Михаил Заиканов: от кино к видео, от видео к объектам и холстам
Интервью с новым резидентом площадки «Старт» об улицах Мира и Ленина и о том, где заканчивается искусство
«Идея, свобода, вперед» – название не только новой выставки на площадке молодого искусства «Старт» ЦСИ «Винзавод», но и реальных населенных пунктов на территории РФ. Молодой художник Михаил Заиканов, студент Школы фотографии и мультимедиа им. А.Родченко, отправлял письма несуществующим адресатам в деревню Радость, поселок Правда и другие географические точки со славными жизнеутверждающими именами. По правилам работы Почты России они, конечно же, возвращались – собранная коллекция конвертов стала одной из частей выставки, другие две – минималистичные холсты с набросками карт и беззвучное, чуть заметное видео с субтитрами на пустом темном фоне. В последнем – отрывки неизвестно чьих фраз, вырванные предложения или стройные диалоги, такие же неясные, как раскинутые где-то на территории страны города, поселки и села, как и смыслы вынесенных в их названия понятий. Aroundart поговорил с Михаилом об улицах Мира и Ленина, ряде завершенных проектов молодого художника и о том, где заканчивается искусство.
Ольга Данилкина: Первое, что бросается в глаза на выставке, это предельная минималистичность: письма, помещенные под стекло, довольно схематичные изображения на холстах, беззвучное видео с черным экраном и только субтитрами. Это намеренный ход?
Михаил Заиканов: Да, хотелось чистоты, чтобы не было ничего лишнего. На холстах – фрагменты контурных карт или просто карт, где почти нет цвета. Белое и синее – это такая обманка абстрактного искусства, какие-то линии, контуры и слова, которые мы в то же время видели с детства.
ОД: Так сделано, чтобы отдалить от конкретной образности и включить воображение?
МЗ: Чтобы включить воображение или немного обмануть. По идее понимание, что это фрагменты карт, должно приходить где-то в районе просмотра объектов-писем. Если же добавить на холсты, например, зеленый цвет, то получится уже вполне конкретно узнаваемая карта.
ОД: Почему здесь все холсты с какими-либо географическими точками, а один – где-то посередине – остался без?
МЗ: Изначально должно было быть больше холстов, но в этом пространстве они висели бы слишком плотно, поэтому в результате их меньше. Задумка была такая: есть названия, но при этом каждый холст подразумевает фрагментарность, так как непонятен масштаб, где лес, где поле и прочие географические ориентиры. В целом, здесь некая разобщенность, а фрагмент без географической точки должен подчеркнуть некую паузу.
ОД: Это реальные карты?
МЗ: Да, это реальные места.
ОД: Как ты нашел места с такими названиями?
МЗ: Все началось с задумки совершенно другого проекта, который отсылает к живописи. Со времени Ренессанса в живописи был горизонт, к которому стремилась перспектива. Мое предположение было в том, что взгляд современного человека не соответствует этому живописному взгляду, устремленному в перспективу, а является скорее наблюдением сверху – с самолета, с девятого этажа квартиры и т.д. Я пытался найти, как можно развить эту идею взгляда сверху, копался в картах, думал сделать что-то с аэрофотоснимками и набрел на эти места. Пришла идея матрицы понятий, которую закладывают в нас с детства, и так все срослось. То есть первоначальной идеи, от которой я шел, в этом проекте уже нет.
ОД: Почему везде в письмах указан адрес доставки – «улица Мира»?
МЗ: «Улица Мира» и «Иванов Иван Иванович» – это что-то совершенно нейтральное. У меня была задача, чтобы конверты вернулись. Если делать везде разные названия, то появится ощущение, что я там кого-то искал. Есть, например, улица Ленина в каждом городе, но я решил не посылать на улицу Ленина, потому что тогда появились бы коннотации с СССР. А улица Мира – вторая после улицы Ленина по степени распространенности в российских населенных пунктах.
ОД: Эти слова, с одной стороны, такие вечные вневременные понятия, с другой – отсылают к советской жизнестроительной истории. Ты вкладывал сюда такие коннотации?
МЗ: Мне много раз говорили, что отсылают, но за счет формы и текста мне как раз хотелось отойти от этого исторического контекста. Ко всем этим словам формулировались свои значения и в царские времена, и в советские, и сейчас тоже. «Радость», «вперед» – к этим же идеалам и нынешняя власть апеллирует. Мне хотелось сделать все нейтрально и не посылать письма на улицу Ленина.
ОД: Эта выставка была сделана как единый проект?
