#кураторство

Кураторская функция

1 537        0        FB 0      VK 7

На пороге нового учебного сезона Ольга Дерюгина решила поговорить с руководителями российских образовательных проектов в сфере кураторства — Натальей Смолянской, Марией Калининой и Ларисой Гринберг — о перспективах, трудностях и локальной специфике профессии.

19.09.17    ТЕКСТ: 

Участники:

Наталья Смолянская. Художник и теоретик. PhD по философии искусства (Университет Париж 8), Зам. Руководителя магистерской программы Факультета истории искусств РГГУ.

Мария Калинина. Куратор, преподаватель курса «Кураторские исследования» в НИУ ВШЭ на факультете коммуникаций, медиа и дизайна.

Лариса Гринберг. Куратор, сотрудник ГЦСИ, со-основатель и арт-директор (с 2007) галереи Гринберг (ex-Gallery.Photographer.ru) в Москве. Руководитель программы ХПМТ «Кураторский проект» (2017).

Ответы Натальи Смолянской

пойдем гулять с соеседом. Войти и разрешить.

Акция «Пойдем гулять с соседом!» в рамках проекта «Войти и разрешить» студентов, магистрантов и выпускников факультета истории искусств РГГУ в сотрудничестве с ЦТИ «Фабрика» // Дима Филиппов

Ольга Дерюгина: Какие из проектов российских кураторов, сделанные за последние три года, вам запомнились и почему?

Наталья Смолянская: Трудно говорить сразу о тех проектах, которые запомнились. Все очень разные. Одни ориентированы на создание музейных выставок, среди них и мейнстрим — выставки-бестселлеры и т. п. А есть и «маргинальные» практики. Кураторов, в том смысле слова, как оно понимается на Западе, у нас не так много. В России эта сфера деятельности не совсем сформировалась. Но есть несколько профессионалов, за чьей деятельностью стоит следить, например, Виктор Мизиано. Любую его выставку интересно смотреть и интересно критиковать. Проекты Мизиано вступают в диалог с международным контекстом.

Другие направления кураторской деятельности ориентированы на особые, специфичные практики. К примеру, это проекты фонда V-A-C. Выставки фонда всегда связаны с чем-то, что выходит за рамки привычного. Другой вопрос тут — насколько мне это интересно. В большинстве случаев это очень остро, привлекает внимание, заставляет задуматься, но иногда ощущается некая герметичность — самолюбование куратора.

Еще одна категория — это выставки, которые находятся за гранью поля зрения обычного зрителя. Допустим, то, что делает галерея «Электрозавод»... Я в данном случае не даю никаких оценок. Эти выставки ориентированы на свою публику, на определенный узкий круг. А, как показала практика, посетителей приходит очень много. Проекты галереи «Электрозавод» — как определенная форма жизни, это для меня ценно в опыте кураторства.

Наконец, выставки, которые создаются как единая программа, например, в ЦТИ «Фабрика». В рамках программы «Фабричные мастерские» проходят очень разные выставки, но их объединяет «фабричный» контекст, специфическое пространство — есть некий дух, который окрашивает события определенным образом.

Все примеры очень разные — и я не берусь их сравнивать. Какой-то конкретный проект мне сейчас, пожалуй, трудно выделить.

ОД: Каковы критерии успешной выставки?

НС: Прежде всего — разработанность концепции, чтобы она была очевидной визуально, не только из текста; чтобы она считывалась на разных уровнях; чтобы у нее была определенная документация — это может быть и буклет-раскладушка, состоящий из одного листа, а может быть большой каталог, и то, и другое может давать адекватное представление о проекте. И наконец, безусловно важно, насколько выставка — это свое слово, насколько что-то новое сказано.

ОД: Насколько традиционная модель образования, в которой теоретическая часть преобладает над практической, является эффективной применительно к кураторской деятельности?

