Разница температур

569        0        FB 0      VK 0

Паблик-арт объект «Вечная теплота» Марины Звягинцевой в Норильске

Монтаж работы Марины Звягинцевой на фасаде центральной библиотеки Норильска

В июле в Норильске Марина Звягинцева презентовала свою работу в жанре паблик-арт: «Вечная теплота». Денис Крюков, присутствовавший при этом, считает, что заполярный город-герой (а именно за таковой автор держит Норильск) заслуживает сотни художественных работ, подобных этой.

Ставлю сбоку от себя утюг и включаю его в сеть. Великие киноактеры классического нуара, чтобы правдиво изображать суровых немногословных мужчин, меняли левый и правый ботинки местами или надевали обувь на пару размеров меньше. Мне, для того чтобы хоть сколько-то правдоподобно описать суровый город Норильск, нужен утюг.

Утюг тихо кудахтает, и я на всякий случай сразу делаю новый абзац. Большинство обывателей ошибочно считают современное искусство неким дегенеративным выебонистым продолжением классической живописи. На самом же деле современное искусство — это моментальный перенос зрителя в некий контекст. Зачастую минуя жанровую сетку, линейность повествования, само повествование и даже логику, совриск погружает зрителя в ситуацию. Поэтому встреча с произведениями контемпорари арта как правило вызывает чувства: а. дискомфорта, б. страха, в. это просто неприятно. Те, кто утверждают, что любят современное искусство, должны подружиться с моим утюгом. Он кстати щелкает и перестает кудахтать. Норильск — это идеальное место для погружения в ситуацию. Утюг действует также, но сугубо индивидуально.

«Щиты Потапова» вдоль шоссе

Мы отъехали несколько километров от аэропорта Алыкель, когда я заметил большой билборд с лаконичной надписью: «Норильчане — значит экстремальные». Час назад мы летели над тундрой полуострова Таймыр и пытались сквозь облака разглядеть обещанную живописность многочисленных озер. Живописность наличествовала, но поражало в первую очередь тотальное отсутствие следов человека на многие сотни километров. Теперь мы ехали по вихлястой трассе, и его следы были более чем очевидны. С обеих сторон вдоль шоссе тянулись в несколько рядов линии высоковольтного напряжения, трубопровод и иногда какие-то странные выцветшие заборы, впрочем, ничего не ограждавшие и стоявшие под каким-то странным углом по отношению к трассе. То ли таймырское зодчество, то ли произведения Николая Полисского. Я кидаю беглый взгляд на блестящее полотно утюга и вспоминаю: вот тогда, километрах в тридцати-сорока от аэропорта, я вдруг понял, что все это невероятно красиво. Очень страшно и красиво. Светило яркое солнце, меня умотала бессонная ночь, да и где та ночь? — ее съела четырехчасовая разница во времени, я просто наблюдал за меняющимися сопками за окном.

Когда я только собирался в Норильск, то единственное, что вспоминалось из культурного бэкграунда — это фильм «Комбинат “Надежда”». Поскольку творческий костяк картины составляли многоуважаемые мною девчонки, я был в общем-то уверен, что с мрачиловым они, конечно, переборщили. Подъезжая к Норильску, я уже понимал, что нет, не переборщили, так и есть. Заброшенные поселки, визуально напоминавшие Чернобыль; клубы дыма из труб комбината под стать небесному выступлению Валерия Леонтьева; растительность не выше двух с половиной метров: хвойные выглядели весьма изящно — на японский манер, карликовые березы же выкручены, как женский отряд Молодой гвардии после допроса в гестапо. Пододвигаю утюг на пару сантиметров ближе — чтоб не отвлекаться.

На главной площади города, в соседнем подъезде от нашей гостиницы, находится некое заведение под названием «Ювелирный гипермаркет». Это, так сказать, одна сторона медали. К ней же относятся юкола и сугудай — величие заполярной кулинарии. Это я про то, что уровень жизни здесь действительно нормальный. Прямо нормальный. Другую сторону медали полирует тундра. Дома в городе страшные. Космически страшные. Краеведы нам объяснили, что, во-первых, вы бы видели какие они внутри (явно намекая на «Ювелирный гипермаркет»). Во-вторых, когда десять месяцев в году до –50 градусов, а ветер такой, что людей в общем-то сдувает, любая краска сходит за два месяца. Большое же количество заброшенных зданий, раскиданных по всему городу, — это последствия глобального потепления. Вечная мерзлота подтаивает, и дома — почти все стоят на сваях, а не на фундаменте — ведет. После этого они восстановлению, по рассказам краеведов, не подлежат. Случайно задеваю рукой утюг и понимаю, что все-таки отвлекаюсь. Важно то, что Норильск практически сразу производит очень странное впечатление. Это не просто страшно, или красиво, или еще что. Это что-то совершенно непонятное, а я, кстати, кое-что видел. И вот еще: сейчас в Норильске +28, и загорать можно даже в три часа ночи — полярный день непрерывен.

