зря выставка называется «Фрагменты из жизни». Мы сознательно отказались от хрестоматийного подхода, и, как результат этого, многие события и действующие лица на выставке отсутствуют, хронология не всегда соблюдена. Зато есть субъективные истории четырех фотографов: Игоря Пальмина, Валентина Серова, Игоря Макаревича и Георгия Кизевальтера. Фотография является одновременно и документальным свидетельством, и эстетическим объектом, и у нас на выставке эта грань размывается. Особенно в случае с Макаревичем и Кизевальтером, фотографии которых документальны с одной стороны, а с другой – предстают как медиа в арт-проектах.

Так же размывается на выставке грань между искусством и повседневностью, поскольку в неофициальном искусстве отсутствует автономия искусства, художественные институции, специализированные выставочные пространсва. Квартирные выставки – условно назовем так всю совокупность неофициальных художественных практик – происходят в пространстве повседневной жизни и связаны с ней очень тесными узами. Поэтому выставка называется «Духовка и нетленка». Эти дискурсивные категории неофициального искусства возникают в кухонных разговорах и несут в себе их специфику (духовка – не только духовное искусство, но и плита; нетленка – не только высказывание в культурном поле искусства, но и холодильник).

У нас была идея создать, с одной стороны, публичное пространство, с другой – приватное. Поверх трехчастного нефного деления зала, создана конструкция, равномерно членящая все экспозиционное пространство на небольшие замкнутые зоны, наподобие комнат. Эти комнатки, как в коммунальной квартире, – на просвет, их приватность мнимая. Это попытка воссоздать пространство повседневности, его ощущение. Я, кстати, очень волнуюсь, как зрители воспримут эту экспозицию, какой она произведёт эффект.

Вид экспозиции // Фото: Ольга Данилкина

ОС: У каждого из представленных фотографов собственный стиль фотографирования и индивидуальная стратегия экспонирования. Пальмин, например, попытался создать некое целое, осмыслив весь опыт общения с художниками-нонконформистами. Cвою часть экспозиции он начинает с первых встреч, а заканчивает – отъездом, например, Оскара Рабина, фотографиями, сделанными в тот день в мастерской Немухина. Фотографии Валентина Серова мы расположили, руководствуясь архивными номерами снимков, которые он им присваивал. Эти номера в целом соответствуют хронологии.

Игорь Макаревич отобрал свои фотографии за один вечер: в течение трех часов он вспоминал своих друзей, свой первый художественный круг общения – это МСХШ (Московская средняя художественная школа). Ему тогда было 16 лет. Мы знаем его в первую очередь как художника концептуального круга, как участника группы «Коллективные действия», но в этом сюжете он показывает, как все начиналось: как он проводил время у своих друзей в мастерских на Сретенке: Леонида Сокова, Игоря Шелковского, Александра Косолапова. Рядом находилась мастерская тогда уже очень известного и авторитетного художника Эрнста Неизвестного (у него, кстати, Елена Елагина была ученицей и помощницей). Был общий круг общения, потом одни были причислены к кругу соц-артистов, другие стали концептуалистами, первоначальный круг не сохранился в истории искусства. Кроме того, Игорь предоставил для выставки произведения своих друзей из собственных архивов, которые раньше не показывал, потому что относился к ним, скорее, как к свидетельствам дружбы.

ОС: Помимо фотографий мы показываем, если можно так сказать, «сопутствующие материалы». Вот рукописная тетрадь Всеволода Некрасова под заголовком «Занятия по историческому материализму», в которую он записывал свои стихи. Или перепечатанные с копий самиздатовского журнала «Синтаксис» подборки стихов Игоря Холина, Всеволода Некрасова, Генриха Сапгира с надписями «изъято при обыске». Тут же обложка «Синтаксиса» Льва Кропивницкого. Такой глубокий, как говорят, «слепой» (поскольку копии очень трудно читать) самиздат. Эти вещи для выставки любезно предоставил Международный Мемориал из своего архива. Если фотографиям Игоря Пальмина сопутствуют стихи поэтов лианозовской группы, то фотографии Игоря Макаревича дополняют письма и книжечки художников (Герловиных, например). Нам повезло договориться с Игорем Шелковским, который предоставил неопубликованную переписку журнала «А-Я». В экспозицию фотографий Валентина Серова включены самиздатовские каталоги «предварительных квартирных просмотров» из архива Леонида Талочкина (предоставлены музеем Другое Искусство, РГГУ) и официальные документы живописной секции Горкома Графиков из архива Корюна Нагапетяна, предоставленные опять же Международным Мемориалом.