НС: Конечно, она не является эффективной применительно к кураторской деятельности. Куратор должен делать руками. Он должен и гвоздь уметь вбить, и, в принципе, понимать, что такое труд художника, и к нему уважительно относиться. Куратор принимает непосредственное участие в создании экспозиции. С самого начала ему необходимо тактильно почувствовать пространство, где будет осуществляться выставка. То есть, я думаю, что здесь невероятно важна практическая составляющая. Но это не значит, что теоретическая сторона имеет меньшее значение.

ОД: Как проходит практика в рамках учебной программы?

НС: У нас с самого начала была предусмотрена практика в форме общей выставки учащихся. Для того, чтобы ее осуществить, нужно чтобы были те люди, которые бы могли со студентами это сделать, а таких людей немного. Нужны преподаватели, которые готовы были бы пройти через весь процесс подготовки выставки со студентами, выработать общую концепцию. К сожалению, в том контексте, в котором это сейчас происходит, у нас не получилась в достаточной степени коллективная работа. Для этого нужно иметь условия, позволяющие предварительную работу всех студентов в особом пространстве, которое было бы для них таким экспериментальным полем, и достаточно долго, в течение нескольких месяцев. И конечно, должен быть отбор, потому что все студенты разного уровня. Во всех европейских школах кураторства, которые я знаю, очень большой конкурс. В этом плане тогда, наверное, выставка должна быть не на второй год, а на третий, чтобы произошла какая-то утряска, можно было совершить отбор. С самого начала практика проходила в сотрудничестве с «Фабрикой». Ася Филиппова (директор ЦТИ «Фабрика» — прим. ред.) пошла нам навстречу, это совместный образовательный проект Фабрики и РГГУ, и выставки возможны именно благодаря поддержке Фабрики. Надо сказать, что эта выставка требует определенного бюджета, которого РГГУ не предоставляет, к сожалению.

Выставка «Групповой проект» студентов Факультета истории искусств РГГУ. // Владимир Грановский

ОД: Сегодня в культурной сфере наблюдается перепроизводство работников. В каких смежных областях возможно трудоустройство выпускников? Сколько выпускников продолжают карьеру по выбранной специальности?

НС: Я думаю, что перепроизводства у нас нет. Нам далеко до западных стран, где ежегодно выпускаются тысячи художников и т. д. Известно, что в любой области — и в науке, допустим, в физике или химии — из ста процентов только десять-пятнадцать действительно продолжают свою деятельность по выбранной специальности, еще двадцать-тридцать работают где-то в смежных областях. Я несколько утрирую, конечно, но это применимо к любой профессиональной сфере, просто в нашей среде много обращают на это внимание и говорят об этом, но ничего уникального в подобной ситуации нет.

ОД: Профессия куратора связана с умением выстраивать коммуникацию и зачастую идти на компромисс. Какие уступки в кураторской деятельности недопустимы?

НС: Наверное, важно не терять самого себя, то есть, собственное видение мира, иметь свою тему, поэтому отстаивание своей позиции это, собственно, для каждого разговор и о себе. Поэтому концепция важна, и круг выбранных работ ее проявляет. Конечно, бывают очень сложные ситуации и приходится перестраиваться, чтобы сохранить основную идею, но это контекстуальный вопрос, здесь трудно делать обобщения. Главное, чтобы у куратора был свой фокус зрения. Об этом, в основном, моя статья в «ХЖ» — «Куратор как оператор».

ОД: Не могли бы вы назвать наиболее частые «ошибки» (недочеты), которые совершают молодые кураторы?

НС: В основном, то, что они не знают историю, не знают художников. Слишком ориентируются на то, что сейчас модно и игнорируют то, что уже было. Но это ошибки не только молодых кураторов.

ОД: Как бы вы могли оценить перспективы независимого кураторства в России?

