Локальное и универсальное

531

FB 0 VK 0

Фото предоставлено ГЦСИ

В московском ГЦСИ в рамках VII Фестиваля коллекций современного искусства открылась выставка «Армянское современное искусство: избранные работы» из коллекции Армянского центра современного экспериментального искусства (ACCEA/NPAK ). Ольга Данилкина побывала на выставке и поговорила с со-основателем центра Эдвардом Баласаняном о его деятельности и армянском искусстве.

В большом зале на втором этаже ГЦСИ — около двух десятков работ. В основном это видео, разбавленное малочисленными объектами и инсталляциями. Эдвард Баласанян, со-куратор выставки поясняет, что привез сюда четыре «вида» искусства: видеоарт в чистом виде, видеоинсталляцию, документацию перформанса и традиционную инсталляцию. «Видеоарт — это абстракция в кино, как абстрактная живопись в живописи. — Рассказывает Баласанян. — Задача этой выставки — показать, что и в традиционной инсталляции, и в видеоарте присутствует общий дух современности, между ними есть преемственность, и в результате нет никакой разницы, каким образом художник себя выражает».

Выставка в московском ГЦСИ — первый масштабный показ армянского искусства в Москве. Отправляясь на любой смотр «национального» искусства, если и не ждешь чего-то экзотичного, то точно невольно выискиваешь особенность конкретной школы, интригу эво(рево)люции в решении художественных проблем и преемственность в рамках мировой истории искусства. Одна из инсталляций на выставке состоит из двух метровых скульптур и квадратного старого телевизора. Скульптуры напоминают набивные игрушки и покрыты пестрой тканью, будто смесь Луиз Буржуа и Леонида Тишкова, а по телевизору транслируется ритмичная видео-композиция с изображением рук вышивающего по ткани. Работа художницы Манан Торосян очевидно апеллирует к тематике женского труда и социального положения женщины. С ней соседствуют две видео-работы других художников, на одном — сцены импровизированной борьбы мужчины и женщины, на втором — абстрактные формы, в движении обнаруживающие изображение человека, который совершает агрессивные жесты. Как и другие работы на выставке, эти прилежно жонглируют сформировавшимися в западном искусстве проблематиками: феминизм, гендер, телесность, медиа-реальность. Эта однозначность создает впечатление искусства, которое занимается сухим воплощением методов, вычитанных в зарубежных хрестоматиях. Ситуацию обостряет обилие видео — одного из наиболее доступных и интернационально популярных медиа на данный момент.

Фото предоставлено ГЦСИ

Упор на видео имел место в политике центра отнюдь не с самого начала. Первый видео-проектор появился в центре в 1995 году, тогда в одинаковом почете были живопись, скульптура, перформанс, инсталляция и видео. «Затем мы пришли к мысли, что если работаем с передовым искусством, то стоит ограничиться самой передовой технологией — это видеоарт. Безусловно, существуют новые медиа, но это искусство еще не сформировалось должным образом». — Рассказывает Эдвард Баласанян. В вопросе о том, к какой традиции все-таки ближе современное армянское искусство, Эдвард придерживается нейтральной позиции, считая, что и советское наследие, и постсоветская ситуация, и западный современный контекст в равной степени имели влияние. «Мне кажется, что искусство армянских художников берет начало в двух базовых вещах: то, что происходит в обществе, и то, что происходит внутри человека. Первое является локальным, не всегда понятным другим, второе — универсально (от английского universal), понятно, общедоступно. Далее все зависит от того, каким образом художник выражает то, что хочет сказать», — дополняет Баласанян.

Армянский центр современного экспериментального искусства был основан в 1992 году Эдвардом и его женой Соней. Соня, по профессии художник, и Эдвард, архитектор, до распада СССР жили в армянской диаспоре в США, а сразу после решили вернуться и создать новую институцию из любви к современному искусству и потребности служить родине. Эдвард до сих пор не говорит по-русски — использует армянский и английский. «В армянской диаспоре очень остро стоит вопрос сохранения своей национальной идентичности и сильно развита традиция волонтерства. Наша главная цель — повышать статус своей страны», — объясняет Эдвард причины возвращения в Армению. Случай создания этой частной институции невольно напоминает московский пример ЦСК «Гараж», разве что в ереванском масштаб меньше и фокус местный.

ACCEA/NPAK до сих пор остался в статусе благотворительного фонда, не имеющего никакого отношения к государству (в отличие от своего ровесника — московского ЦСИ, в 1996 году получившем приставу «государственный»). Государство оказало помощь центру только один раз, но существенную — в 1995 в безвозмездное пользование им было передано пространство, по размеру примерно в два раза больше московского ГЦСИ. В остальном центр функционирует на личные средства Баласанянов, пожертвования попечителей и спонсорские средства. «Мы с Соней работаем в центре на волонтерских основах. У остальных сотрудников есть зарплаты. Конечно, они здесь далеко не космические. В Армении по-прежнему ситуация такова, что, например, художник, если он не продает работы, вынужден иметь дополнительную профессию», — комментирует Баласанян.

Arthur Sargsyan, Chairs, 1996 // Фото предоставлено ГЦСИ

То, что за счет искусства себя не прокормишь, — не единственное общее у Еревана и Москвы. Примерно в одной ситуации находились советские художники в двух городах до 1991 года: «Будучи вполне информированными о том, что происходит за рубежом, через журналы и случайных приезжих, они не могли в открытую использовать эти альтернативные формы выражения из-за мощного идеологического гнета со стороны власти», — рассказывает Эдвард. С образованием республики «андерграунд» вышел на поверхность: «Внезапно художники стали осознавать современное искусство как средство выражения. Все, что нужно было сделать — это открыть ракушку и позволить таланту, которого в Армении очень много, вырваться наружу». Центр существует уже 21 год, за это время через него прошло три поколения современных армянских художников — от воспитанных советским образованием до рожденных в независимой Армении.

Центр начинал свою работу с одной выставки в год, сейчас их количество в лучшие времена достигает двадцати, их неотъемлемой частью стали образовательные программы. В центре в течении нескольких последних лет проводятся ежегодные фестивали новых имен, театра и видео. Не так давно благодаря грантам появилась возможность организовать образовательные программы в провинции. Местное сообщество реагирует на деятельность центра по-разному, но, по словам Баласаняна, в основном реакция положительная, а основные посетители центра — молодежь. С 1995 года при поддержке центра Армения регулярно участвует в Венецианской биеннале. «Мы проделали за эти годы огромную работу: у нас и наших художников есть международное признание, которым мы гордимся. — Рассказывает Баласанян. — Для нас важно, что художник в какой-то момент нас покидает. Это знак того, что он стал самостоятелен, что мы смогли его вырастить и теперь он действует независимо. Это показатель нашего успеха».

Четкого представления о том, что такое армянское современное искусство и куда его вписать, выставка так и не дала. Впрочем, это можно считать довольно естественной ситуацией для искусства, долгое время находившегося в изоляции, а затем рванувшего в сторону интернационального контекста — баланс локального и универсального здесь еще не установился. Хоть и нет в Ереване еще своего Музея Гуггенхайма, но вере в талант своих соотечественников армянских товарищей можно только позавидовать.

1 — Sona Abgaryan, Play, 1998, видео; 2 — Sonia Balassanian, Playground of Crosshairs, 2006, Mixed Media Installation; 3–4 — вид экспозиции // Фото предоставлено ГЦСИ