#Портрет художника в юности

Елена Колесникова

1 397        0        FB 0      VK 1

Новая героиня в рубрике «Портрет художника в юности» — Елена Колесникова, выпускница МАрхИ и самопровозглашённого Краснодарского института современного искусства. Лена занимается исследованием города и жилых пространств с архитектурной и антропологической перспектив. Живёт и работает в Геленджике.

.

Персональная выставка Елены Колесниковой «Кооператив «Восход» проходит в ЦСИ «Типография» в Краснодаре до 16 сентября.

.

10.09.20    ТЕКСТ: 
Елена Колесникова перед перформансом «Авторитарное кафе» в рамках проекта «Лига нежных». ЦСИ «Типография», 2019 // Фото: Алина Десятниченко

Елена Колесникова перед перформансом «Авторитарное кафе» в рамках проекта «Лига нежных». ЦСИ «Типография», 2019 // Фото: Алина Десятниченко

Михаил Каталов: Лена, расскажи про себя? У тебя же довольно интересный жизненный путь. Как получилось, что ты оказалась в Геленджике?

Елена Колесникова: Мой отец военный, он служили в Иркутске, где я родилась. Когда мне было два года, мы переехали в Польшу, потом в Туапсе. Из Туапсе я поступила учиться в Ростов-на-Дону. Оттуда переехала в Москву. У меня два высших образования — в Таможенной академии и МАРХИ. Первое — экономист-менеджер. Я несколько лет работала по профессии, таможенным декларантом, потом бухгалтером. В какой-то момент поступила в МАРХИ на заочку, получила бакалавра, но поняла, что не буду архитектором. Уже из Москвы я поехала в Париж, из Парижа — в Краснодар, из Краснодара — в Геленджик. Все эти передвижения в основном связаны с семейными обстоятельствами: в Париже мой муж закончил Сорбонну, здесь ему предложили работу — и мы переехали. Тем более, мои родители в Туапсе — хотелось быть ближе к ним.

МК: Как ты решила учиться на архитектора?

ЕК: Я училась в художке, всегда любила рисовать. Я окончила школу в 2001 году и поступила в Таможенную академию. За год до этого мы с родителями решали, что я буду делать дальше, где учиться. Время было непростое, чувствовались последствия кризиса 1998 года, и поступать в художественное казалось как-то несерьезно. А тут пришёл родственник, который работал в таможне,  и сказал, что в Ростове есть Таможенная академия, можно попробовать поступить туда. Мама обрадовалась, а мне было 15 лет и я не слишком задумывалась о своей судьбе. Год готовилась к поступлению, был большой конкурс и шесть испытаний, но я поступила. Я думала, что все равно буду рисовать, это же у меня никто не отберёт, будет мое хобби. Поступила, доучилась, потом работала по специальности и всё время думала: «И я буду всю жизнь этим заниматься?…». Казалось, что моя жизнь кончена. И тогда я приняла решение учиться дальше, думала даже про Суриковское, но там был только очный набор и обучение стоило очень дорого. В итоге выбрала МАрХИ, и оказалась среди своих, со всеми было прекрасное взаимопонимание.

МК: Расскажи про учёбу в МАрхИ.

ЕК: Первый курс был посвящен изучению традиционных техник проектирования: чертежи в туши, отмывка тушью/акварелью, начертательная геометрия, академический рисунок, потом мы проектировали при помощи компьютерных программ, но эти предметы тоже были частью образования, хотя некоторые не видят в них особой ценности (однако на защите диплома ручную подачу хвалят). Тем не менее я использую все эти знания в своем творчестве — они влияют на мои методы и технику. Второй курс начался с того, что нам предложили спроектировать домик для бездомного — компактный, мобильный, долговечный и т.д. Я начала анализировать материал, некоторые приёмы заимствовала у японских бездомных, и мой домик заценили. С одногруппникаци мы до сих пор общаемся и встречаемся: я дружу с Лизой Сазоновой, она художница: после МАрхИ работала по специальности, потом поступила в Школу Родченко, сейчас работает в V-A-C. Дружим с Алексеем Стрекаловым — он практикующий архитектор, очень талантливый! Горжусь своими друзьями и очень их люблю, жаль, что расстояния не дают нам общаться чаще.

МК: А как ты начала заниматься художественной практикой?

ЕК: Свой первый объект я сделала в КИСИ (Краснодарском институте современного искусстваприм.), он был на тему сообществ: такой зеркальный левитирующий куб. Я на алике заказала такую штуку на магнитных полях, чтобы он вертелся. Внутри были фигурки людей. Это символизировало сообщество художников, сообщество мировое, интернет. И отдельно такой камень — одиночество. Я тогда только переехала в Краснодар, и у меня почти не было друзей. Такая башня одиночества получилась.