НС: Хочется верить, что перспективы существуют. Независимое кураторство возможно в случае, когда отношения между куратором и институцией корректно соблюдаются. Во-первых, оно предполагает некоторую ответственность нанимателя, во-вторых, оно предполагает адекватную оплату. Я думаю, что надо начать с того, что у нас сейчас в принципе сложная ситуация с грантовой системой. Художникам редко предоставляется грантовая поддержка. Система грантов у нас не очень работает или работает довольно странно, о ней не все знают. Что говорить уж о грантах для кураторов — есть программа европейской поддержки молодым кураторам, но для участия в ней у них уже должен быть опыт организации выставок, то есть, опять все упирается в отношения с институциями искусства, принадлежность к одной из них. Но думаю, что все будет развиваться, потому что уже есть, предположим, резиденции, которые являются наполовину государственными, наполовину частными — и они нанимают кураторов на свои проекты. Но как все будет дальше развиваться пока непонятно.

ОД: Известно, что российские институции с большой неохотой работают с независимыми кураторами, предпочитая работу со штатными сотрудниками. Как вы думаете, возможно ли и нужно ли как-то повлиять на ситуацию?

НС: Это зависит от конкретной институции. К примеру, ММСИ уже работает с независимыми кураторами. Там проводили выставки и Ерофеев, и Бажанов, и тот же Мизиано. В то время, как другие институции действительно очень редко работают с приглашенными кураторами. Хотя я считаю, что это неправильно, во всех крупных европейских музеях распространена практика, когда приглашают независимых специалистов для создания специальных проектов.

ОД: Возможно ли молодому куратору, получившему образование в России, построить карьеру на Западе?

НС: Это довольно сложно. Во-первых, решающее значение имеет опыт, то, какие проекты были осуществлены, и личные знакомства. Конечно, если молодой куратор здесь сделал много выставок, то хорошо бы иметь и проекты, рассчитанные не только на локальный, но и на более широкий контекст. В принципе, все возможно, при условии понимания иного, не российского контекста, индивидуальной способности к адаптации, условии включенности в международный контекст искусства.

Ответы Марии Калининой

Зины. Курс Калининой. НИУ ВШЭ

Зины, выполненные студентами в рамках курса «Кураторские исследования» в НИУ ВШЭ. // Мария Калинина

Ольга Дерюгина: Какие из проектов российских кураторов, сделанные за последние три года, вам запомнились и почему?

Мария Калинина: Я бы отметила три проекта последних лет, которые показались мне интересными и релевантными моим собственным размышлениям. Все они основаны на коллективных внеинституциональных практиках и проблематизируют неконвенциональные кураторские стратегии. Проект «Сестры», основные участники: Надежда Бушенёва, Кутя Сверкунова, Екатерина Лупанова, Николай Сапрыкин. Школа «ЛАН»: Добровольская Лета, Меренкова Ангелина, Тарр Наташа. И проект «Добро пожаловать в кукольный дом», участники: Ульяна Быченкова, Жанна Долгова.

ОД: Каковы критерии успешной выставки?

МК: С моей точки зрения для выставки важным качеством является ее эмансипаторный потенциал — расширяет ли она наш горизонт свободы. По сути, куратор каждый раз предлагает нам новые «правила игры», и в интересных проектах есть свой «замыкающий крючок». Удачной выставке удается интегрировать вас в собственный механизм и ее подрывные действия подтачивают ваш обычный ход мыслей.

ОД: Насколько традиционная модель образования, в которой теоретическая часть преобладает над практической, является эффективной применительно к кураторской деятельности?

МК: Было бы легко осыпать критикой традиционную модель образования, однако стоит заметить, что кураторская деятельность возможна именно благодаря погружению в книжные полки библиотек и работы с теорией. Качество суждения или кураторская мысль должна быть такой же острой и обстоятельной, как и ее итоговое практическое воплощение в виде музейной экспозиции или иного другого концептуального жеста. Конечно, можно уповать на сверхинтуицию куратора и его доверительные отношения с художниками, такие обстоятельства возможно породят беспрецедентный выставочный проект и совершат переворот в кураторской истории. Однако как можно оценивать или рассуждать о судьбе даже такого случайного прорыва без критических оснований, без знаний исторической подоплеки кураторской материи? Поэтому у нас кураторские проекты так остро нуждаются в собственной теоретической базе, а на сегодняшний день она еще в процессе становления.

