Губы, комнаты, Россия: косметический «Ремонт» Ирины Наховой

После выставки «Ремонт» в «Стелле» в Скарятинском художница Ирина Нахова кажется родительницей художницы Ирины Кориной. Старшая при этом точнее и четче, но тон тот же, стратегия та же: любовно-миметическое воспроизведение страшноватой абсурдистской действительности, заталкивание улицы в чулок и сушка детского белья на новогодней елке.«Ремонт/Renovation» Наховой – тотальная инсталляция эпохи «гезамкунстверк Путин». Пространство целой стены небольшого вытянутого зала занимает динамическая видеокомпозиция из всевозможных геометрических фигур, то и дело складывающихся в интерьерные оконные и дверные просветы, в которых наблюдается много и разное: московский ОМОН, площадная толпа, картинные образы, портреты членов Политбюро ЦК КПСС, среди которых удивительным образом обнаруживаются мученики режима – отец Павел Флоренский и поэт Николай Гумилев… Фраза считывается одна: «Марксизм вечен, потому что он верен».

Левая стена затянута прозрачной пленкой – той, которой закрывают от пыли при ремонте разного рода отверстия и объемы – на пленке рисуются и двигаются силуэты людей, в одном из которых навязчиво узнается Владимир Левашов, арт-директор «Стеллы». Если повезет, его можно встретить выходящим из-под пленки, тогда он отвечает на вопрос, что это может быть и он. Это, должно быть, часть авторского замысла. На потолке в круглом нимбе проецируется бородатое лицо неподвижно сидящего, но иногда моргающего человека – очень сильно напоминающее дизайнера Дмитрия Черногаева. Это, наверное, Бог, Лидер и Люстра, висящий аккурат напротив стены, то и дело превращающейся в готический собор. В комнате есть звук – звук дрели с мелодическими переливами. Вот и все (правда, в соседней комнате демонстрируются еще какие-то чудовищные обломки «исчезающе-восстанавливающихся» фресок).

Вся работа после просмотра кажется Платоновой пещерой с тенями, проекцией Государства в галерею, с типичным для концептуализма развенчанием советского и отстранением от настоящего, зачарованностью цивилизацией и неутолимой жаждой культурной Перестройки. Несмотря на радикализм Наховой, заявленный в пресс-релизе как «апокалиптическое переживание» и «не простое подкрашивание» «на границе между археологией персональной повседневности и архитектурой сверхличной вечности», работа ни к чему особенно протестному не призывает: в эпоху воинствующей стабильности это было бы странно. Еще страннее выглядит остранение переиначенного ленинского слогана про всесилие верного марксизма, писанного белым по красному, где «всесильное» заменено на «вечное». Что это? Психоделическая сублимация или концептуалистское неразличение?

Между тем «культурная абстракция» Наховой – это успех, успех художника, из 70-х наследовавшего идеалистические потребности и аналитические способности всего течения; художника, способного к техническим свершениям и историческим обобщениям; художника, пришедшего через губы-матки и камуфляжные комнаты к многомерным динамическим конструкциям универсалистского характера.

На встрече в Скарятинском Нахова рассказывала публике о своих прежних работах – показывала школьные тетрадки, в которых конспектировала и зарисовывала впечатления от внеклассного летнего чтения, из чего вывела, что московский концептуализм во многом обязан советской системе образования. Хорошо.

Материал подготовила Анна Быкова