#Коллекционеры

Симон Мраз:
«Новый «Мерседес» – это так скучно»

421        0        FB 0      VK 0

Директор Австрийского культурного форума о своем собрании

11.04.14    ТЕКСТ: 

simon-kollekcia (15)

Aroundart продолжает рассказывать о коллекционерах российского современного искусства. Для сегодняшнего выпуска Анна Краснослободцева поговорила с Симоном Мразом, директором Австрийского культурного форума, куратором и собирателем молодого российского искусства.

АК: Вы приехали в Москву в 2009 году работать в Австрийском культурном форуме. А когда вы начали коллекционировать произведения современного искусства? До приезда в Москву вы тоже этим занимались?

СМ: В Австрии я работал в аукционном доме, занимался антиквариатом – я искусствовед по образованию. Коллекционированием особо не занимался. Да и сейчас не могу сказать, что у меня есть коллекция. Есть отдельные работы русских художников, но я не рассматриваю их как нечто единое. Есть коллекционеры, которые занимаются этим специально, думают о коллекции, как о чем-то целом. Для меня это второстепенная деятельность. Просто так сложилось, что по роду своей деятельности я постоянно общаюсь с русскими художниками, могу что-то у них приобрести, иногда они что-то дарят. В моей квартире вообще мало моих произведений, так как я постоянно провожу здесь выставки разных художников, и места для личных работ здесь просто нет.

АК: То есть австрийское искусство вы не коллекционируете?

СМ: Австрийскими художниками я часто занимаюсь, так как работаю в Австрийском культурном форуме. Но общаюсь в основном с русскими, и люблю за это свою работу. Если человек меня трогает, я могу купить у него произведение. И оно будет мне нравится, даже если через 10 лет скажут, что оно плохое и незначимое. Единственный аргумент при приобретении – мое личное отношение к конкретному произведению. Никакой специальной стратегии у меня нет.

АК: Вам обязательно знать художника лично, чтобы приобрести произведение?

СМ: По-разному. В Москве много выставок, и я постоянно на них хожу. Иногда я вижу, что вещь отличная, и у меня появляется желание познакомиться с художником, узнать, кто этот человек. Российское искусство особенно интересно по нескольким причинам. Во-первых, история – ужас войны, советская мечта, долгое время несвободы. Во-вторых, контрастность. Художник, который живет на Урале, будет отличаться от художника из Якутии, Карелии, Бурятии. Питерские и московские художники тоже разные. Мне кажется, что сейчас в России – время новой реальности. Молодое поколение – это первое сильное поколение свободных художников. Я говорю не о паспорте, а именно об их сознании. Они не повторяют за западными художниками, могут выражать свои оригинальные мысли, они уверены в себе. В мире пока мало говорят о российских художниках, но я уверен, что ситуация будет меняться и российских художников будут узнавать все больше.

АК: Как вы считаете, с чем это связано?

СМ: Чтобы о российских художниках заговорили, нужно время. В России, например, мало коллекционеров, люди недостаточно занимаются искусством. В Лондоне все богатые люди хотят быть рядом с художниками – это самое крутое для человека бизнеса. Там художник – это суперстар, он в центре общества. Я, правда, не знаю, должен ли художник быть именно в центре, но точно знаю – очень важно, чтобы общество ценило художника.

Андрей Кузькин, часть специального проекта «Хорошие перспективы» в рамках 4 Московской биеннале современного искусства

АК: У вас в квартире проводился перформанс Art Stream Shop, такая пародия на арт-рынок. Вы видите какие-то изменения в российском арт-рынке?

СМ: Российский арт-рынок не очень сильный, это не тайна, но потенциал у него огромный, особенно в Москве. Здесь очень много богатых и просто интеллектуальных людей. По-моему, очень важно, чтобы произведения покупали неглупые люди. Я не миллионер, но что-то купить могу. Кто-то может сказать, что отсутствие рынка выгодно, можно покупать за небольшие деньги хорошие произведения, но это не аргумент. Всегда будут молодые начинающие художники, которых можно покупать недорого и на сильном арт-рынке.

