Волга. Ноль: Незавершенное искусство

631        0        FB 0      VK 0

Во время Первой ледовой биеннале, Самара, Волга, 2014

В конце прошлого года официально объявили о создании Средневолжского филиала ГЦСИ, который расположится в памятнике конструктивизма, здании Фабрики-кухни в Самаре. Первое событие в новом Центре — проект «Волга.Ноль», курируемый Нелей Коржовой и Константином Зацепиным, в рамках которого на Фабрике-кухне состоятся встречи с 15 актуальными самарскими художниками. Первая, с Евгением Бугаевым, запланирована на завтра. Aroundart.ru попросил искусствоведа и куратора программы Константина Зацепина рассказать о тенденциях современного самарского искусства и его главных представителях. 

Исток самарского искусства — забвение. Едва успев появиться, оно как будто растворяется в разряженном местном самочувствии, полном созерцательной нерешительности. Ландшафтная доминанта этих мест — линия горизонта, подчеркнутая неторопливым течением реки. Вода стала здесь основной стихией, а текучесть — ключевой ментальной характеристикой. Так и местное искусство, подобно жидкой субстанции, лишенной собственной формы, ускользает от терминологии. Это искусство словно никак не может определиться, чем именно оно хотело бы быть, и оттого проникнуто особой формой страха — страха войти в историю, стать фактом, завершенным, свершившимся. Не существует понятия «самарская школа» или «волна», хотя местное современное искусство нельзя назвать «молодым» — здесь активно работает уже как минимум четвертое поколение авторов, причисляющих себя к актуальному контексту. При этом, на первый взгляд, в их произведениях не привлекают внимание ни приметы злободневно-социального, ни традиционно ожидаемые от провинции наив или дикая брутальность. Напротив, слишком много тут пейзажей, соскальзывающих в «чистые формы», слишком настойчива созерцательность, превратившаяся чуть ли не в клеймо, так и не став брендом. Но это лишь на первый взгляд. При более внимательном рассмотрении искусство Самары имеет два довольно четких вектора художественной репрезентации. За каждым из них стоит свой устойчивый круг художественных сообществ.

Афиша программы «Волга. Ноль» 

Первая из этих условных «линий» тяготеет к аналитизму. Вышеописанную слабость айдентики представители этой линии уже к концу нулевых сумели обратить в свою силу. Искусству как корпусу завершенных артефактов, собранных под шапкой единого направления, была найдена альтернатива — искусство, выстроенное вокруг мощной критической основы. Критика эта автореферентна. Наиболее передовые и состоявшиеся из художников Самары, начавших работать в начале нулевых, постоянно заняты самокопанием. Их отправная точка — вопрос: что они делают и как это воспринимать. Готовым фактам они предпочитают процесс, деятельность. Предметам — отношения. Произведению — встречу зрителя с ним. Расцветшие здесь в минувшее десятилетие видеоарт и так называемая «постживописная абстракция» стали главным полигоном рефлексии. Почти все беспредметное искусство, которое делается в Самаре уже не одним поколением абстракционистов, в действительности обитает скорее на территории концептуалистских практик. Невозможность уместиться в некие предзаданные границы обернулась постоянным раздвиганием пределов самого искусства. Неготовность стать историей завершенных фактов превратилась в понимание искусства как черновика, случайности, брака. Гипотетический зритель «аналитической» линии самарского искусства часто принуждается задавать себе вопрос, некогда сформулированный Юрием Альбертом: «Неужели вы думаете, что искусство — это то, на что вы сейчас смотрите?»

Есть в самарском совриске и прямо противоположный вектор, тяготеющий к визуальной экспрессии. Художники этой линии ориентированы на максимальное раскрытие авторской индивидуальности посредством выразительных художественных средств, динамичной жестуальности, экстатики и яркости вплоть до психоделии. Крайне разнообразных представителей этой когорты объединяет лишь акцент на Произведении, а не на условиях его восприятия. Это искусство возникло как реакция на беспредметный аналитизм, и всячески стремится отмежеваться от последнего.

В программе «Волга. Ноль» мы пытаемся выстроить, сделать зримой актуальную «карту» местного поля художественных действий. Это своего рода «анатомия» локальной художественной среды, направленная в том числе на «перезагрузку», «обнуление» ситуации. Формат авторской презентации в рамках программы строится по формуле: один день — одно событие — один художник. Это не традиционный формат выставки в традиционных пространствах (галереях и музеях), а перевод восприятия в формат встречи с художником здесь и сейчас вне ритуализированной формы посещения выставки. Повторяемость данного формата в одном и том же месте, при смене действующих лиц создает линию насыщенной событийности, позволяющей сравнивать художественные языки, что не всегда получается в формате групповой выставки. В качестве участников мы выбрали тех, чей сложившийся и узнаваемый авторский почерк может представлять отдельный вектор в общей картине новейшего городского искусства.

