Открытия недели: 28 марта – 3 апреля

467        0        FB 0      VK 0

Персональные выставки Юрия Ларина, Ильи Романова и Устины Яковлевой, современная графика в Перми и экспериментальный проект в ММОМА

Илья Романов, Устина Яковлева «Девы сумрачной хребет…». Москва, галерея «Культпроект», 24 марта – 15 апреля

Фото: Ольга Данилкина

Выставка двух художников в одном пространстве сделана очень аккуратно: каждому досталось по залу на персональное высказывание, и еще один — для диалога. Медитативная штриховка Яковлевой — первое, что видит зритель — подчеркивает аналогичную медитативность вязаных и пластиковых прожилочных скульптур Романова. Оба художника работают с мельчайшими деталями фактуры, ручным трудом и природными мотивами, оба — архаичные сказочники. Игра фактуры метко вписывается в пространство галереи, где стены в кирпиче и штукатурке темного цвета испещрены объемными пятнами и штрихами: комната оборачивается многозвучной инсталляцией — илистым дном или болотистой почвой, где кора деревьев скрывает в себе целый мир, шкуры тайных животных переливаются миллионом оттенков, а водоросли отбивают волновые ритмы.

Зал Устины Яковлевой наполнен тряпичными скульптурами, ближайший образный аналог которых — медузы; головки из шитья и бисера, щупальцы из ниток — все кипельно белое и молочное. Они подсвечены точечно и снизу так, что стены начинают играть тенями: осязаемые существа с морских глубин отбрасывают ядерные взрывы, спутники и ракеты. Морские пучины и космические пространства сливаются в одно в смутном сне, где нет места рациональной логике, а каждая вещь оказывается меньше тени своего значения. На первый взгляд, «сад» Романова в соседней комнате построен иначе: буквальный образ, где и конструкция, и тень дублируют друг друга и подчеркнуты видеорядом. Многослойная искусственность отчетливо произносит тоску по реальному: мы смотрим на мертвый сад и вспоминаем впечатления от сада живого, они сливаются в одно.

Штрихованный холст Яковлевой с вязаными кувшинками Романова из первого зала, по меткому замечанию моего спутника, нет-нет да и вызывают в памяти «Кувшинки» Моне. Но здесь, подчеркнуто осязаемые, они вряд ли способны вызвать у зрителя чувственное впечатление. Здесь композиция разваливается, она условна, а ее знак работает только на уровне культуры, которая оказывается вечной галактикой, способной через игру значений бесконечно расширяться. — Ольга Данилкина

«Живая пустота. Выставка современной пермской графики», куратор Анна Суворова. Пермь, Музей современного искусства PERMM, 24 марта – 11 июня

Фото: business-class.su

Пермский музей современного искусства PERMM методично продолжает вписывать местных художников в историю актуального искусства. Вслед за большим проектом Русского музея «Актуальный рисунок» под кураторством Ирины Карасик и Владимира Перца, занявшего первые два этажа здания, на последнем открылась камерная выставка уже исключительно пермской графики.

Работы двенадцати художников разных поколений были собраны в угловатом пространстве бывшего торгового центра (условно временное место, где уже несколько лет базируется PERMM), изломанного фальш-стенами, превращая поход в музей в блуждания по кругу с препятствиями из рисунков и графических объектов. Игорь Рябов и Саша Бубнова, дизайнеры из студии КАМА, собрали образ выставки в минималичстичной афише, где рука на просвет льняной ткани ловит стеклянной чашей воздух. Сама «живая пустота» — это некий ответ на кризис в пермской книжной графике, которая с середины 90-х оказалась невостребованной, образовав вакуум, его выставка в какой-то степени стремится заполнить.

Музей продолжает играть с ожиданиями зрителей, представляя графику чрезвычайно разную, использующую как традиционные, так и нестандартные для неё медиа: световые объекты-инсталляции Петра Стабровского, вышивки двух поколений художников Ольги Суббоникой, Михала Павлюкевича и Елены Слобцевой, фотодокументацию граффити Максима Чёрного, темпера на целлулоидной плёнке у Ильи Гришаева, видео и реконструкцию утраченных изображений в работе Натальи Резник.