Елена Колесникова. Зона резервации. 2017

Елена Колесникова. Зона резервации. 2017 // Выпускная выставка КИСИ «Турагентство «Русский лес» в ЦСИ «Типография» // Фото: www.kublog.ru

Моя первая большая работа называлась «Народная воля». Она была создана из-за фрустрации, которую я остро переживала в Краснодаре. Я ходила по городу, смотрела по сторонам и мне хотелось плакать: бесконечные надстройки, пристройки, несочетающиеся материалы, кондиционеры — никто не думает о том, как его видение собственного жилья встраивается в окружение. В итоге эти наблюдения выросли в проект, напоминающий архитектурный проект жилого комплекса: макет, развертка и планы, была даже рекламная кампания в городе на 1 мая. Эту работу в итоге купил Симон Мраз (директор Австрийского культурного форума — прим.), и я почувствовала себя художником, как будто сообщество меня приняло.

kolesnikova3 (1)

Елена Колесникова. Народная воля. 2018 // На групповой выставке «Рабочая группа. Отдел идентичности» в ЦСИ «Типография»

17dbcb68-e862-4265-b783-70e0d0a3addc-800px

cb92b9da-1af1-4cb6-b448-5074bb12cf1b-800px

Позже Симон пригласил меня меня участвовать в проекте «На районе». И я придумала «Однушку». Тогда я думала о такой «теме» — моральной ответственности архитектора. Сейчас все клепают эти однушки в огромных новых ЖК, но в них же невозможно жить. Это такая бомба замедленного действия: все ЖК, которые сейчас строятся, через 100 лет надо будет утилизировать. Стоимость утилизации здания равна стоимости подстройки. Их надо утилизировать, и тут же строить что-то новое, чтобы переселять людей — такая одноразовая архитектура.

МК: А как появилась идея выставки «Кооператив «Восход»?

ЕК: Мне кажется я прочитала, как человек переоборудовал свой гараж под жилье в Москве и жил там три года. Ещё меня интересовала тема гаражной, теневой экономики. Мы разговаривали с мужем, и он рассказал мне, что в Геленджике как раз есть такие гаражи, и мы поехали их смотреть, гаражный кооператив «Восток». Это было больше года назад. И потом я рассказала об этом Лене Ищенко (кураторка, работает в центре современного искусства «Типография» — прим.), с которой мы делали «Однушку». Как появилась идея построить макет гаража, я уже не помню. Иногда я даже думаю, что это не я придумала. Но кто тогда?

Кооператив «Восход». 2020. ЦСИ «Типография», Краснодар // Фото: Юлия Шафаростова

Кооператив «Восход». 2020. ЦСИ «Типография», Краснодар // Фото: Юлия Шафаростова

МК: Какая история у кооператива «Восток»? В интернете довольно мало про него информации.

ЕК: В районе, в котором я живу, в 70–80-е годы построили пятиэтажки и девятиэтажки, и чтобы у людей было место, где ставить машину, построили этот гаражный кооператив: железные коробки, как обычно. В 90-е началась дележка, никто не знал, как превратить их в частную собственность. А жилая застройка началась с 2009, тогда начали надстраивать вторые гаражи, делать какие-то коммуникации. У жителей кооператива постоянные проблемы с городом, который, конечно, не хочет, чтобы эти места так развивались.

МК: Ты сначала придумала концепцию проекта или просто начала общаться с людьми?

ЕК: Я начала ездить в гаражные кооперативы, фотографровала, выкладывала и инстаграм. Меня спрашивали: «Вау, круто, это где? Держи нас в курсе». Потом я решила делать фильм и позвала операторов, потом уже пришла идея, что нужно в «Типографии» строить гараж, но пока было непонятно, из каких материалов. С выбором материалов был долгий процесс: каркас из бруса, ЛСТК (лёгкие стальные тонкостенные конструкции — прим.), потом выбрали пенобетон, потому что этот материал даёт возможность повторного использования: разобрать и перевезти.

Мы прошли разные этапы взаимодействия с жителями гаражей. С кем-то подружились. Потом приехали снимать с операторами, и у многих это вызвало недоверие. Я говорила, что я художница, а с меня требовали справку, которая бы это подтверждала. Это был страшный момент, в тот момент я испугалась, потому что реакция могла быть непредсказуемой.

Потом мы решили пойти к председателю, и тут начался бюрократизм: председатель попросил написать адреса гаражей, которые мы хотим снять, чтобы он договорился с их владельцами. И потом мы получили этот листок и там везде «НЕТ». В итоге мы снова пошли ко всем, разговаривали, объясняли, и «Нет» превращалось в «Да». Но чтобы вы понимали, это не 20 гаражей, это огромный посёлок, где сотни гаражей.

МК: Чего люди боялись?