А можно иметь большие деньги и при этом купить «Мерседес». Но это так скучно. В стране есть грандиозные произведения, и это живое, это важное. Это не вещь, которая сломается через три года. Мы сейчас сидим в Доме на набережной, здесь около 500 квартир, живут люди небедные. Если бы каждый в этом доме раз в год покупал одну картину за тысячу евро (что в общем-то небольшие деньги), то случился бы бум искусства. Здесь такое богатство, и при этом нет арт-рынка. В маленькой Вене, где всего два миллиона человек, функционируют больше 100 галерей. В Москве можно было бы открыть в тысячу раз больше галерей, но нужно работать. Когда я гуляю по парку Горького, хожу в галереи, я вижу молодых людей, которые через некоторое время – я верю в это – изменят ситуацию. Это вопрос времени. У австрийской и немецкой буржуазии после войны было ярко выраженное желание прогресса, связанное с искусством. В России в это время была другая система.

АК: Что для вас современное искусство? Вы говорите, что современные русские художники самобытны.

СМ: Я люблю русских художников не потому, что они русские. Сегодня искусство – это не национальный феномен. Искусство в принципе не может иметь национальности. Сейчас все быстро узнают, что происходит в мире, и могут на это реагировать.

Но каждый художник имеет свой дом, свою историю, историю своего народа, культурный бэкграунд. Все это играет свою роль. Поэтому если посмотреть на сто австрийских художников , у них может оказаться другой подход, другой взгляд, чем у китайских или русских. Важно смотреть, кто именно этот художник, что он делает и как он думает. Личность художника – это ключ к его работе. Я не люблю тексты, которые описывают и пытаются объяснить работу, ее идею. Это нужно, но все же важнее понять, что говорит сам художник.

1291540_615326938490457_143226149_o

Art Stream Shop в гостях у Симона Мраза

АК: Расскажите о своей коллекции.

СМ: У меня есть произведения молодых художников. Вернее не совсем молодых, так как и я сам становлюсь все старше. Это проблема. Когда я сюда приехал пять лет назад, все были еще молодыми художниками. Сейчас они уже не молодые. По большей части у меня работы художников среднего поколения, 30–40-летних. Они работают с той реальностью, в которой живу именно я.

Я знаю только сегодняшнюю Москву, мне сложно понять соц-арт. Я могу прочитать книгу об этом, но я не буду понимать его до конца, так как я не жил в той действительности и плохо ее чувствую. Как вы поняли, подход к произведению у меня очень личный. Я люблю каждый свой объект на эмоциональном уровне. Я могу каждый день его доставать и смотреть. Это страсть. Я люблю творчество Андрея Кузькина, Саши Повзнера, Хаима Сокола. Они самые близкие для меня. Недавно познакомился с Яной Сметаниной. Думаю, она очень интересная. Может я смогу что-нибудь у нее купить, посмотрим. У меня есть произведения Александры Сухаревой и Анны Титовой. Я уверен, что они добьются международного признания.

У меня в квартире есть черная комната. Это одно из моих любимых произведений. Эта работа может существовать только здесь, когда я съеду отсюда, она исчезнет. Она осталась от моего первого большого проекта в рамках Московской биеннале. Проект назывался «Хорошие виды». Автор черной комнаты – художник Андрей Кузькин. Я дал ему ключи от квартиры, и он изрисовал всю комнату. Из окна до этого был виден Кремль, а Кузькин нарисовал, как он его видит. Через эту живопись вы не видите настоящего Кремля. Так возникает новое место. Благодаря своему видению предметов, он сделал уникальную работу.

Самое важное место в мире для меня – мастерская художника. Там можно много почувствовать и понять о своем поколении. Художник рассказывает нам о мире в другой перспективе.

АК: Есть такие коллекционеры, которые не показывают произведения из своей коллекции. Вы показываете людям свои произведения?

СМ: Мои произведения не хранятся в одном месте, поэтому мне сложно их показывать. Все, что вы видите, – случайность. Но я люблю людей и я не против, чтобы они видели то, что я люблю. Но и не боюсь показать то, что может не понравится. Комплексов в этом плане у меня нет, но и особого желания показывать тоже. Я не эксгибиционист, а эти вещи – очень личные.

АК: Есть произведение, о котором вы мечтаете?

СМ: Я мечтаю о том, что когда-нибудь произведения художников, которых я люблю, будут показывать в музеях мира. Буду я старым через 30 лет, поеду в Помпиду, в МоМА, в Тейт, а там работы моих художников. Но если эта мечта не исполнится, я все равно буду любить каждую работу, которую я купил, каждого художника.