Так уж сложилось экономически, политически, что сама «кураторская функция» в России выглядит поверхностно и ее с легкостью можно заменить деятельным менеджером. В принципе, подобные замещения у нас происходят повсеместно и в издательской, и в режиссерской, да даже преподавательской деятельности! Зачем нужны семинарские часы с трудоемким разбором теории искусства, если есть википедия и девайс? Или более олдскульный и несомненно дешевый вариант — «лектор-робот», готовый читать по шесть часов кряду? Так рассуждают менеджеры образовательного процесса. С точки зрения бизнеса затраты на более квалифицированного педагога, владеющего теоретическим и практическим аппаратом одновременно не оправданы. Наши вузы не могут себе позволить такой роскоши. Это очень печальное положение дел, так как активные пользователи Сети могут наблюдать широкий жест зарубежных институций (таких как MIT, Yale, Oxford, и т.п.), выкладывающие архивы онлайн лекций безвозмездно — конкурентное поле меняет свои очертания. Уверена, что технологизация обучения еще внесет свои коррективы, и вопрос о сегодняшнем дефиците коммуникации между преподавателем и студентом всплывет как ключевой. Поэтому у меня возникает впечатление, что миф о неком «традиционном образовании» с акцентом на теорию все-таки в прошлом, и практика худо-бедно включена в процесс, только преподносится всегда как отдельная форма. Только грамотное сведение этих полюсов получается редко.

ОД: Как проходит практика в рамках учебной программы?

МК: В течение трех лет я преподавала курс «Кураторские исследования» в НИУ ВШЭ на факультете коммуникаций, медиа и дизайна. Так как мой курс был по выбору и не был связан с основной специальностью студентов, на занятия могли записаться учащиеся и с других факультетов (политологии, культурологии, антропологии и т.д.). На деле работать с молодыми люди, образовательный бэкграунд которых различается, гораздо интереснее: происходит столкновение непредсказуемых точек зрения и дискуссии получаются неожиданными. Как выразился однажды мой коллега-преподаватель, «поезд сходит с рельс, когда начинаются кураторские исследования». Никакого жесткого сценария на занятиях не было, мне бы и самой быстро наскучило каждый раз повторяться, хотя теоретический стержень программы был сформирован заранее. В общем, первые 15 минут я читаю мини-лекцию, которая порождает дальнейшую дискуссию и провоцирует студентов выразить свое отношение к предложенной теме. Для меня важно следить, чтобы мнение студентов было аргументированным и критические замечания помогли им выбрать вектор для дальнейших самостоятельных исследований. Одним словом, работа в коллективе подталкивает каждого студента к написанию текста. И уже потом можно задаваться вопросом о практическом воплощении. В итоге кураторская мысль находила себя в самых разных формах: съемка полудокументального фильма с современными художниками, которые соглашались на подобные эксперименты (спасибо огромное, дорогие, вам за это время!), создание проекта film screening на основе работы с материалами медиа и библиотек, выпуск серий самиздата о художниках современности или ключевых вопросах искусства, были и полу-театральные / полу-перформативные истории и т.д. и т.п., ну и небольшие выставки, конечно. Акцент был направлен, как мне видится, не на итоговый результат, а на процессуальность, и надеюсь, что занятия по «кураторским исследованиям» больше обогащали нашу коллективную способность к действию и позволяли не зацикливаться на материальной стороне дела.

Фото 12.12.16, 16 45 15
Фото 12.12.16, 16 36 58

Cтуденты курса «Кураторские исследования» в НИУ ВШЭ. Подготовка к постановке «REV». // Мария Калинина

ОД: Сегодня в культурной сфере наблюдается перепроизводство работников. В каких смежных областях возможно трудоустройство выпускников? Сколько выпускников продолжают карьеру по выбранной специальности?

МК: Я могу допустить такую точку зрения, но мне не кажется, что перепроизводство реально наблюдается. Действительно ли существуют какие-то статистические выкладки на этот счёт? Да и, к слову сказать, меня всегда раздражали эти предрассудки и клишэ на почве диплома. Хорошее образование не должно связывать вам руки. Наоборот — оно дает возможность развивать свой талант дальше и свободно выбирать будущие трансмутации. Это и есть творческий процесс, каждый человек вправе перекомпоновывать и перемещать поле возможного опыта.