МЗ: Да, все делалось единовременно. Правда сначала была идея с конвертами, потом пришла мысль делать видео, чтобы добавить сюда мерцание. То есть это не элемент, в котором все собирается, но выглядит при этом органично. Идет около двадцати минут, подслеповатое, почти невидное мерцание. Все это балансирование на грани «правда-неправда», непонятно, кто в видео говорит, это живая речь или нет. Картинки были напечатаны за два дня до открытия, видео к тому моменту было уже готово.
ОД: Это печать?
МЗ: Да, это печать на холсте и вписанные маркером названия.
ОД: Что-то аналогичное по форме было у тебя не так давно в галерее «Brown Stripe»: тоже объекты – только тут письма, а там фото, тоже видео с титрами, и какие-то условно рисунки…
МЗ: Да, выставка называлась «Здесь», это было мое размышление про некое место…
ОД: Опять неопределенность?
МЗ: Не совсем. Мы часто сами наделяем места каким-то смыслом, видим нейтральный пейзаж, но у нас есть собственные ассоциации и мы можем проецировать на пейзаж собственные переживания. Выставка была тоже связана с территорией. На ней была фотография с распространенным неопределенным пейзажем – дерево, поле и указатель населенного пункта, она была очень маленькой и висела где-то далеко на стене, будто спрятана. На другой стороне висели подобные картинки: белый лист, горизонт и повернутые то спиной, то лицом к зрителю указатели. В видео титры состояли из рассуждений, воспоминаний разных людей, связанные с этим местом. Это такое движение в сторону проецирования своего опыта на место – и место галереи, и место, про которое рассуждают эти люди, и места на пустых картинках.
Там были рисунки, которые я долго рисовал в блокнотах, на листочках, плюс независимо от медиа меня вообще завораживает удаление чего-то – изображения из видео и т.д. Там все это – рисунки, фотография, видео, созданные отдельно, – связалось между собой и заиграло. На «Старте» же все было намеренно: мы изначально с Леной (Яичниковой, куратором площадки «Старт» – прим.) обсуждали, что будет видео.
ОД: У тебя несколько видео, где только черный экран и титры, без какого-либо звука. Сочетание, казалось бы, несочетаемого – текста, который по идее не дает картинки, а провоцирует воображение, и видео, которое должно наоборот давать картинку, воображение притупляя, такое холодное и горячее. Это не случайно?
МЗ: Да, не случайно. Я еще с прошлого лета задавался вопросом о темпоральности видео, протяженности во времени. Мы спорили об этом с разными художниками, они все мне говорили, что это дурацкая проблематика, о которой не стоит задумываться. А мне как раз кажется это важным. Сейчас большинство видео показывается петлей, обычно снимается как начало-середина-конец, если это не что-то абстрактное. Текст в какой-то степени оправдывает эту темпоральность – мы смотрим кино с субтитрами, считываем. Это размышление в сторону протяженности во времени. Плюс ко всему, мы все литературоцентричны, воспринимаем все через текст – эта форма, мне кажется, еще и отсюда идет, это такое чтение книжки, ведь оно тоже протяженно во времени.
ОД: Первое образование у тебя техническое, потом ты пошел учиться на арт-журналиста в «Про Арте», потом оказался в Школе фотографии и мультимедиа им. А.Родченко…
МЗ: Первое образование было вынужденное, из-за извечной истории с армией. В то время я очень увлекся кино – смотрел, читал, стал что-то писать, снимать и в «Про Арте» пошел именно потому, что во ВГИК, я думал, не поступлю, но мне хотелось получить какую-то теоретическую базу.
ОД: Как ты пришел в искусство и понял, что хочешь именно этим заниматься?
МЗ: Я пытался снимать, даже какую-то видеопоэзию на стихи своих друзей. Когда кинематограф мне немножко приелся, хотя я до сих пор его очень люблю, мне захотелось расширить границы, и я стал интересоваться видеоартом. Я его много смотрел, но много чего не понимал, и мне стало интересно разобраться. Тогда же сам делал всякие скретч-видео из YouTube-роликов, фильмов. В результате мне просто показалось, что это тоже возможная коммуникация с человеком, который это смотрит. Получилось постепенное движение от кино к видео, а сейчас от видео здесь вообще к объектам и холстам.
ОД: Можешь рассказать о своих предыдущих завершенных проектах, которые делал уже осознанно в поле искусства?
