#Открытия

8–14 января

968        0        FB 0      VK 9

Авторы aroundart.org делятся впечатлениями конца 2017-го и начала 2018-го:


Арсений Жиляев.
«Возвращение».
Куратор: Андрей Шенталь


20.12.2017 – 28.01.2018
ЦСИ «Винзавод»
Москва
968      FB 0   VK 9 

Текст: Александр БуренковФото: ЦСИ «Винзавод»; портал Москва 24, Владимир Яроцкий

Услышанное на открытии выставки парадоксальное сравнение нового проекта Жиляева с грандиозной выставкой Дэмиена Херста «Сокровища с затонувшего корабля “Невероятный”» из параллельной программы Венецианской биеннале оказывается не таким невероятным, каким видится на первый взгляд. Противоречивая выставка британского художника, над которой тот работал 10 лет и которой после долгого затишья вернулся в современное искусство (в том числе и в рейтинги самых плохих художественных проектов ушедшего года), представляет собой воображаемый музей с умопомрачительными по масштабу и стоимости экспонатами: поросший кораллами и полипами бронзовый Микки-маус, нефритовая голова Медузы Горгоны, бюст Йоланди из группы Die Antwoord, стилизованной под месопотамскую богиню, египетские статуи, греческие доспехи, китайские колокола, боги, герои и прочие осколки воображаемого прошлого. Придуманная Херстом легенда об обнаруженном в 2008 году на морском дне восточного побережья Африки затонувшем корабле под названием Apistos («Невероятный»), ушедшем под воду около 2000 лет назад вместе с грузом различных артефактов, собранных освобожденным рабом Амотана II Сифом, подкрепляется снятым художником для Netflix одноименным мокьюментари, в котором подробно задокументированы научная экспедиция и процессы поиска и реставрации сокровищ.

Арсений Жиляев планомерно работает с музеем как художественным медиумом и от выставки к выставке создает вымышленные музеи, являющиеся частями одного большого спекулятивного проекта, подкрепленного духовно-теоретическими изысканиями русских философов-космистов, деятелей художественного советского авангарда и марксистских музеологов. В отличие от Херста, Жиляев не выставляет себя в роли археологического импресарио, представляя миру одно из самых важных открытий современности, а конструирует подобие несуществующего псевдонаучно-фантастического фильма, рассказанного языком современной художественной машинерии от имени выдуманного автора-искусственного интеллекта – робота по имени Роберт Пастернак. Робот, желающий дойти до сути своего происхождения, «воскрешает» (куда же без воскрешения – центральной концепции философии общего дела космиста Николая Федорова) ракеты-носители и спутники, космические аппараты и прочие достижения техники прошлых эпох, стремясь ответить на вопрос о возникновении искусственного интеллекта. Эволюция объектов прослеживается на специальной графической временной шкале, отражающей смену художественно-технических объектов. Роберт, соотнося себя с объектами культуры, выявляет причинно-следственные связи эстетической и функциональной преемственности, которые в итоге привели к появлению искусственного интеллекта. Осмысление своего происхождения приводит робота к тоске по утраченным человеческим качествам. В фильме «Его звали Роберт» советский ученый создавал экспериментального человекоподобного робота, предназначенного, по его замыслу, для освоения недоступного людям дальнего космоса и даёт ему имя Роберт. Робот внешне похож на своего создателя, как близнец, но человеческие свойства оказываются непосильной для него задачей. Кажется, что классицистическая форма выставки Жиляева (отсылающая одновременно и к высокой античности, и к тоталитарной классичности советского большого стиля, и даже к утопическому проекту Алексея Беляева-Гинтовта «Парад победы 2937», представляющего архитектуру Москвы и Красную площадь через тысячу лет) лишена не только личного измерения, но и не способна произнести никаких добавочных смыслов за пределами обозначенной художником и куратором Андреем Шенталем концепции выставки. Проект Херста, составленный из 189 работ, был не просто грандиозной мистификацией, но размышлением художника о роли музеев и о том, почему мы сегодня ходим в культурные институции. Скульптуры на выставке чередовались со стеклянными шкафами, которые развивали самую старую из идей Херста — экспонируя вещи в витрине мы придаем сакральный смысл акту коллекционирования. «Это все о том, во что вы хотите верить», — не устает повторять Дэмиен Херст. На выставке Жиляева невольно задаешься вопросом: готовы ли мы не только верить в то, что перед нами действительно искусство, пусть произведенное даже и не искусственным, а вполне человеческим разумом, но и в принципе ходить в музеи на выставки, где художественные работы как таковые ходульны и, по сути, не обязательны для вполне самостоятельной концепции проек та?