ОС: В этом архиве нам посчастливилось найти уникальные бюрократические отчёты, протоколы, официальные письма. Они прекрасно иллюстрируют ситуацию: неофициальные художники вступили в живописную секцию Горкома графиков в надежде получить права и привилегии, как и художники, являющиеся членами союза (МОСХа), но этого не произошло. Например, есть письмо, в котором художники говорят, что Горком не выполнил перед ними своих обязательств. И дело даже не в выставках, а именно в социальных обязательствах, вроде предоставления мастерских, оплачиваемого отпуска, медицинской страховки, помощи в продаже картин… Социальные права остались недоступны для них. Это письмо, кстати, подписал Провоторов, художник, который состоял в Горкоме графиков, а сейчас стал священником. Но есть и другое письмо, в редакцию популярной газеты. Произведения некоторых художников-нонконформистов выставлялись на одной из первых выставок неофициального искусства за рубежом, «Новое советское искусство: неофициальная перспектива» (La nuova arte sovietica: una prospettiva non ufficiale), которая прошла в 1976-м году как спецпроект Венецианской биеннале. И дирекция Горкома заставила художников подписать письмо, в котором они якобы заявляли, что выступают против своего участия в этой выставке.

ОС: 1975 год ознаменовался требованиями художников-нонконформистов к большой Всесоюзной выставке, в рамках подготовки к которой прошли предварительные квартирные просмотры – квартирные выставки дома у Оскара Рабина, который к тому времени переехал из барака в Лианозово в кооперативную квартиру в районе Черкизовской, в мастерской у Михаила Одноралова и еще на нескольких квартирах. Вот, собственно, каталог Талочкина со всеми адресами и указанием времени посещения. Просмотры проходили в два этапа, но адреса были практически одинаковыми. Эти квартирные выставки были относительно открытыми: о них сообщалось по радио «Свобода», BBC. Эти ресурсы использовались художниками как аргументы в переговорах с официальными структурами, с властью, у которой они требовали возможности публичной демонстрации своих произведений. Это был, в первую очередь, политический жест. Из писем архива журнала «А-Я» становиться понятно насколько эта ситуация была болезненной для художников, которые понимали, что без публики им сложно развиваться.

В том же 1975 году, в сентябре состоялась выставка неофициального искусства в «Доме культуры» на ВДНХ. Именно на ней группа «Гнездо» сидела в гнезде и, по свидетельству Виктора Скерсиса, высиживала Дух. Их, кстати, постоянно пытались с выставки убрать, мотивируя тем, что ветки, из которых собрано гнездо, огнеопасны. Это была весьма распространенная практика: когда власть не могла позволить себе открыто нарушать демократические свободы и вынуждена была придумывать бытовые оправдания для запретов.

Следующий год, 1976-й, стал поворотным именно для концептуалистов: они начали заявлять о себе на волне расширения движений неофициального искусства, к которому присоединялись уже и художники МОСХа. В рамках весенних предварительных просмотров 1976 года проходит выставка в мастерской Леонида Сокова, в которой принимают участие Герловины, Чуйков, Шелковский, Юликов, Соков, Шаблавин. В квартире Ирины Реновой свои работы показывают группа «Генздо», Никита Алексеев, Ростислав Лебедев, Андрей Монастырский, Кизевальтер, а также Владимир Яковлев, Генрих Сапгир и другие.

ОС: В фотографиях Валентина Серова хорошо виден переход, изменение медиума: ориентация на создание шедевра (произведения искусства) сменяется перформативными практиками (акциям, хеппенингам, перформансом). Если герои Игоря Пальмина были, можно сказать, столпниками, которые удерживали и строили культуру на пустом месте, на культурном поле выжженном войной, военным коммунизмом, концлагерями, то у Валентина Серова появляются художники с другим темпераментом, другое поколение. Вот, например, Комар и Меламид, их акция «Паспорт» на квартире Александра Юликова. Они исполнили партитуру, переложив на музыку положение о паспорте СССР. В этот же день, в галерее Рональда Фельдмана в Нью-Йорке проходила их первая выставка за рубежом, в рамках которой участница группы Fluxus, Шарлотта Мурман тоже исполняла этот перформанс.