МЗ: В Екатеринбурге есть конструктивистское здание – «Белая башня». Это заброшенный, разрушающийся, никому не нужный памятник архитектуры. Я сделал проект, чтобы, с одной стороны, привлечь к нему внимание, а с другой, сыграть на идее аутсорсинга в искусстве. Сейчас многие художники отдают работы на аутсорс «ремесленнику». Когда так делаешь, у тебя есть определенное ожидание результата. В ходе проекта я, сидя в Москве, связывался с неизвестными мне людьми в Екатеринбурге, которых находил через интернет. Отвечали из десятков единицы. Обращался к ним с очень простой просьбой – сходить сфотографировать эту башню и прислать мне результат. Главный принцип был в том, что я не должен был знать этих людей, потому что со знакомыми ситуация совершенно другая. Было очень интересно, потому что я не уточнял, как они должны фотографировать, как обрабатывать – такое полное не-ожидание. Я не знал результата, не вмешивался в их процесс. Потом я выставлял эти фотографии как свой проект в Черняховске на фестивале «Insterfest».
Сейчас проходит выставка в екатеринбургском ГЦСИ, где есть мое видео под названием «Escape». Это доработанная версия более раннего видео: я монтировал из фрагментов YouTube-роликов людей, которые снимают стихийные бедствия. Они убегают от грозящей им опасности, но забывают выключить камеру, и получается такое пиксельное крошево – мне кажется, это очень круто показывает животный страх. Из этих фрагментов я и смонтировал свое видео.
ОД: Такие фрагменты исключаются из внимания все время.
МЗ: Да, это что-то неважное, при этом авторы их оставляют, а зрители обычно проматывают.
ОД: Широкий вопрос: как ты считаешь, есть ли у искусства какая-то функция, обязанность перед зрителем?
МЗ: Я даже по себе могу сказать, что не всегда, приходя на выставку, я внимательно смотрю все, у меня есть такой грех и я стараюсь его исправлять. Не знаю, получилось или нет, мы с Леной старались, чтобы здесь все было понятно. Мне кажется, что нужно к этому стремиться: не идти на поводу у зрителя, с одной стороны, но делать какой-то шаг навстречу – обязательно. Современное искусство и так довольно герметичная штука, его в этом много обвиняют.
ОД: А современное искусство вообще? Это только личный поиск и опыт художника или все-таки что-то, работающее наружу с определенной целью?
МЗ: В этом проекте, мне кажется, нет какой-то цели. Здесь есть идея, которую я показываю, а дальше занимаю выжидательную позицию «Ну что?». Мне кажется, что заигрывание со зрителем пагубно. Интерактивное искусство, в том числе, сейчас обвиняют в том, что оно слишком много заигрывает со зрителем, во время чего теряет что-то важное. Но в любом случае нужно стремиться к понятности.
ОД: Где для тебя искусство начинается, а где заканчивается? Прежде всего, где эта граница, где искусства уже нет?
МЗ: Хороший вопрос, но однозначно я, наверное, не могу сказать. Мне кажется, что и в интернете, например, возможно искусство. Я смотрю многих ребят на Vimeo, которые не называют себя художниками, но их видео меня дико восхищают. Недавно нашелдевочку из Украины, которая делает совершенно простые вещи, но они как-то особенно работают – там такое столкновение пространств. А где заканчивается – наверное, это дизайн, самая опасная вещь, в которую можно уйти. Но играть с этой границей тоже очень интересно: у моего друга Альберта Солдатова сейчас выставка в галерее «Комната», где он в своих работах тонко идет прямо по лезвию бритвы рядом с дизайном. Если ты не сильно перекашиваешься, то это очень круто. Так что, наверное, граница – это дизайн и слишком сильное заигрывание со зрителем.
ОД: Ты ощущаешь себя человеком, который искусством занимается скорее в свободное время?
МЗ: Я стараюсь этому посвящать большую часть времени. Не так давно у меня было постоянное место работы, сейчас у меня его нет.
ОД: А кем ты работаешь?
МЗ: Я делаю видео для спектаклей как видеохудожник, сейчас впервые пробую себя в качестве сценографа. Это довольно близкая область, которая позволяет иметь какой-то заработок. Плюс какое-то время занимает учеба.
ОД: Ты можешь назвать работы или имена из области современного искусства, кино или культуры вообще, которые сильно тебя впечатлили и в чем-то сформировали?
МЗ: В кино это – Жан-Мари Штрауб и Даниэль Юйе, Эжен Грин, Алессандро Алонсо. В искусстве мне очень нравится Вито Аккончи, Ханс Хааке, кто-то из молодых британцев, например, Сэм-Тейлор Вуд, еще Кори Аркангел, Анри Сала, сейчас все меня начнут пинать – московские концептуалисты, например, Павел Пепперштейн.
Материал подготовила Ольга Данилкина
Добавить комментарий
Новости
You need to log in to vote
The blog owner requires users to be logged in to be able to vote for this post.
Alternatively, if you do not have an account yet you can create one here.
[…] Анастас и Рэне Габри, Аслан Гайсумов, Ануш Гукасян, Михаил Заиканов, Асмик Мелконян, Карен Оганян, Тигран Хачатрян, Кёкен […]