Что касается денег, это бесполезный вопрос. Странно пытаться заработать на искусстве. Я вижу, когда художник делает произведение ради денег, а когда нет. Он может сделать что-то на заказ, и его художественная душа никуда не исчезает.

Коллекционеры – всего лишь посредники в истории искусства. Их коллекции временны, они умрут, а произведения останутся и важно их сохранить. У них есть только короткий момент, когда они могут соприкоснуться с искусством. Ведь неважно, кто покупал в прошлом Рембранта. Мне важнее не показать то немногое, что есть лично у меня, мне важно рассказать о каких-то художниках, которых я нахожу в процессе своей основной работы. Вот это реальная задача. Нам нужны люди, которые популяризируют художников. Ищут новые имена.

Сейчас я открыл для себя совсем молодого талантливого фотографа Никиту Шохова. Он делает фотографии ночной жизни Москвы. Казалось бы, это простая тема, но у него особый взгляд, который мне нравится.

Много новых художников показывает «Галерея 21», ГЦСИ, Школа Родченко. Есть разные вещи, форматы. Полезно, когда в одном городе все постоянно движется. Я люблю «Фабрику», там обычно мало людей, но всегда супервыставки. Есть «Гараж». Есть галерея Random. Есть «Триумф». В 2009 году, когда я только приехал, «Триумф» был странным местом, меня туда пригласили как друга. Это было VIP-место, а теперь там каждый месяц много молодых художников. Мне, например, понравилась Таисия Короткова. Но к молодым всегда много вопросов, нужно подождать, поэтому я не хочу называть конкретных имен. Мне интереснее смотреть поколение художников постарше. К примеру, Анну Желудь. Здесь вопросов нет. Ее работы я вижу уже пять лет: вначале мне было вообще неинтересно, но теперь нравится.

АК: А что изменилось?

СМ: Первые работы Анны Желудь были из металла, реалистические, и мне это было неинтересно. Я даже не хотел думать о них, но потом я увидел ее живопись. Через какое-то время я уже наблюдал, как эта художница отдает все силы на реализацию произведения. Тогда я понял, что это не декоративное искусство. Просто его нужно много смотреть, чтобы понять и принять.

АК: А есть шанс понять такое искусство у человека, который не знаком лично с художником? И как он может отличить настоящее искусство от декоративного? 

СМ: Такой вопрос существует уже давно. Это проблема. Сто лет назад мало кто понимал Малевича. Или Третьяков – он мог общаться с художниками, мог разбираться в искусстве, но для многих других оно было непонятно. У меня нет ответа на это вопрос. Я случайно знаю художников, и у меня есть возможность понять их. Может, где-то в маленьком городе в России есть человек, который делает что-то великое, а мы о нем ничего не знаем.

Раньше я работал в аукционном доме. Это был конкретный бизнес: там есть какая-нибудь картина, цена которой зависит от жанра, от школы. С современным искусством вопрос открыт. Неизвестно, кто прав. Нужно просто радоваться и любить то, что близко тебе. Если художник успешен – это здорово. Нет – тоже здорово.

АК: Недавно в Цехе Красного на «Винзаводе» проходила выставка «Вне поля зрения», куратором которой были вы. Там были представлены произведения современного искусства, которые могут воспринимать незрячие люди. Я ходила по этой выставке с группой слепых школьников, наблюдала за их реакциями на объекты. И вот парадокс: они оказались к этому современному искусству гораздо более терпимы, чем многие зрячие люди. Им было все интересно, они задавали интересные вопросы.

СМ: Да, я тоже заметил, что слепые очень живо реагировали на все инсталляции. Эту выставку мы делали совместно с одним старым австрийским монастырем, который еще сотни лет назад коллекционировал актуальное искусство. Мы смогли показать, что искусство могут понимать и слепые. Для художников это была интересная задача. Но вообще эта выставка про всех нас. Часто мы слепы в отношении художника. Мы видим его произведение, но не видим, как меняется мир под взглядом самого художника. Это сложно, у нас нет взгляда художника. Я вижу как обычный человек. Я могу только слышать, как слышат эти объекты и незрячие, но по-настоящему увидеть, что за этим всем скрыто, я не могу.

Фотографии: Анастасия Якименко

Новости

+
+

Загрузить еще

 

You need to log in to vote

The blog owner requires users to be logged in to be able to vote for this post.

Alternatively, if you do not have an account yet you can create one here.