ЕК: Когда мы пришли первый раз, думали, что мы чиновники.

МК: А когда вы пришли в пятый раз?

ЕК: Думали, что мы какие-то дурачки.

МК: Как вы настраивали контакт с местными жителями? Люди шли на контакт?

ЕК: По-разному. С Виктором Владимировичем было очень легко: мы познакомились, сфотографировали его гараж. «У вас красивый гараж» — «А вы заходите». Он 20 лет назад переехал с семьёй из Сибири, в гараже у него мастерская, где они занимается резьбой по дереву, он самоучка.

МК: Он приходил на выставку?

ЕК: Нет, он же в Геленджике живёт, не ездит в Краснодар.

Виктор Владимирович. Кадр из видео

Виктор Владимирович. Кадр из видео

 

МК: Есть ли у гаражных жителей какое-то коммьюнити, взаимодействуют ли они все вместе? Может, у них есть собрания?

ЕК: У них есть зал для собраний, но, кажется, тут каждый сам по себе. Иногда помогают друг другу: кто-то дрова поколет, кто-то что-то починит. Ну так, по-соседски.

МК: Как ты отмечаешь на выставке, это не совсем легальный образ жизни.

ЕК: Да, это нежилые помещения. И используют их по-разному: у кого-то здесь мастерская, у кого-то домик для отдыха, кто-то здесь постоянно живёт. Причём гаражи тоже очень разные. Есть родственник бизнесменов, которые выкупают 4–5 гаражей и делают огромный дом, есть беженцы из Донбасса, которые рады просто тому, что здесь нет войны. Многие живут в гараже и сдают квартиру отдыхающим.

МК: Ты смотришь на гаражи как на вызов или ищешь в них своеобразную эстетику?

ЕК: Меня это трогает и расстраивает одновременно, это очень интересно с точно зрения архитектуры, социологии, но это такие общественные зазоры, которые возникают из-за неблагополучия, неравенства. Наверно, эти художественные методы — возможность также справиться с этой болью.

МК: Кажется, что для людей, которые здесь живут, это естественная среда. УК твоего друга гараж, у тебя — что плохого?

ЕК: Это универсальная проблема жилья: люди переезжают из деревень в города, их нужно обеспечить жильём. В СССР её решали уплотнением, коммуналками, потом хрущёвками (которые, кстати, вообще не худшее жильё — посмотрите проекты их реставрации, из них делают прекрасное жильё). Сейчас она решается такими, в основном капиталистическими методами.

МК: Это какой-то вызов урбанистике, который в России, кажется, никто не хочет решать.

ЕК: Да: «О, гараж есть, можно жить!». Лена Ищенко мне всегда говорит, что морализаторство — это плохой метод, но мне сложно от него полностью отказаться, и мне кажется, что в этом сказывается архитектурное образование. Архитектор ведь не просто делает архитектуру, он проектирует сценарий жизни. Как ты пройдешь, куда повернешь. И как не морализировать в этой ситуации?

МК: Чем в Геленджике заниматься архитектору из Москвы?

ЕК: Я не реализовала себя как архитектора, но я очень люблю архитектуру и архитектурные методы и использую их в своей художественной практике.

МК: Есть ли художественное сообщество в Геленджике?

ЕК: Нет, но рядом в Новороссийске живёт и работает Катя Верба, с которой мы учились в КИСИ. Она делает выставки, вот я скоро поеду на монтаж выставки «Кавказская свободница». Она делала выставки на пляже, в городских троллейбусахза этот проект её номинировали на премию Курёхина.

МК: Ты часто работаешь именно с формой инсталляции. Почему ты выбрала этот медиум?

ЕК: Инсталляция — это работа с объёмом, создание формы, изменение пространства — всё то, что я очень люблю, это один из моих языков. Это роднит инсталляцию с архитектурой. Пространство влияет на человека определённым образом, и мне нравиться таким способом доносить свою мысль до зрителя. Очень люблю чертежи: планы, фасады, разрезы! Мечтаю использовать их в своих художественных проектах, перерабатывать их, смотреть под другим углом.

Также я работаю с мозаикой. Сейчас мы готовим с Катей Вербой проект для Новороссийска с использованием этого медиума, но пока это только идея и она в процессе обсужедния.

Ещё я обожаю исследовательские прогулки, психогеографию, поиск необычных мест в городе, интерпретацию их в городской среде с художественной точки зрения.

МК: Как у тебя обстоят дела с финансированием работ?

ЕК: «Кооператив «Восход» я сделала на остатки средств от «Однушки», финансирование для «Однушки» обеспечил Австрийский культурный форум как организатор проекта «На районе». У нас осталось немного денег, порядка 50 тыс. рублей, мы эту сумму пустили на новый проект. Конечно, мы со своей стороны вложились трудом, монтажом, повседневными расходами.