ОС: Это 1978 год. И вот пересечение – акции, которые мы встречаем у Валентина Серова также снимал и Игорь Макаревич, но в результате каждый заснял что-то свое. В один день в мастерской Михаила Одноралова в 1-м Зачатьевском переулке проходило несколько важных для истории отечественного искусства акций. «Забег в сторону Иерусалима» группы «Гнездо» и их же «Минута недышания». А также – перформанс Юры Альберта «Все выделяемое мной тепло я отдаю людям». И еще акция Сергея Волохова, распитие водки из детского горшка. Это такое начало акционизма, этапный переход искусства в среду, в хэппенинг.

Вообще, перформанс появляется раньше – например «Красная звезда» Михаила Чернышова, 1975 год. Немного по формальному признаку белого снега и коллективной поездки за город напоминает то, что делает группа КД. Конечно флаги – не лозунги, и сжигание картин – не исследование экспозиционного поля и поля восприятия.

ОС: Кабаков в это время начинает показывать свои альбомы, их, наверно, видели практически все авторы младшего поколения – Монастырский, Панитков, Кизевальтер. Посещение мастерской Ильи Кабакова, вероятно, было важным событием, художественным переживанием, поскольку присутствует в фотографиях Серова, Макаревича, Кизевальтера. А с другой стороны, в том же доме на Сретенском бульваре жил малоизвестный сейчас художник – Евгений Бачурин. Сейчас он забыт, а тогда был более популярен, чем Кабаков, – и Серов, как репортер, реагирует на эту актуальность.

А вот – «голые классики» в мастерской Ильи Кабакова на Сретенском бульваре, снятые Игорем Макаревичем. Мастерская Кабакова была на чердаке, под крышей, крытой железными листами, и летом там был около сорока градусов. А на этой фотографии Игоря Макаревича – вернувшийся ровно через 14 лет Косолапов, который, конечно, и не надеялся вернуться – как все уезжавшие в эмиграцию. Мы видим его скептический взгляд – взгляд человека, побывавшего в Америке, который уже успел поработать там, с брендами вроде «Макдоналдса».

ОС: Стиль Игоря Макаревича – эстетские, изящные фотографии, он проявляет большой интерес к фактурам и любит сложносочененные постановочные фотографии. Он на своих друзьях оттачивал мастерство. У Игоря Макаревича на фотографии мы обнаружили раннюю работу Александра Косолапова – скульптурная композиция руки, налевающей вино. Этот сюжет руки потом возник у Сокова, у Игоря Макаревича есть известная работа «Передвижная галерея русских художников», которая, с одной стороны, об эмиграции, но с другой – тоже о руках, об отпечатках пальцев, если более конкретно. Вот мы и решили выставить здесь инсталляцию Симоны Сохранской «Со мной встречаются мои друзья», портрет которой тоже есть в галерее Игоря Макаревича у нас на выставке.

Важнейшим событием для Игоря Макаревича является выставка в мастерской Леонида Сокова. Вот перформанс Александра Юликова «Острижение». Здесь интересна публика: как они наблюдают за этим перформансом, что переживают. Вообще, в этой обстановке было много буддизма, иудаизма – каждый занимался своей религией, и все мирно уживались, возможно, это было частью проявления личности.

Юлия Лебедева: Георгий Кизевальтер, как и Игорь Макаревич, принадлежит к тому же кругу, который он снимает, к кругу московского концептуализма, хотя есть и пара фотографий старшего поколения, но в основном здесь царит компанейская атмосфера. С художественной точки зрения квартирные выставки этого периода отличались, и вестником Новой волны был APTART.

Эта первая квартирная галерея: здесь впервые стали показывать продуманные заранее выставки, это был не просто показ работ. Какого-то конкретного куратора, конечно, еще не было, но ни одно событие не обходилось без предварительного обсуждения.

