Открытия недели: 1–14 февраля

369        0        FB 0      VK 0

Ключевые выставки последних двух недель: 2000-е из собрания Екатерины и Владимира Семенихиных, Иван Дубяга в краснодарской галерее Red Gift, Евгений Гранильщиков в Мультимедиа Арт Музее, группа МишМаш в ММОМА, Дмитрий Булныгин в Манеже и коллективный проект с участием западных звезд в ГЦСИ.

«2000-е. Собрание Екатерины и Владимира Семенихиных. Избранное. 2000‒2005». Москва, Фонд культуры «Екатерина», 29 января ‒ 31 июля

Фото: Наташа Польская (ФК «Екатерина») 

После музеефикации 90-х Фонд культуры «Екатерина» продолжил ностальгический вектор и реконструировал 2000-е. Выставка собрания Екатерины и Владимира Семенихиных с размахом «Теннисистки» Олега Кулика раскрывает историю российского искусства первой половины 00-х: три этажа, два десятка художников и еще больше работ, рожденных спросом крепнущего арт-рынка. Подчеркнуто спектакулярных, ироничных, формальных, не отягощенных сложными концепциями. Гламурные картины Виноградова и Дубосарского, поролоновые скульптуры Сергея Шеховцова, глумливое видео с Лениным в коробке от «Синих носов» и работы других героев тучных лет сбалансированы сдержанностью старшего поколения – произведениями Эрика Булатова, Олега Васильева, Владимира Янкилевского. Но и они отвечают требованию формы, характерной для мейнстрима 00-х. Искусство, исключенное из зоны политического действия, утверждало объект и искало собственное место в новом символическом и социальном пространстве. Последующая институционализация настолько успешно решила эту проблему, что проблемой стал сам успех в эпоху его технической воспроизводимости: на вернисаже Зельфира Трегулова высказалась в том смысле, что кое-что из коллекции Семенихиных лучше смотрелось бы в Третьяковке. ‒ Анна Комиссарова

Иван Дубяга «Самочувствие». Краснодар, Галерея Red Gift, 5 ‒ 28 февраля

Фото: Денис Яковлев

В местной арт-тусовке Иван Дубяга воспринимается почти как классик краснодарского современного искусства. Поэтому его новая выставка в галерее, расположившейся в пространстве Типографии, привлекла множество любителей его самобытного и в чем-то наивного похмельного творчества. Выставка называется «Самочувствие». На вопрос о том, как ты себя чувствуешь, Иван отвечает: «В данный момент “у меня всё хорошо”». Большинство работ описывают текущее состояние автора, который через своё творчество пытается решать свои внутренние проблемы. Несколько работ из серии могут расцениваться как социальные, например, «Соответствуй!» — на взгляд гендерного социолога, в ней заложена критика нормативного дискурса. Однако сам художник отрицает социальный или политический подтекст своих работ и говорит, что эти сюжеты, в первую очередь, о нём самом.

Помимо картин на стене висит короткое интервью, в котором автор описывает реакцию публики и родственников на своё творчество: «Реагируют по разному. Даже не могу выделить самую распространённую реакцию, если не считать “я так тоже могу”. Поначалу родственники думали, что я страдаю хернёй и трачу время, но потом смирились».

Некоторые из зрителей отметили, что по настроению эта выставка похожа на прошлогоднюю, на которой также были представлены наивная живопись на картоне и холсте, анимация с электронным саундтреком от самого автора. Основное направление развития для Дубяги описано в том же тексте интервью на стене, в котором он рассказывает о своём увлечении музыкой и попытках соединения живописи и звука: «Музыка меня давно интересует, только раньше это был “рокенрол”, сейчас электроника. Хотелось бы большего слияния музыки и живописи, чем у меня сейчас, пока что не могу сказать, что особо в этом продвинулся. Есть возможность перенести живопись в видео и редактировать его в реальном времени, одновременно со звуком, но пока по техническим причинам это не получается так, как хотелось бы. Но формат выставки-концерта тоже неплох».

Для лучшего понимания творчества Ивана лучше всего посмотреть 16-минутный документальный фильм о его практически затворническом образе жизни с кошками в пригороде Краснодара, посмотреть сами работы и прочитать сопроводительное интервью, полностью опубликованное на сайте Типографии. ‒ Антон Польский (Мэйк)

Евгений Гранильщиков «Без названия (после поражений)». Москва, МАММ, до 6 марта

Фото: Михаил Новицкий

Новая выставка Евгения Гранильщиков «Без названия (после поражений)» фиксирует кризисный для художника момент – несмотря на множество новых работ и сам факт персоналки в МАММ. И название, и работы отсылают к растерянности и тревоге, из которых он извлекает художественное высказывание. Гранильщиков описывает своё внутреннее состояние как «руинированный пейзаж» (о чём говорится в коротком тексте к выставке), и вместе с кураторами пытается воспроизвести его в рамках экспозиции, в которой объедены: лайтбоксы с кадрами из неснятых фильмов; стеклянные витрины с полароидами и графикой; экраны на полу; дерево; короткие зацикленные видео; новый фильм «Призрак».