ОД: Не могли бы вы назвать наиболее частые «ошибки» (недочеты), которые совершают молодые кураторы?

МК: Возможно, искреннее желание полюбиться публике «с первого взгляда», отдаться всем ветрам и вовлечься в максимальное количество не сочетающихся друг с другом проектов. На самом деле, лучше на мгновение стать худшим из кураторов, чем искать одобрения и воспроизводить отработанную кем-то другим мысль.

ОД: Профессия куратора связана с умением выстраивать коммуникацию и зачастую идти на компромисс. Какие уступки в кураторской деятельности недопустимы?

МК: Профессия куратора — это, безусловно, диалог и работа с людьми. Но уступки и коммуникация — не одно и тоже. Конечно, все зависит от конкретной ситуации. Судьба иногда преподносит такие сюрпризы, на которые приходится реагировать реактивно, подчас вынуждая нас занимать очень определенную позицию. Но то, что со стороны может показаться неуступчивостью, в действительности является результатом коммуникации куратора со всеми акторами выставочного процесса. Просто самое важное - всегда помнить о морально-этической стороне искусства.

ОД: Как бы вы могли оценить перспективы независимого кураторства в России?

МК: Вопреки нищенским гонорарам в профессии и недоступности элитного зарубежного образования по кураторству для многих, я верю, что прорывы возможны именно в независимом и даже маргинальном секторе. Молодое поколение более нетерпеливое и особого желания облокачиваться на институции не заметно, к тому же любая связь с государственными структурами сегодня становится все более опасной. Я надеюсь, что новое поколение более трезво смотрит на происходящее и действует вне зависимости от предложенных условий.

ОД: Известно, что российские институции с большой неохотой работают с независимыми кураторами, предпочитая работу со штатными сотрудниками. Как вы думаете, возможно ли и нужно ли как-то повлиять на ситуацию?

МК: Мне кажется, что сейчас существует немало возможностей для независимого кураторства — дружелюбные самоорганизованные площадки и галереи. Стоит ли ломиться в закрытые двери, если есть возможность творческой реализации и вовне?

ОД: Возможно ли молодому куратору, получившему образование в России, построить карьеру на Западе?

МК: Да, кажется, границы у нас открыты. Единственной преградой могут стать разве что языки, но даже эти трудности могут быть нивелированы самим полем искусства и определенной пластичностью кураторской деятельности. Вспомним ту же Кристоф-Бакарджиев, которая на пресс-конференции «Documenta 13» притворилась фактически «немой» и отреклась от привычного кураторского повиновения объяснять свою концепцию.

Мы сами зажаты собственными комплексами, в том числе, и пост-советскими. И сейчас пришла пора всерьёз осмыслять колониальность нашего мышления. Понятно, что сейчас крайне непростое время для интернациональной работы. Но я бы сказала, что не могу позавидовать деятелям искусства 90-х гг., тогда существовала мода и ажиотаж вокруг Новой России и карьеры первых зачинателей современного искусства складывались молниеносно. Привычка быть максимально притягательным для Запада — не породило ли это ряд комплексов, связанных с сегодняшними «похмельными» размышлениями о судьбах нашего искусства?

Ответы Ларисы Гринберг

les_media

«Братья Хенкины. Люди Ленинграда и Берлина 1920-1930-х годов». Эрмитаж. Куратор Дмитрий Озерков // Артем Чернов, les.media

Ольга Дерюгина: Какие из проектов российских кураторов, сделанные за последние три года, вам запомнились и почему?

Лариса Гринберг: Яичникова в ММОМА в прошлом году — с проектом про рефлексию, про контекстуализацию новых приобретений с помощью старых, или наоборот:

  • Очень редкое у нас созидающе кураторство, когда художник и куратор работают с пространством, а тут еще и с уже живущим там искусством.