Перед куратором выставки Анной Суворовой стояла нелегкая задача: выбрать из современных художников Перми тех, кто представляет актуальные тенденции, и уместить их проекты на небольшом пространстве третьего этажа музея. Было важно «сделать выставку, которая не отсылает нас в XIX век, а говорит актуальным языком и соответствует логике постмодерна». В целом проект логически продолжает исследование пермской идентичности уже в более узком ключе, начатой петербургским художником и куратором Петром Белым в проекте «Форма незримого». — Марина Пугина

«Art Up. Art In. Первый фестиваль искусства как образа жизни». Москва, ММОМА на Петровке 25, 30 марта – 9 мая

Фото: Ольга Данилкина

«Полный оптических иллюзий фестиваль Art.Up Art.In — это попытка найти точки соприкосновения между искусством XX–XXI веков и визуальной философией девяти известнейших брендов» — обещал мне пресс-релиз. Экспозиция из 8 разделов на 8 брендов соответственно представляет собой ассоциативные сочетания искусства с «визуальной философией» конкретной марки. Экспозиция — просторная и пустоватая — с дизайнерским решением: схематичными линиями пространство расчерчено в иллюзорные гостиные, бассейны, переходы и прочее.

Первые несколько залов обещают некую туманную надежду и проясняют вопрос «Зачем такая выставка в музее?» вполне позитивно: авангард и конструктивизм соседствуют со строительной компанией (ограниченное прочтение, но терпимо), работы из коллекции музея и крупного банка показаны в интерьере частной гостиной, далее, в привязке к люксовому бренду ювелирных украшений, работы вписаны в воображаемую средиземноморскую виллу. В общем, современное искусство — повод для коллекционирования. Чем не убедительное заявление? К тому же, на третьем этаже разместилась предаукционная выставка первого и пока единственного аукциона современного российского искусства VLADEY (как под одной крышей могут находиться музей и аукцион — разговор отдельный и непростой).

Однако дальше надежда рушится, когда посреди просторного зала марки дизайн-отеля с парой работ по стенам — Ивана Плюща и Георгия Пузенкова — стоит капсульная кровать («эргономичная и функциональная», как гласит аннотация), на которой можно полежать. В зале бренда игровой приставки (где можно в нее поиграть) графика из игр висит рядом с работами Ольги Тобрелутс, Стаса Шурипы, Антонины Баевер. Работы Марины Алексеевой — коробочки с мультимедийными инсталляциями внутри — перемежаются с экспозиционным дизайном: попросту имитацией этих коробочек, но уже с часами крупного бренда. «Билеты в рай» Анатолия Осмоловского, «Прозрачность» Олега Кулика и живопись Ольги Чернышевой и Валерия Чтака соседствуют с популярным брендом кроссовок (который «вносит свой вклад в создание более открытой, комфортной и дружелюбной городской среды» — видимо, пошивом своих изделий в странах третьего мира за копейки, в том числе).

В разыгранной кухне зала марки бытовой техники висят натюрморты Дмитрия Краснопевцева и Ивана Лубенникова. Заботливая смотрительница — очевидно из лучших намерений — тут же показывает мне, что шкафы кухни можно открыть и посмотреть, что внутри. Тут мое смутное ощущение себя в магазине, а не музее, становится отчетливым.

Что может быть вульгарнее и пошлее, чем инсталляция из современной кухни и натюрморта нонконформиста в стенах музея? И дело не в том, что натюрморт оказался на кухне, а в том, что все вместе оказалось в музее с рекламной аннотацией. Музей как институция, которая бьет копья, чтобы объяснить, что искусство — это не просто красивые натюрморты и вещички, а прекрасное проявление человеческого ума, здесь будто совершает жест публичного отречения от своих идеалов. Вместо образования зритель получает очередную порцию рекламы в лучших традициях: однобокую подачу с полным игнорированием оборотных сторон бизнеса и современного капитализма.

Фактически в большей части экспозиции искусству отведена скромная роль иллюстрации ведущих брендов, в лучшем случае — оно приравнивается к бизнес-деятельности (в категориях «творчества», «перспективы» и пр.). Его самостоятельный творческий и жизнестроительный потенциал полностью сводится на нет. Фактически поставив знак равенства, музей обесценил свою же коллекцию, а бренды — показали свое невежество и откровенно коммерческие сиюминутные интересы в поддержке искусства (даже крупный банк, показывая свою коллекцию, не удержался от того, чтобы в аннотации прорекламировать услуги).

