#Живопись

Михаил Рогинский: Смиренная роскошь

1 467        0        FB 0      VK 4

О ретроспективной выставке художника «По ту сторону красной двери» в Венеции

17.09.14    ТЕКСТ: 

Михаил Рогинский, «По ту сторону красной двери», Венеция, Ка’Фоскари, до 28 сентября

рогинский

Михаил Рогинский, «По ту сторону красной двери», вид экспозиции // Фото: Юрий Пальмин, Фонд Рогинского

В рамках параллельной программы XIV архитектурной биеннале в Венеции, о которой замечательно написала Анна Быкова, проходит выставка «По ту сторону красной двери» художника Михаила Рогинского, подготовленная Фондом Рогинского при поддержке Фонда in artibus. Площадка: университет Ка’Фоскари, в котором работает Центр изучения культуры России CSAR. Сергей Хачатуров считает, что выставка Рогинского стала не только лучшим дополнением основной экспозиции Fundamentals Рэма Колхаса о главных элементах архитектуры, но и наполнила переживание этой темы подлинным чувством, эмоцией и страстью.

Основанный меценатом Инной Баженовой и вдовой художника Лианой Шелия-Рогинской Фонд Рогинского занят благородной миссией восстановления в правах всего наследия художника, его каталогизацией и организацией культуртрегерских проектов. Ведь наследие Рогинского огромно: считается, что в частных коллекциях и в семье хранится несколько тысяч работ, многие из которых в ужасном состоянии по причине радикальных экспериментов Рогинского с техниками и методами изображения. Многие из подобных работ Фонд отреставрировал специально к венецианской выставке.

В качестве эпиграфа вспоминается фраза, произнесенная Михаилом Рогинским в фильме-беседе 2000 года с Вадимом Захаровым, который показывают в вестибюле института Ка’Фоскари. Художник формулирует свое кредо и говорит, что в творчестве ему хотелось бы восстановить в правах средневековый образ мироздания, где искусство и жизнь были нераздельны. Действительно, Рогинский прав: в средние века территория искусства не получила автономию, она была одухотворена той созидательной энергией жизнетворчества в согласии с идеей божественного промысла, что пронизывала все ячейки Бытия. Известно, что искусство для искусства Рогинский не любил за его – простите за тавтологию – искусственность. Он пытался не отделять искусство от жизни, а именно жить в нем. Так, чтобы нарисованная пластиковая бутылка, красная дверь были бы продолжением реальной предметной среды в самом неприглядном, обыденном ее варианте.

Экспозиция в институте Ка’Фоскари показывает работы художника, сделанные в период жизни во Франции, куда Рогинский уехал в 1978 году. Благодаря виртуозному архитектурному решению Евгения Асса, экспозиция выстроена как лабиринт – обрекает на скитания по различным комнаткам и каморкам, которые таят память живых вещей и ощущений, свидетельствующих о жизни в искусстве самого художника в разные периоды, от 1980 –х до начала 2000-х.

рогинский

Михаил Рогинский, «По ту сторону красной двери», раздел «Азбука двухмерности» (1978 — 1980) // Фото: Сергей Хачатуров

Выставка убеждает: ни по какому-либо ведомству (поп-арт, соц-арт, концептуализм) Рогинского прописать нельзя. Он сам по себе: аналитик, анахорет, отшельник. В этом схож, кстати, со своим оппонентом, русским парижанином Эриком Булатовым. Булатов картину боготворит, Рогинский не любит. Однако оба благодаря своему аналитическому дару, нахождению в оппозиции всяким трендам и брендам являются врачевателями, целителями художественной формы. И своей истовой страстью, точной диагностикой и знаниями оба преуспели в освобождении искусства от салонных красивостей и догматических формул-футляров.

При входе в залы старинного здания, выходящего на Гранд Канале, зрителя встречает легендарная красная «Дверь» 1965 года из коллекции Леонида Талочкина. Сам художник ее очень ценил и считал этапной в высвобождении энергии искусства-жизни без посредников-эстетов. Куратор новой выставки Елена Руденко очень поэтично назвала «Дверь» взрывом поверхности картины. Любопытно однако, что именно поверхность в данном случае оказывается тем самым текстом, что позволяет относиться к «Двери» как к произведению большого искусства. Ведь она не берется Рогинским напрокат (как у некоторых поп-артистов). Ее рельеф тщательно и скрупулезно лепится, прокладывается краской во всех тонких градациях и оттенках цвета. Да никакая это не дурацкая конструкция, как назвал «Дверь» сам Рогинский! Не верьте художнику. Это драгоценность достойная того города, в котором «Дверь» сейчас экспонируется! Кстати, гуляя по Венеции, тут и там встречаешь то же царство роскошных потертых поверхностей, что радуют глаз своим цветовым благородством, фактурой, и на практике подтверждают тезис о нераздельности искусства и жизни.