Поскольку я пытаюсь погружаться в ситуацию и погрузить в нее гипотетического читателя, то, как мне кажется, могу пренебречь некой последовательностью событий и вообще линейным повествованием. Вкратце. Нас свозили в Дудинку — портовый город на Енисее. Енисей велик, огромные грузовые краны замерли, как окаменевшие древние животные. Их вытеснили другие, более подвижные. Здесь же в краеведческом музее показали почти полностью сохранившуюся тушку мамонта — найдена несколько лет назад. По возвращении в Норильск случайно услышал разговор шоферов: «Ну хоть воздухом подышали» — «Но мошкары сколько» — «Это да». Помимо высокого уровня жизни «Норильский никель» гарантирует отсутствие в городе гнуса: по сути все эти заводы функционируют и как гигантский фумигатор. За обедом одна из наших московских спутниц рассказала: «Приезжала сюда зимой. Говорят: одна из гостиницы не выходи. Я думаю: ну что значит не выходи? Я же вижу вот аптека рядом, за углом. Пошла. За углом сдуло. Прилипла к земле. Как отлипла, не помню, видимо, кто-то мимо проходил, помог.» Несколько раз в день проезжали Норильский заполярный театр им. Маяковского. Когда-то там выступал Смоктуновский. Побывали на Медном заводе. Мы в респираторах, рабочие с «сосками» — противогазными трубками во рту — от долгого ношения респираторов развивается раздражение) . В цеху +50, на улице –50. Это когда зимой. То есть почти всегда. Потолка не видно. На стене табличка: «Помни: дома тебя ждут живым и здоровым!» Майка промокла от пота, в раздражении плюю на утюг, слюна круглой сферой отскакивает на экран. Хочу вытереть краем майки, но только размазываю — все мокрое. Да, и те заблудившиеся заборы оказались вообще не заборами, а снегоборьбой. Так называемые щиты Потапова: заключенный Норильлага Потапов изобрел конструкцию, позволяющую контролировать снежные заносы. Так вообще они до третьего этажа бывают.

И вот, собственно, проект Марины Звягинцевой «Вечная теплота». Тут я могу немного отодвинуть утюг, поскольку за погружение в ситуацию вечной теплоты отвечает сама Марина Звягинцева — пионер московского паблик-арта («Дом художника “Южное Бутово/Спальный район”», спецпроект IV Московской биеннале современного искусства, 2011; «МедиаДвор», ВШЭ, 2013; «Пульт управления информацией», Artplay, 2014 и др.). Проект, кстати, хороший. Он реализован в рамках всероссийского конкурса «Литературный след». Суть такова. На фасаде центральной библиотеки укреплены некие увеличенные в разы макеты корешков различных книг, при этом визуально идентичные батареям центрального отопления. Соединены они между собой натуральными трубами, а также бегущими строками. По ним бегут цитаты из важных для Норильска авторов. Идея красивая и простая, что является необходимым условием для любого паблик-арта. Сила духа, а в данном случае еще и культуры, растапливает вечную мерзлоту. Надо заметить, что помимо культурных активистов, само собой, бывших на открытии, жители окрестных домов выглядывали в окна, сначала с любопытством, потом с интересом, хоть и прятались за занавесками при попытке их рассмотреть. Как приживется проект Звягинцевой в заполярном городе, понятно будет через пару месяцев. Пока что это для них новый регистр жизнедеятельности. Людям, живущим и работающим в условиях тотальной инсталляции, просто необходим паблик-арт. Буквально на каждом углу. Осенью, кстати, будет еще один — про «полярного жирафа».

Даже тогда, когда мы уже возвращались в аэропорт, мне совершенно не было понятно, какой подвести, так сказать, итог поездки. Да, Таймыр живописно красив. Но волнует здесь вовсе не живописность. Конструкции, построенные человеком, не то чтобы тоже. Да и ничего особенного тут нет и не может быть — весь материал привезен с материка. Но в какой-то момент стало понятно, что центральной фигурой здесь является человек. Он здесь жил, строил, рисовал при –50 зимой и в кромешном гнусе летом. И вот стало понятно, чего, пожалуй, не хватает фильму «Комбинат “Надежда”» — абсолютно психоделического результата, который дает сочетание невыносимых условий и невероятных возможностей. Человек здесь жить не может, а он живет, и это круто.
Вы скорей всего не верите в мой утюг. Наверное, и в Норильск не поверили — просто самый загрязненный город, ну и самый холодный. Ладно. Про него лучше знают норильчане — а вы помните, что это значит. Я же отвечаю только за свой внутренний Норильск. И найдя у себя внутри такую заполярную точку, сложно на полном серьезе относиться к велодорожкам. Сложно поддерживать юмор про «копали ваше биеннале», помня о вечной мерзлоте. Потому что очень хочется верить, что человечество и, конечно, искусство, перестанет быть про зону комфорта, а станет про великий человеческий подвиг. А подвиг — это и есть высшая точка искусства. И вечная. Как мерзлота. Только круче.

Фото: Алексей Архипов, Марина Звягинцева, пресс-служба конкурса «Литературный след»

Добавить комментарий Отменить ответ

Connect with:

Комментарий

Ваше имя