Безусловно, нельзя не считаться с тем, что государственные бюджеты на музеи в последние годы сильно уменьшились. Изящный намек на отчаянную спонсорскую необходимость обнаруживается во втором абзаце заглавного текста выставки. Однако там же находится фраза «искусство всегда было связано с заказом», в которой, кажется, звучит не только оправдание, но и отрицание любой возможности искусства быть автономным и независимо ценным, несмотря на сиюминутную экономическую и политическую расстановку сил. И действительно, зачем выделять бюджеты на такую бесполезную вещь. — Ольга Данилкина

«География света. Живопись и графика Юрия Ларина». Москва, Новый Манеж, 1 – 24 апреля

Фото: Пресс-служба МВО «Манеж», yuri-larin.ru

Фигура умершего полтора года назад художника Юрия Ларина часто оказывалась буквально в тени обстоятельств. Почти всякий раз, когда о нем заводили речь, вспоминали, что он сын Николая Бухарина и сам жертва сталинских репрессий, лишивших его родителей, и, хотя при этом никто не умалял его дарование, биографические подробности несколько затемняли его работу как художника (вот тут пример с вернисажа другой его посмертной выставки). Нынешняя выставка в «Новом Манеже», где представлено большое число произведений Ларина, в том числе и те, что ранее не экспонировались, как сообщают кураторы, также не обходится без упоминания Бухарина, но кроме того, в посмертную судьбу наследия художника вмешиваются уже и другие обстоятельства: «География света» открылась одновременно с выставкой «Инновации» в ГЦСИ. Понятно, что последняя переманила большую часть аудитории, ведь речь идет о всероссийской премии, которая, к тому же, в очередной раз прославилась скандалом. На вернисаже в «Новом Манеже» было конечно довольно много посетителей, но в значительной мере это были те, кто и так был знаком с творчеством Ларина. Кроме того, выставка сделана МВО «Манеж» совместно с частной галереей, а потому на вернисаж пришли и те, кому это искусство важно практически исключительно как товар. В итоге, одной части посетителей «все и так было понятно», они пришли наверное поностальгировать, вспомнить об умершем друге-знакомом; другие же, пришли оценить экономический потенциал представленных работ. А вот условных студентов «Базы», ИПСИ или Школы Родченко на вернисаже не было, хотя, на мой взгляд, именно им эта выставка могла бы быть интересна и полезна.

Юрий Ларин работал с цветом, оттенками, какими-то еле заметными различениями, что отчасти сближает его с персонажем «Неведомого шедевра»: в этом «философском этюде» Бальзака эксперимент с передачей видимого мира доходит до практически полной неразличимости изображения — Ларин же сумел вовремя остановиться, хотя видно, что далось ему это с трудом. Он словно водитель, который слишком сильно разогнался и в последний момент с большим усилием тормозит у края пропасти. По-своему он крайне радикален, как и его друг Юрий Злотников, чей портрет есть на выставке. Изображение у Ларина на полпути к беспредметности, причем оно таковое не изначально. Все эти собаки, дома, отдыхающие у воды, деревья, поля, небо постепенно растворяются в цветовых переливах — в случае многих из его работ указание на конкретику можно найти разве что в названиях картин. Причем этот мерцающий мир довольно сложен в передаче — просто так, без потери качества, его не выложишь в Instagram. С другой стороны, передача творчества Ларина в другом измерении, связанном с интерпретацией работ, по всей видимости, тоже стремится к своего рода искажению — через нормализацию. Для привычной аудитории и для арт-рынка он просто «тонкий колорист». Вот почему печально, что публика, которая бы могла найти в нем пример действительно экспериментатора, делающего какие-то странные, безумные открытия в тиши своей мастерской, экстравагантно изобретающего какой-то свой особый велосипед — а публикой этой могли бы быть прежде всего студенты художественных школ (и ведь некоторые из современных художников поколения между 20 и 30 годами погружались в похожие поиски), — туда пока что не добралась. — Сергей Гуськов

Добавить комментарий Отменить ответ

Connect with:

Комментарий

Ваше имя