Евгений Бугаев (Чертоплясов)

Важное место в художественных практиках Бугаева занимает проблематика «невыразимого», загадочной сущности предметов, невыговариваемой средствами языка. В его видео- и фотоработах царит эзотерическая геометрия, фигуры как таковые взамен демонстративно отсутствующих реалий социального мира. Образы Бугаева не имеют конкретного, вещественного значения, главная их способность – отсылать к Иному. По мнению Бугаева, утраченную Традицию можно воссоздать силой искусства. В видеоработах художника значимо прежде всего состояние, в которое они погружают зрителя — печали, утраты и тишины.

Олег Елагин

Искусство Олега Елагина не нуждается в традиционных материалах и изобразительных средствах, ассоциирующихся с трудом живописца. Поверхность холста с ее фактурой, красочный слой, мазок как запечатленный жест – все эти слагаемые «традиционной» художественной репрезентации выносятся здесь за скобки. Не впадая до конца ни в экспериментальный минимализм, ни в барочную аттракционность, равно присущих представителям digital art, Елагин работает на стыке этих крайностей. Он – артист из когорты «алхимиков», экспериментаторов с нематериальной цифровой фактурой. Материал для художественных объектов у него, как правило, случайно найден, либо производит впечатление случайно найденного. Распространяя традиции ready-made на фото и видео, художник использует в качестве первичной фактуры произвольно выбранные фрагменты реальности. Но этой «исходной» реальности еще предстоит пройти горнило мультимедиа. Мир произведений Елагина не объективно дан, он всегда воспроизведен, всегда открыт в диалоговом окне некоего программного обеспечения, дробящего и трансформирующего мир по своим законам. Техника в понимании художника – не средство, но самостоятельный «субъект», способный продуцировать собственную реальность. Творческий акт под таким углом зрения обнаруживает близость к природным процессам, протекающим вне и помимо человеческого участия. Основным проявлением автономии, и даже своего рода «воли» техники является программный сбой, эффект «зависания». Ценность ошибки, непрогнозируемой и нерукотворной, состоит в уникальности, непопадании в любые ритмы. Ошибка а-серийна, как сама художественность.

Анастасия Альбокринова

Известна больше в ипостаси куратора — генератора событийности. Некогда руководила галереей-сквотом «XI комнат», главной экспериментальной площадкой молодого поколения самарских авторов. Выпускница института «Стрелка», активный участник арт-процесса и талантливый дизайнер, возможно, главным своим произведением Анастасия сделала саму себя. Ее деятельность можно трактовать так: все, к чему прикасается художник в своей жизни, все, с чем он соприкасается, становится искусством по определению. Начиная выбором одежды, заканчивая организацией пространства на вечеринках. Пожалуй, эффектнее и убедительнее, чем кто-либо другой в Самаре, Альбокринова показывает своим примером, что деятельность современного художника есть некий перманентный поток творческой энергии, не имеющей границ.

Сергей Баландин

Перформансист, куратор и арт-критик – едва ли не единственный на данный момент представитель акционизма в Самаре. В качестве инструмента репрезентации он как правило использует собственное тело. Тело для него – нередуцируемый остаток Художника, который не растворяется в работах, а непосредственно присутствует перед зрителем, говорит с ним, провоцирует, а порой – и эпатирует его. Исповедальные, нарциссические перформансы Баландина отличаются радикальностью, жёстким и бескомпромиссным отношением к зрителю. Границы тела, страдание, смерть, боль, психологические травмы – его излюбленные темы. Через театрализованную форму перформанса автор исследует как личностно важные персонально для него проблемы, так и более общие политические, эстетические, религиозные вопросы.

Александр Зайцев

Представитель постживописной абстракции, также экспериментирующий в жанрах графики, объекта, инсталляции. Наследуя визуальные коды супрематизма, автор обращается к «машинной» живописи, проблематике сбоя, автоматического производства образов, лингвистическим аспектам абстракции. Во многом его метод схож с работой Олега Елагина с той лишь разницей, что Зайцев предпочитает оставаться на территории живописи. Его привлекает балансирование между отчужденно-машинным методом генерирования образов и индивидуальным жестом художника.

Оксана Стогова

Один из пионеров самарского contemporary art. Предмет её интереса с 90-х годов – выразительные возможности цвета и линии на плоскости. В последние годы работает над аналитической живописной серией «Цветолингвистика», изучая восприятие семантики цвета в литературном тексте и абстрактной живописи.

Владимир Логутов

Единственный широко известный самарский художник, выступающий прежде всего с позиций идеолога, понимающего искусство как средство качественного преобразования коммуникативной среды через воздействие на опыт зрителя. Лидер всей «аналитической линии» самарского искусства. Отличаясь глубокой самокритикой, его искусство часто мимикрирует под не-искусство, брак, черновик, побочный продукт творческого процесса. Для Логутова основополагающа роль художественного приема, «иллюзиона». Все его работы содержат непроявленные лазейки для зрителя. Цель художника – выявление границ и критериев искусства как такового и реакции зрителя на него. На языке визуальных приемов Логутов постоянно ставит зрителя перед вопросом: «что именно вы видите перед собой?» Впрочем, неверно воспринимать его как художника сугубо интеллектуального. При всей рефлексивности, его произведения не чужды удовольствия от живописи как таковой. Логутов умеет и любит рисовать. Живопись для него, как и для большинства современных авторов, это некий «потерянный рай», который он старается обрести вновь.