Селиванова и Кикодзе про 60-е в Музее Москвы:

  • хорошее разделение выставки на главы, такая формальная сетка. Хороший подбор работ.

Озерков по братьев Хенкиных в Эрмитаже:

  • Очень сильная история, плюс обнаруженный и впервые опубликованный материал, плюс свежая подача.

ОД: Каковы критерии успешной выставки?

ЛГ: Посещаемость, ясная концепция, отзывы, интересные дискуссии вокруг заданной темы, публикации в прессе.

ОД:Насколько традиционная модель образования, в которой теоретическая часть преобладает над практической, является эффективной применительно к кураторской деятельности?

ЛГ: Вы, наверное, сами знаете ответ на этот вопрос. Куратор, не получивший практического опыта в процессе обучения, вынужден как-то приобретать его самостоятельно в процессе работы, совершая ошибки.

Но, с другой стороны, ни одна школа не может себе позволить дать обширный и разнообразный практический опыт студенту. А на одном проекте невозможно научиться всему.

ОД: Как проходила практика в рамках учебной программы?

ЛГ: Студенты получали задание и выполняли (или не выполняли) его. Если выполняли плохо, мы обсуждали на следующей встрече как интереснее и лучше сделать. Не всегда удается донести мысль, не всегда есть возможность у студентов погрузиться в материал, многие наши ребята еще работают на дневной работе. Ясно только одно: участие в подготовке одной выставки не дает полноты знаний. Этого недостаточно.

ОД: Профессия куратора связана с умением выстраивать коммуникацию и зачастую идти на компромисс. Какие уступки в кураторской деятельности недопустимы?

ЛГ: Наверное, недопустимо, когда от вашего проекта ничего не остается и он превращается в проект другого человека или институции. Ваш внутренний камертон может стать вашим помощником в данном случае.

ОД: Не могли бы вы назвать наиболее частые «ошибки» (недочеты), которые совершают молодые кураторы?

ЛГ: В ошибках нет ничего страшного, от них никуда не деться, все совершают ошибки, молодые и немолодые. Из пожеланий — быть чуть более настойчивым, чуть более живым, вежливым, коммуникабельным, более оперативным, менее обидчивым. Всегда спрашивайте у тех, кто вам отказал: «Что, вы считаете, следует привнести в мой проект, чтобы его улучшить?» Собирайте разные мнения.

Оттепель. Музей Москвы.
Оттепель. Музей Москвы

«Московская оттепель: 1953-1968». Музей Москвы. Кураторы: Евгения Кикодзе, Александра Селиванова, Сергей Невский, Максим Семенов, Ольга Розенблюм. // Музей Москвы

ОД: Как бы вы могли оценить перспективы независимого кураторства в России?

ЛГ: Независимым куратором в России (как и зависимым кураторам☺) в первую очередь необходимо приобретать навыки презентации своего проекта — не только культурным учреждениям, но и возможным спонсорам.

ОД: Известно, что российские институции с большой неохотой работают с независимыми кураторами, предпочитая работу со штатными сотрудниками. Как вы думаете, возможно ли и нужно ли как-то повлиять на ситуацию?

ЛГ: Я не заметила такой тенденции, но если это так, то скорее всего связано с тем, что независимые кураторы не умеют правильно оформлять свои проекты.

Оформление проектов включает в себя не только написание концепции, но и информацию о требующейся рабочей команде, бюджете, источниках дополнительного финансирования. Немаловажную роль играет прогноз развития самой выставочной институции, которую следует учитывать при формировании заявки.

ОД: Возможно ли молодому куратору, получившему образование в России, построить карьеру на Западе?

ЛГ: Возможно. Делать проекты, информировать о них иностранную прессу, вовлекать в проекты международных участников, принимать участие в дискуссионных панелях международных выставок, используя этот повод как дополнительную возможность презентации своего проекта.

Новости

+
+

Загрузить еще

 

You need to log in to vote

The blog owner requires users to be logged in to be able to vote for this post.

Alternatively, if you do not have an account yet you can create one here.