В одном из интервью о своем новом проекте Жиляев говорит, что создал научно-фантастический фильм на языке выставки. Действительно, жанр «Возвращения» (название которого как будто позаимствовано у сиквела голливудского фантастического блокбастера) можно условно обозначить как «киноновелла», где литературность ставится очевидно выше визуального эксперимента. В жанре киноновеллы в свое время вышел один из самых заметных советских научно-фантастических фильмов о покорении космоса «Космический рейс» Василия Журавлева. Научная сторона фильма была почти безупречной – сценарий фильма был написан при участии и научном консультировании Константина Эдуардовича Циолковского, но художественный уровень был намеренно занижен («чтобы не вытеснять науку»), представляя собой конгломерат сюжетных штампов: конфликт новатора и консерватора, непременный космический пассажир-«заяц» и прочие типичные сюжетные ходы. Выставка Жиляева подобным же образом возносит на пьедесталы из искусственного мрамора не формальные эксперименты со скульптурой, а модные тренды-штампы критической теории, представляющие собой стереотипные ингредиенты практики любого «по-настоящему современного художника»: русский космизм, объектно-ориентированная онтология, новый материализм в изводе Мануэля де Ланды, проблемы искусственного интеллекта.

Термином «сознательная экзотика» (conscious exotica) его автор, работающий в компании DeepMind профессор компьютерных наук Мюррей Шанахан предложил обозначать проблемы столкновения с нечеловеческим интеллектом, чья высокоуровневая организация может оказаться совершенно недоступной восприятию и пониманию ограниченного человеческого опыта. Шанахан утверждает, что наш язык и отношение к миру могут «непредсказуемо измениться», чтобы приспособиться к встречам с экзотическими формами искусственного интеллекта, и кажется, что «Возвращение» Жиляева – это, в первую очередь, не художественный эксперимент, а упражнение в «сознательной экзотике», воссоздание ситуации тотального недоразумения и непонимания от встречи человеческого и искусственного разумов.

Игорь Самолёт.
«Пьяные признания»


23.12.2017 – 27.12.2017
Фонд Владимира Смирнова и Константина Сорокина
Москва
968      FB 0   VK 9 

Текст: Вера ТрахтенбергФото: Евгения Зубченко, Фонд Владимира Смирнова и Константина Сорокина

В своем новом проекте «Пьяные признания» Игорь Самолет пытается по-новому осмыслить «старую добрую фотографию», с помощью инсталлирования добиваясь неожиданного эффекта постдиджитал медиа. Самолет известен прежде всего как фотограф, работающий с темой «интимной» или «личной» фотографии, исследующий плоскость пространства в попытке уйти от стандартного экспонирования фотографии и её места в истории искусства: где-то между классикой и абстрактными новыми медиа, но всегда на стене, являясь неким фоном объемного объекта, устремленного в невнятное будущее. Многие скажут, что фотография сегодня стала пережитком прошлого, артефактом документалистики, запечатлевший сиюминутное событие, понятное и важное только для фотографа. Игорь Самолет опровергает эту точку зрения, делая историю «личного» общественной: он переносит на ткани скриншоты сообщений, комментариев и постов из социальных сетей, часто затрагивая значимые события — теракты, принятие сомнительных законопроектов, проблемы реновации в Москве и другие ситуации, становящиеся hot topic в общественных дискуссиях как оффлайн, так и онлайн. В этом и есть суть постдиджитал: давно нет никакой разницы между сказанным в реальной жизни или в фейсбуке.

Интимные фотографии из жизни Игоря и его ближайшего окружения дают зрителю ощущение причастности, иллюзию узнавания, напоминая о том, что всё личное – это политическое. Незаметно для зрителя это «политическое» проникает в уютные формы инсталляций, обтянутых мягкой фланелевой тканью — то, что на первый взгляд кажется «ходячими тортами» на самом деле повторяет формы сакральной древнерусской архитектуры — то тут, то там мы видим конхи и апсиды храмов, созданных Игорем Самолетом, которые он наполняет не святостью, но высшим проявлением веры —любовью к ближнему. Так или иначе, все вопросы в современной культуре сводятся к двум глобальным темам: смерти и сексу. Самолет удачно задействует дискурс секса для создания простого и важного высказывания: все вместе и каждый из нас по отдельности страдают от острого чувства одиночества и непонятости. Фрустрации, вызываемые этим чувством, толкают нас на разные «подвиги», остающиеся незамеченными в круговороте событий мегаполиса. В ожидании новогодних праздников чувство одиночества усиливается, обстановка «предвкушения праздника», которого никогда не случится, накаляется, и всё, что нам остаётся — имитировать безудержное веселье, становящееся реальным в процессе этой имитации. «Пьяные признания» — это не просто выставка, но и вечеринка, призывающая всех зрителей выпустить пар, совершить глупый или даже стыдный поступок в преддверии новогодних чудес. Всё, что мы делаем в реальности, сложно «заскриншотить», легко забыть и почти невозможно повторить – это своеобразный манифест автора выставки, таким образом Самолет создает не просто «декорации» к однодневной вечеринке, но уникальные объекты сакральной документации повседневной реальности, имеющие значение не только для автора, но и для каждого зрителя.

Важными элементами экспозиции стали обычные механические часы, включенные во многие инсталляции – некоторые из них показывают неточное время, имеющее определенное значение для художника, другие вертятся вокруг своей оси, замешивая блестки и пайетки, как «миксер времени», напоминающий странную стиральную машинку с застывшим часовым механизмом. Время — песок, «утекающий сквозь пальцы» на миллионах вечеринок, которые не предоставляют никаких важных возможностей, кроме сиюминутных пьяных признаний, рассеивающихся к утру.