Елена Колесникова. Кооператив «Восход». 2020 // Фото: Юлия Шафаростова

Елена Колесникова. Кооператив «Восход». 2020 // Фото: Юлия Шафаростова

МК: Почему ты в итоге выбрала художественный путь?

ЕК: Мы все время учимся: открываем методы, способы выражения, находим, откладываем. Ищем возможности для художественной выразительности, четкости для передачи мерцания смыслов. Как создать работу, в которой будет множество точек прочтения?

МК: На тебя повлиял кто-то из художников? За кем ты наблюдаешь?

ЕК: Я влюбляюсь в художников, иногда даже заболеваю их произведениями, потом это проходит, но остается в сердце! Когда училась в МАрхИ, меня очень сильно захватило творчество Баскии. Думаю, подсознательно это повлияло в дальнейшем на выбор в пользу искусства, а не архитектуры. Очень вдохновляют работы Александра Бродского, его высказывания на границе искусства и архитектуры. Нравится проект «Бумажная архитектура», который они делали с Ильей Уткиным в 90-годы. Очень нравится Гордон Матта-Кларк: я была поражена его творчеством, жизненным путём и художественной мыслью. Анархитектура — его изобретение. В архитектуре нравится Бьярке Ингельс  и бюро BIG (Bjarke Ingels Group), в свое время меня поразил их комплексный подход к проектированию и процесс анализа различных факторов, которые надо учитывать при строительстве. Вообще нравятся голландцы и японцы: у них похожие условия — мало места, вода подступает, надо что-то придумывать, подходы при этом отличаются, так как разный культурно-исторический опыт, это интересно наблюдать. Конечно, очень сильно повлияла группировка ЗИП. Когда я стала учится в КИСИ, меня поразило, что ребята просто отменили все границы в творчестве, это была революция в моем сознании!

МК: Расскажи про учебу в КИСИ. Что тебе нравилось, чего тебе, может быть, не хватило? Думаешь ли ты о том, чтобы пойти учиться ещё где-то?

ЕК: Я пришла в КИСИ после двух лет пребывания с ребенком в полной культурной изоляции: мы переехали в Краснодар, рядом не было подруг и друзей, общаться было не с кем, и я почти всё время посвящала уходу за сыном. И тут я попадаю в художественную среду! Я не пропускала ни одной лекции, на смотры работ делала не одну, а две работы! Постоянно читала, смотрела лекции на ютубе, короче говоря, утоляла голод знаний, как могла. Степа [Субботин] и Эльдар [Ганеев] читали лекции очень интересно и профессионально, могли ответить на любой вопрос, которыми я, правда, старалась их не заваливать. Мне нравилось, как мы разбирали наши работы, искали дополнительные смыслы, анализировали. И самое главное — это атмосфера дружбы, равенства, свободы, которую смогли создать ребята. Это очень ценно! Очень скучаю по вечеринкам в «Типографии».

Я мечтаю учится дальше, но пока не представляю, как сделать. Я не могу уехать из Геленджика надолго — у меня семья. Я рассматривала онлайн обучение в Школе Родченко, но пока не могу позволить себе это с финансовой точки зрения. Мне посчастливилось принять участие в цифровой резиденции в рамках проекта «Искусство быть», и это было как глоток свежего воздуха — общение с художниками, лекторами, кураторами. Это безусловно обогащает художественную практику и опыт. У нас, к сожалению, не хватает опыта ведения дискуссий, обмена мнениями, я это ярко увидела, когда готовила встречу-беседу про город в рамках выставки «Кавказская свободница» в Новороссийске. Отсутствие опыта, насмотренности, включённости в процесс очень сильно влияет на качество художественной практики. Было бы круто, если бы на базе КИСИ открылась некая виртуальная платформа — 2-й курс КИСИ!

МК: Как ты видишь для себя работу художнику и работу куратора?

ЕК: Для меня это всегда такой тандем, возможность обсуждения, развития проекта, возможность взглянуть на него с разных углов. Куратор делает выставку, расставляет свои приоритеты и с этой чёткой линией легко работать.

МК: Какие у тебя планы?

ЕК: Я хочу сделать резиденцию. И надеюсь, что гараж, который есейчас в «Типографии», станет её основной — это будет мастерская на участке моего дома в Геленджике. Мне очень хочется, чтобы это было такое живое пространство. Но как оно будет функционировать, на какие деньги будет существовать — я пока совсем не знаю. Я пока почти ничего не продаю, и не зарабатываю. Посмотрим, что получится.

Новости

+
+

Загрузить еще

 

You need to log in to vote

The blog owner requires users to be logged in to be able to vote for this post.

Alternatively, if you do not have an account yet you can create one here.