рогинский

Михаил Рогинский, Персонаж в двери, 1989 // Частное собрание // Фото: Сергей Хачатуров

Выставка состоит из восьми частей. Первая называется «Азбука двухмерности». Показаны работы, созданные в первые годы после переезда в Париж. Полочки с бутылочками выполнены безыскусно, в нарочито бедной технике: упаковочный картон, бумага, акрил. Небрежность исполнения только кажущаяся: художник с маниакальной настойчивостью пробивается к константам, основам живописного образа. Прощупывает кистью координаты композиционной гравитации, все соотношения вертикалей, горизонталей, диагоналей. Создает цветовой образ сродни фовистскому, с открытыми ударами краски, точно определяющих объем и глубину пространства. Сегодня вся эта якобы неряшливость читается глазом как аристократизм высшего толка, рожденный легко, импровизацией, экспромтом.

Еще больше убеждаешься в правомерности определения «смиренная роскошь» по отношению к искусству Рогинского, посетив раздел «Ткань». Малярным маслом глицерофталиком на гофрокартоне буквально что намалеваны какие-то старые выцветшие куртки, рубашки, пальто и пиджаки. Никакой даже композиционной задачи Рогинский не ставил: писал так, как сегодня снимают на мобильные телефоны. Подошел, увидел, зафиксировал. Со всеми композиционными несуразностями, срезами и кособочинами. И вот поди ж ты: глаз в этой комнате с пиджаками осязает живопись с каким-то ликующим восторгом. Цветовое кружево ткется художником столь ювелирно, оттенки цветов так нежны и благородны, что впору вспомнить тончайшие лессировки живописи Диего Веласкеса и Антуана Ватто.

рогинский

Михаил Рогинский, «По ту сторону красной двери», раздел «Ткань», 1991 — 1992 // Фото: Сергей Хачатуров

Мое обращение к великим мастерам мирового искусства намеренно. Несмотря на манифестацию «борьбы с искусством» (так называется один из разделов выставки) художник явно испытывал к нему сложное чувство ненависти – любви (как у Окуджавы: «ведь ненависть всегда соседствует с любовью»). В одном из фильмов, показываемых на выставке (автор фильма – художник Arcady), запечатлена поездка Рогинского в Лувр. Мы – свидетели его искреннего восхищения древневосточными скульптурами с коренастыми, как он сам, бородатыми богами. Мудро говорит он о Брейгеле, неизбежном его собеседнике в преодолении артистизма ради высшей правды жизни во всех ее пластических корчах. В другом фильме, беседе с Вадимом Захаровым Рогинский рассуждает о Малевиче, о его отказе от супрематической беспредметности ради реальной жизни.

Разделы экспозиции убеждают как раз в том, что Рогинский был чутким «речетворцем» в отношении истории художественной культуры XX столетия. В разделе «Археология конструкции» картины-свитки с текстами «автоматического письма» припоминают свое родство с дадаизмом, футуризмом. Закрепленные на поверхности трехмерные объекты (бруски) подмигивают контррельфам Татлина и кубофутуристам. В разделе «Борьба с искусством» происходит агрессивная атака на картинную форму людей с перекошенными от боли или стертыми до безразличия лицами. Эта атака усилена настоящей машинной техникой в виде изображенных на заднем плане самолетов и паровозов. Конечно же, референтом выступает стиль экспрессионизм. И в обоих случаях (у Рогинского и экспрессионистов) декларируемое разрушение картины на деле является созиданием, прощупыванием кистью ее основ.

Наконец, поздние работы раздела «Возвращенная живопись» (1991 – 2001) посвящены созданным по памяти образам советской Москвы с ее серыми домами, одетыми в серое людьми и тихими двориками с собаками. Каким-то чудесным образом увиденное в воображении Рогинским превращается в некую благороднейшую и нежнейшую живописную ткань, сродни опусам любимых им символистов (Пьера Боннара, например).

Вот это зоркое внимание Рогинского к презираемому на словах искусству позволяет говорить о художнике как о великом романтике своего времени. Сдержанная роскошь палитры мастера ставит его в ряд с великими аскетами живописи, чья нежность в отношении к миру и боль о нем не декларируются, но целомудренно сокрыты от праздных глаз.

Фотографии: Серегй Хачатуров

Добавить комментарий

Новости

+
+

Загрузить еще

 

You need to log in to vote

The blog owner requires users to be logged in to be able to vote for this post.

Alternatively, if you do not have an account yet you can create one here.