(Не)выставка НИИЧЕГОДЕЛАТЬ
«Уют и пропаганда»

12.01.2018
ДК Розы
Санкт-Петербург
968      FB 0   VK 9 

Текст: Роман ОсминкинФото: Анастасия Вепрева

Это рано или поздно должно было случиться: из гнезда Школы вовлеченного искусства группы «Что делать?» (из ее 3-го набора)[1] выпал «отщепенец» — пародийный проект «н и и ч е г о д е л а т ь», который уже в самом названии, отбросившем знак вопроса как слишком завязанное на трудовую мораль и этику должествования, сразу заявляет: «ничего не делать». То есть вот так буквально: научно-исследовательский институт ничегонеделания, дуракаваляния, прокрастинации и бездействия. Цель: подрыв труда и сопутствующего ему поведения. Если группа «Что делать?» имела своим предикатом «рабочая», то «н и и ч е г о д е л а т ь» могло бы в качестве такового использовать «безработная». Но безработица все еще слишком заражена трудовой повинностью — тогда как пафос «н и и ч е г о д е л а т ь» — мир без труда, или, выражаясь языком левых акселерационистов (философских термодателей группы) — пост-трудовое общество. Нынешний состав 13 человек (в выставке участвуют девять) — все девушки по половой, но не гендерной принадлежности. Мы ограничимся указанием на общую квирность проекта. Причем квирность касается и социальной гетерогенности — большая часть участниц имеют нехудожественные профессии и наборы жизненных активностей, но все так или иначе видят искусство как наиболее удобный способ помыслить и главное дать зримое воплощение ничегонеделанию. Вот отрывок из самоописания группы, почти освобождающий критика от вмысливания собственных понятий: «н и и ч е г о д е л а т ь изучает темы времени (горение-акселерация, гниение-остановка), связности пространств (интимные интерфейсы), исследует тело и его возможности к замедлению и ускорению, а также роль тунеядца, прокрастинатора, прекария и бездельника в современном мире»

Поэтому скорее к выставке. Пространство ДК Розы поделено на большой зал — чиллаут с приглушенным светом фоотообоями ТРУД NO и матрасами для отдыха — и малую комнату с схемой-ретроспекцией предыдущих акций «н и и» во всю стену, начиная с учредительного события — участия в 1-майской демонстрации в знак солидарности с тунеядцами Беларуси, где в это время был введен налог на тунеядство. В малом же зале поставлено на луп завораживающее своей медитативностью time based видео с изображением процесса работы компьютерного верстальщика рекламных буклетов и распечатанными из него скриншотами, напоминающими постдигитальную визуальную поэзию. В большом зале полный зал гостей (в это же день случилась презентация нового (уже 4-го !) набора Школы вовлеченного искусства «Что делать». Все снимают обувь и ложатся на матрасы. Атмосфера походит на собрание новой секты прокрастинации. Прости нас нация, что мы тут лежим и не работаем. Гасится свет. На стену проецируется специально созданный чат «н и и ч е г о д е л а т ь» с демотиваторами типа «не вставай с кровати ни для какого дяди», смешными рисованными гифками и комментариями. Закройте глаза. Представьте себе QR код. Начинаем семинар по тексту Ника Срничека и Алекса Уильямса «Изобретая будущее: Посткапитализм и мир без работы». В руках у многих бюджетная брошюра на розовой бумаге, открывающаяся манифестом «Мир без труда» за авторством одной из участниц группы философа Йожи Столет. В нем речь о снятии дуализма труда и отдыха, о спаривании с машинами (Д. Харауэй), о новой этике желанного, а не обязательного труда, о перерапсределении стресса и переподчинении труда собственному ритму, о приоритете труда активистов, исследователей и волонтеров перед логикой производства/потребления наконец. Далее следует дискуссия по безусловному базовому доходу. Тема живая и острая, обсуждается живо всеми пришедшими. Позиции поляризуются от того, что базовый доход — благо для развития и социальной гармонизации личности до «базовый доход — неолиберальная ловушка и источник паразитизма». Общий знаменатель подвести невозможно, но ясно одно — пока базовый доход нераспространим на все человечество — он не является панацеей от капитализма.

В конце — обещанное замедленное ускорение или ускоренное замедление — дискотека для лежащих на матрасах тел. Танец тоже нуждается в высвобождении от трудовой повинности — или как следует из той же розовой брошюры — танец на рабочем месте должен стать подобен «движению компьютерной мыши», чтобы «начальство ни о чем не догадалось».

[1]Здесь информации ради нужно заметить, что из второго набора также вышел коллектив — кооператив «Швемы», гипертрофирующий трудовую этику в горизонтальной форме швейного кооператива, соединившего в себе искусство, фем- и эко- активизм, самообразование и собственно идею разотчужденного труда.

Добавить комментарий

Новости

+
+

Загрузить еще

 

You need to log in to vote

The blog owner requires users to be logged in to be able to vote for this post.

Alternatively, if you do not have an account yet you can create one here.