Квартирные выставки оставались закрытыми, но были уже не элитарными: художники начинают потихоньку осваивать новые пространства, уже без предварительной борьбы, как было с предыдущим поколением. Все-таки приближалась перестройка, и художники ее ощущали, несмотря на глухой застой: посмотрите, насколько другим было их отношение к ситуации вокруг. Вместо борьбы – игнорирование, даже презрение. Режим стал разлагаться и ничего, кроме жалости уже не вызывал.

ЮЛ: В искусстве этого поколения много иронии. Вот группа «Мухомор» предстает в образах разных императоров. Это 1978-й год, им, между прочим, по 18 лет. В переписке к журналу «А-Я» Герловины вспоминают, как «Мухоморы» пришли к ним с чемоданом рукодельных книг. И драйв был такой, что пригласи их на следующий день – они принесли бы другой подобный чемодан. Эти книги мы показываем на выставке, чтобы подчеркнуть яркость, которая била через край, оттенить черно-белые фотографии.

Одна из выставок APTART проходила не у Никиты Алексеева, а у Георгия Кизевальтера. Это был его персональный проект. Он представлял собой музей вымышленного персонажа Васи, обычного шофера с амбициями журналиста. И планами на всю жизнь в духе порядочного советского гражданина. Мотив вымышленного персонажа популярен для того времени, этим занимались и Кабаков, и Комар с Меламидом, и группа СЗ.

Это презентация «Золотого диска» группы «Мухомор», которая тоже проходила в квартире Никиты Алексеева. Видите, это братья-близнецы Мироненко. А вот и старшее поколение – Илья Кабаков и Олег Васильев – они, кстати, тоже ходили на подобные мероприятия. Свысока смотрели, но все же. Кабаков потом писал, что благодаря подобным событиям он понял, что пришла новая эпоха, и как бы они не относились к этим ньювейверским дуракаваляниям, теперь они заняли место на художественной сцене.

ЮЛ: Художники продолжали раздвигать границы искусства: превращали собственную жизнь в перформанс, нередко их дети тоже принимали в этом участие. Вот, например, сын Дмитрия Пригова, Андрей. Полноправный участник выставки-акции.

После угроз КГБ APTART сделал выставки на даче у братьев Мироненко — «APTART за забором».

А вот акция Никиты Алексеева на улице рядом с домом Натальи Абалаковой и Анатолия Жигалова в Орехово в 1982, и никто не смог вспомнить, как она называлась – даже сам автор. И это, конечно, нигде не зафиксировано. А это – один из последних перформансов Никиты Алексеева 1985-й года, который проходил в его квартире, — «Я чувствую себя вне целого мира, к которому мне хотелось бы быть внутри». Я спросила у него про это странное название и про саму акцию. Он мне ответил: «Название, насколько помню, это сознательно уродливый перевод фразы какого-то англоязычного писателя, не то Ивлина Во, не то Йейтса, не то Фланнери О’Коннор, которых я тогда читал. Кстати, отличные писатели». Он лежал на кровати, завернувшись в золотую термоизолирующую простыню, на стенах висели его картины и из 12-ти источников звучала самая разная музыка.

Безбашенное поколение. Они ведь создавали такое искусство, которое не хранится долго –не думали о пресловутом «в вечность возьмут». У Третьяковки, например, сейчас огромные проблемы с тем, как это хранить и реставрировать. Это могли быть рисунки на занавеске для ванной, какие-то клочки бумаги.

ЮЛ: Связи и круги постепенно становятся на нашей выставке более понятны. Вот, например, еще одно место, где проходили значимые события того времени: мастерские на улице Рогова. Там работали Ростислав Лебедев, Борис Орлов, Игорь Шелковский и Дмитрий Пригов. Орлов и Пригов, кстати, были друзьями с детства, потом вместе учились в Строгановке на скульптуре, затем работали в одной мастерской. И они вместе лепили эти скульптуры, благодаря которым выживали.

Вот папки МАНИ (Московского архива нового искусства) – первая проба архивации искусства, предпринятая концептуалистами. Произведения из папок предоставили коллекционеры Елена Куприна-Ляхович и Максим Ляхович, которые собрали все папки МАНИ. Также много вещей для выставки нам дал Михаил Алшибая, остальное – по одной, две вещи – мы брали у художников.