Каждая из работ посвящена, в первую очередь, не столько «руинированности», сколько «внутреннему состоянию» художника. Эти работы по большей части нарциссичны, в центре всегда оказывается либо сам художник, либо его взгляд. Они почти теряют связь с действительностью, и потому часто отражают её поверхностно и иллюстративно. Как в видео «Смерть Империи»: у художника была рыбка, художник назвал её Империей, потом красиво снял её смерть в ч/б. Параллельно сделав ещё несколько рисунков карандашом. Эти рисунки лежат под стеклом. Напротив – такие же витрины, в них случайные кадры, сделанные (почти) без авторского вмешательства («Без названия (случайные кадры)»), которые, кажется, должны говорить о попытке сбросить диктат «авторской воли», но на деле, наоборот, постулируют её – потому что прочно стилистически связываются с остальными работами. Похожая ситуация и с лайтбоксами: на первый взгляд, они напоминают случайные кадры из неснятых фильмов, но это ощущение тут же сменяется продуманностью авторского взгляда. Его же постулируют и зацикленные видео, например, городской пейзаж с магазином «Тысяча мелочей». Центром экспозиции становится фильм «Призрак»: сбивчивый нарратив о растерянности и последующем исчезновении режиссера, который представляет собой альтер-эго художника.

Эстетически эти работы встраиваются в некий общий нарратив (полароиды, found footage и проч.), но отражают фрустрированность и формальные поиски, которые далеко не всегда оказываются удачными. Другое дело, что в рамках экспозиции в МАММ выдаются именно за таковые. Выглядит это, надо сказать, довольно претенциозно: моменты личной тревоги выдаются за некие документы времени.

И не совсем понятно, в чём тут все-таки дело: в художнической позиции или в требовании некой институциональной «безупречности». Может ли современный московский музей показать экспериментальные поиски, не обещая зрителям, что их результат окажется оформлен в безупречное произведение искусства? Может ли сам художник в рамках сложившейся институциональной системы заявить о своём неуспехе? Имеет ли он право на ошибку? Кажется, что пока оно может только стеснительно скрываться в названии. – Е. И.

Группа «МишМаш» (Михаил Лейкин и Мария Сумнина) «Протезы и замещения». Москва, ММОМА в Ермолаевском переулке, 9 февраля ‒ 8 марта

Фото: ММОМА

При первом приближении выставку хочется описать одной фразой «что было бы, если бы группа “Коллективные действия” использовали для документации акций объекты». Вместо фото и текстовой документации своих перформансов Миша Лейкин и Маша Сумнина показывают литературные описания происходившего на акции и гипсовые слепки найденных предметов, будто бы передавая вещам непростую задачу хранения памяти. Схожим образом действуем мы, когда привозим из поездки на море камешки, найденные на берегу.

Гипсовая «документация» не только долговечнее фотографической, но и гораздо герметичнее – по ней, в отличие от видео и фотографий, совершенно невозможно узнать, что происходило. Похожие на дневниковые записи текстовые описания, по инструкции, лучше вообще не читать на выставке: их нужно скрепить резинкой, унести и только потом прочесть, припоминая увиденное и сопоставляя текст со слепком. Часто зритель может только догадываться о том, что происходило на акции (и произошло ли что-то на самом деле). МишМаш не только «овеществляют» собственную память, но и описывают ее механизмы, показывая, что запоминается не столько то, что произошло, сколько увиденные странности окружавшего ландшафта и собственные эмоции. Разрыв между акцией и «документацией» показывает, насколько след в памяти каждого индивидуален, и ни одно событие невозможно ни полностью запомнить, ни адекватно пересказать. На этом эффекте был построен фильм «Расёмон», в котором каждый из героев описывал преступление по-своему. ‒ Саша Шестакова

Дмитрий Булныгин «Термитники». Москва, МВО «Манеж», 11 февраля ‒ 17 марта

Фото: МВО «Манеж»

На очередной выставке в рамках программы «Отцы и дети», которую совместно готовят «Манеж» и галерея «Триумф», Дмитрий Булныгин показал жизнь спальных районов в духе каналов National Geographic, Discovery или Animal Planet. 24-часовые картины этой жизни, снятые из квартир друзей и ускоренные до объема в 5 с чем-то минут, проецируются на конструкции из баннерной ткани, которые действительно напоминают термитники, а именно так спальные районы называют в некоторых азиатских странах и Сибири, откуда родом художник. Звучит запись природных шумов ‒ дуновение ветра, стрекотание насекомых. Но сюжет, по мере углубления в экспозицию, уходит на второй план. Дело в том, что в уже привычных манежных шатрах Булныгин выстраивает практически идентичные им видеоинсталляции.

На следующий день после вернисажа в «Манеже» я попал на спектакль Константина Богомолова по мотивам «Гаргантюа и Пантагрюэля», и там, в соответствии с первоисточником, было много перечислений. На одном из них ‒ список кушаний,которые любил есть Пантагрюэль ‒ зрители аплодировали несколько раз: прошло три минуты перечисления, и раздались хлопки ‒ аудитория как бы говорила: да, мы поняли шутку, поняли прием, можно продолжить чем-то еще. Но говорившая актриса не унималась, названия блюд продолжали звучать ‒ снова аплодисменты. И т. д. Причем это никого не раздражало, хотя прием стал понятен в самом начале. Булныгин делает нечто подобное, и это не раздражает, скорее наоборот.