Андрей Сяйлев

Работает сериями, каждая из которых – это некий концептуальный проект, законченная мысль, прием, образ. Как художник он не исчерпывается ни одной из этих серий, находясь в постоянном поиске, ускользая от законченной идентичности. Главный предмет его работы – сам эксперимент с разнообразными фактурами, материалами, пространственно-временными измерениями живописи и видеоповествования. Картины Сяйлева – это спрессованное время, потраченное на их создание. Это выстраивание эффекта глубины на плоскости. Абстрактное и реалистическое изображение по логике художника – лишь равноценные эффекты поверхности. Для Сяйлева не столь существенны означаемые, для него реально прежде всего само тело означающего, его живописная конституция, эстетическое измерение.

Анна Коржова

Свободно оперируя жанровым арсеналом мирового современного искусства, Анна Коржова акцентирует внимание зрителя на пластических визуальных решениях. Как визуальное может передать психологический опыт? Как можно зафиксировать память о вещах? Работы Коржовой отличаются сдержанностью вплоть до холодности. Её перформансы исследуют чистую процессуальность художественного события, включающего как автора, так и зрителя. Примером могут служить долгие медитативные видео, перформансы, исследующие границы телесного.

Дмитрий Кадынцев, Дарья Емельянова

Дарья Емельянова, из серии «Цветение», 2011

Художники, с недавнего времени работающие в соавторстве. Дарья – живописец, обладатель яркой психоделической манеры. Её основная тема – витальность, визуализация чувственности в образах природы, Органики как таковой. Дмитрий — бывший стрит-артист, участник группы ЧЖНС, представителей так называемого «галерейного» стритарта, работавшие на широком культурном фоне, от немецких «Новых Диких» до Жана-Мишеля Баскии.

Алексей Зайцев

Несмотря на редкое участие в выставках, является одним из ярких представителей старшего поколения самарских авторов, вписавшихся в актуальный контекст еще в середине 90-х. Работая преимущественно в области художественной фотографии, Зайцев смотрит на реальность взглядом ученого-археолога, изыскателя артефактов. Является специалистом по лэнд-арту. Кроме того, одним из первых местных авторов он начал экспериментировать с поиском нестандартных мест бытования искусства. Его экспозиционным пространством в разное время становились улицы, квартиры, музейные подвалы и интернет.

Александр и Ольга Филимоновы

Рассматривают собственное искусство как проект на стыке с архитектурой и public-art. Обладая развитым пространственным мышлением, они стремятся не только создавать произведение искусства, но прежде всего моделировать среду и особую атмосферу, пространство вокруг него. Филимоновы воплощают свои произведения в виде серий объектов-скульптур, а также крупных инсталляций. Улица или большой павильон ближе им, чем галерейный или музейный зал. Главная визуальная черта их скульптур – белый цвет. Эти произведения словно очищены от следов своего бытования, с них «смыта» конкретика. В этом смысле работа Филимоновых сродни труду археолога, а их произведения подобны неким «найденным» артефактам.

Фрол Веселый

Придерживается демиургического взгляда на произведение и с пренебрежением относится к интеллектуализации искусства. Искусство для Веселого – прежде всего труд. Производственно-заводская тематика в целом занимает в его творчестве одно из центральных мест. Сама модель Человека для него основана, прежде всего, на способности производить. Частые, особенно в раннем творчестве, мотивы женской телесности, рождения, акцентируют мотив физиологического воспроизводства. Неизменно сохраняя ироническую позицию, художник активно задействует разнообразные техники – занимается живописью, скульптурой и инсталляцией, использует «грубые» материалы (ржавое железо, пустая тара, дерево и т.д). В целом для Фрола Веселого характерен критический взгляд на российскую современность и недавнюю историю. Подчеркнутая «грубость» материала часто выступает средством наглядной артикуляции поднятых проблем.

Дмитрий Жиляев и Анфиса Доброходова

Анфиса Доброходова

Представители новейшей генерации самарских художников — середины десятых годов. От всех авторов прежних поколений отличаются наиболее универсальным и свободным от предрассудков мышлением, не скованным ни местом, ни временем. Оба на свой лад воплощают типаж «художника-хипстера», представителя новой богемы, «гражданина мира», способного органично лавировать в пространстве множества культурных языков, без особых обязательств избирающего ту или иную стратегию. В случае Жиляева — это минимализм в области пластических визуальных средств с ориентацией преимущественно на американские практики 1960-х (прежде всего, Джадд, Смит, Серра и др.). Доброходова — живописец экспрессионистской линии, черпающая вдохновение в абстрактном экспрессионизме и «новых диких».