А это акция группы «Чемпионы мира». «Клуб авангардистов» пригласил всех на кораблик, который плыл по Москве-реке. И все художники туда загрузились, а «Чемпионы мира» остались на берегу и устроили перформанс: сначала проводили их, потом развернули лозунг, а когда все вернулись, стали изображать затейников в шляпах. Вполне себе в стиле Константина Звездочётова и «Чемпионов мира». Кабаков их, кстати, за этот перформанс похвалил.

ЮЛ: Выставка заканчивается фотографиями, сделанными в мастерских в Фурманном переулке и аукционом работ Никиты Алексеева, переезжающего жить во Францию в 1987. Ситуация изменилась, о чем говорит, например, выставка «Битца за искусство», которая прошла в Битцевском парке в 1986. Там в то время продавали разные промысловые вещи, декоративно-прикладное искусство. И вот художники с Фурманного пришли туда и стали показывать свои работы, Никита Алексеев там показал свою эпохальную работу про жизнь «Черного квадрата», которая была нарисована на длинном рулоне черной бумаги. И торговавшие промыслами приняли этих художников за конкурентов. Вообще, опасения были оправданными: в сквот на Фурманном все время приходили иностранцы и постоянно покупали работы. Появилась коммерция, которая сильно изменила жизнь многих художников, хотя деньги вскоре быстро обесценились. Фурманный привлекал художников – некоторые специально приезжали из провинции и, по сути, не имели никакого отношения к кругу новой волны.

Финалом истории советского нонконформизма стал аукцион Sotheby’s. Искусство получило официальный статус. Это был апогей коммерческой истории, которая, кажется, закончилась едва начавшись.

Ну и карточки Льва Рубинштейна заканчивают нашу экспозицию, закольцовывают ее — ведь из его статьи взята цитата, объясняющая название выставки.

ОС: Круги, которые нам известны по истории искусства, в некоторой степени являются исторической компиляцией. История – это всегда компиляция. Поэтому, мне кажется, очень ценным вот такой независимый взгляд, который мы нашли у фотографов. Здесь нет иерархий искусствоведческого отбора и здесь неважно кого возьмут, условно говоря, в будущее, все равно атмосферу, жизнь создают все вместе, все сообщество. Мне вообще не близка тема лидерства, мне интереснее отображать разные точки зрения на процесс. В «Гараже», например, сделали невероятный объект – вся неофициальная история искусства там представлена, это фундаментальный проект, который важен и полезен, поскольку представляет в некотором роде хрестоматийное знание. От него уже можно отталкиваться, заниматься интерпритациями сюжетов, находить апокрифические истории, выстраивать конструкции. Нас интересуют именно круги и сообщества, их устройство, отличие от институцией, интересен сам феномен самоорганизации, квартирные выставки как специфический признак неофициальной культуры. Благодаря самоорганизации художники смогли противостоять системе и этот опыт интересен. Но если взглянуть шире – неофициальное советское искусство представляет уникальную ситуацию, о которой мечтали авангардисты начала века: это искусство существует вне автономии искусства, вне институций и индустрии искусства и в полном слиянии жизни и искусства. Это, конечно, вынужденная ситуация, о чем нельзя забывать, но рассмотреть с этой точки зрения фотографии повнимательней, в деталях, очень хотелось.

Я иногда сталкиваюсь с молодыми художниками (они, кстати, историю западного искусства и авангард знают лучше, чем нонконформизм). Но сейчас очень большое значение приобрели квартирные выставки и подобные приватные события. Они возникают и существуют в другой социокультурной ситуации. И сегодня квартирники – это, в первую очередь, не стремление к публичности, это скорее уход от институций, дистанцирование и уединение. Это то, что было характерно уже для концептуалистов – искусство для узкого круга посвященных, друзей. C другой стороны, у современных художников, выставляющихся в квартирах, также есть стремление к независимости, к собственной идентичности, свободе. Это те же самые проблемы. Так что нашу выставку можно в каком-то роде воспринимать и как институциональную критику.