Было много разговоров, как бы справиться с пространством «Манежа». Художники справедливо чувствовали, что запрограммированность этого места, сами эти шатры, бросают им вызов, диктуют им, как и что показывать. В этом есть резон. У Анастасии Кузьминой в прошлом году на выставке в рамках «Отцов и детей», например, возникла потребность «ломать изнутри» пространство. А в 2009-м Константин Звездочетов не менее радикально расправился с даже более давящим и диктующим пространством ММОМА в Ермолаевском переулке: три первых этажа он завесил близкими по стилю и композиции, «аккуратными пейзажами с домиками в голубой дали»; тогда, правда, на последнем этаже музея была все же размещена миниретроспектива, и понятно, что зрители ей очень радовались после трех этажей с, по сути, приколом, который при этом работал на понимание того, чем вообще занимается современный художник. Все это было вызвано тем, как вспоминала Виктория Бегальская, что «Костя перед этим долго страдал, говорил, что наверное откажется» от выставки. У Дмитрия Булныгина ситуация была также не из простых. Его первоначальный проект для выставки, о котором он договаривался с сотрудниками «Манежа», которые позже ушли из объединения, был отклонен. Надо было придумывать что-то новое, хотя в этом смысле у художника нет проблем — идей у него всегда много. Оставалось лишь сразиться с пространством. ‒ Сергей Гуськов

«Мистификаторы» (кураторы: Ирина Горлова и Михаил Миндлин). Москва, ГЦСИ, 12 февраля ‒ 20 марта

Фото: Сергей Гуськов, ГЦСИ

Выставка «Мистификаторы» ‒ это тот нередкий случай, когда музей, муниципальный выставочный зал или арт-центр сотрудничает с частной галереей, что в России очень распространено. И хотя в мире к такого рода партнерству отношение, мягко говоря, напряженное, в нашей стране это уже давно легитимная практика, которая не только повлияла на выставочную политику музеев, но и изменила сами галереи. Вопрос всегда в том ‒ как, что и зачем делается. На проекте «Мистификаторы» встретились Галерея Гари Татинцяна и ГЦСИ. И произошло это довольно странным образом: в галерее еще в конце ноября прошлого года стартовала выставка Mutated Reality, которая, как написано и на сайте галереи, и на бумажных флайерах, которые я обнаружил в ГЦСИ, проходит «в рамках» выставочного проекта «Мистификаторы». Получается немного перевернутый мир. Множество, если не большая часть, работ предоставлены на выставку в ГЦСИ галереей, а имена нескольких ключевых и, главное, дорогих участников на двух выставках совпадают: Вим Дельвуа, Тони Мателли, Джордж Кондо.

Впрочем, тут не стоит сразу же впадать в конспирологические настроения и заканчивать разговор на том, что вот-де частная галерея пиарит своих художников за счет государственного учреждения. Даже если такие мысли и есть (с большой вероятностью), то, как показывает современная российская реальность, такой коммерческий расчет не особо работает: и ГЦСИ как площадка продвижения искусства не самый активный игрок, и на цены эта выставка совсем не влияет, да и подобное искусство вышло из моды ‒ Эрвина Вурма с Биллом Виолой и Мателли, не говоря уже о тошнотворном позднем Херсте, все пересмотрели в 00-е. (Мателли и Тони Оурслера я при этом нежно люблю, что не отменяет вышесказанного.) Массовому зрителю, который в прошлое десятилетие открыл для себя современное искусство, эти художники и на картинках, и в живую очень нравились, но, как и все в этом мире, в определенный момент они наскучили. Профессиональное сообщество вообще довольно быстро их потребило, разложило на составляющие и отбросило. В этом смысле поразить «Мистификаторам» нечем. Но забавно, что выставка эта приоткрывает завесу на тайные мысли художественной тусовки: большая часть работ это действительно 2000-е, либо то, что пришло в России в широкий оборот, выставочный или теоретический, в тот период. Характерно, что практически одновременно в Фонде «Екатерина» открылась выставка про нулевые.

Начинается постепенная музеефикация и одновременно мифологизация прошлого десятилетия ‒ то, что совсем недавно происходило с 90-ми. Для ГЦСИ, как, видимо, и Галереи Гари Татинцяна, это время ностальгии ‒ примерно как 90-е для XL и других первых галерей. И в таком ракурсе «Мистификаторы» представляют собой трагический взгляд на несбывшиеся надежды. То есть, грубо говоря, для одного из кураторов выставки, главы ГЦСИ Михаила Миндлина, эта выставка о всегда-еще недостроенном музее современного искусства, а для Татинцяна ‒ о том, что далеко не во все коллекции он успел продать работы представленных художников. И выходит, что, судя по работам, выставка веселая, но за этой поверхностью скрыта очень сильная печаль. ‒ С. Г.

Добавить комментарий Отменить ответ

Connect with:

Комментарий

Ваше имя