#Феминизм

Обыкновенные мученицы: Женское сквозь насильственное

375        0        FB 0      VK 0

В центре «Красный» прошла выставка «Обыкновенные мученицы» под кураторством Ильмиры Болотян. Саша Шестакова размышляет о феминизме в современном российском искусстве и его взаимоотношениях с насилием.

27.07.15    ТЕКСТ: 
мученицы

В центре «Красный» прошла выставка «Обыкновенные мученицы» под кураторством Ильмиры Болотян. Александра Шестакова размышляет о феминизме в современном российском искусстве и его взаимоотношениях с насилием.

В современном художественном дискурсе феминизм и феминистская эстетика все еще находятся в несколько маргинальной позиции. Что, в общем, неудивительно: феминистских по духу, а не только по названию инициатив в России было не так уж много и большая их часть существует в поле активистского искусства, чаще всего отличающегося прямолинейностью и незамутненностью художественного жеста. Чаще всего словосочетание «феминизм в России» вызывает ассоциации с группой Pussy Riot (как к ним не относиться), стрит-артистами Gаndhi, организаторками «Феминистского карандаша» Викторией Ломаско и Надей Плунгян и участницами фестиваля, перформансисткой Микаэла и изучающей труд секс-работниц Викторией Бегальской. Феминистские идеи есть не только в работах названных художниц. Например, в «Ритуалах сопротивления» Анна Титова рефлексировала патриархальность музея и архива как институции.

Осмысление искусства с феминистских позиций во многом затруднено на русском языке. Возможно, свою роль играет патриархальность устройства российского общества в целом, осложняющая и часто делающая невозможным любой разговор на подобные темы. В подобных обстоятельствах кажется, что нужно приветствовать любую называющую себя феминистской инициативу. Тем более, что кураторский дебют выпускницы института «База» Ильмиры Болотян обращается к редко обсуждаемой теме сексуального насилия и насилия вообще, широкую дискуссию о котором недавно вызвала история избитой собственным партнером редактора ВОС Анны Жавнерович. В ходе обсуждения рассказа Анны в социальных сетях довольно часто звучали аргументы вроде «сама виновата, спровоцировала», что показало удручающий уровень общественного понимания проблемы.

терещенко мученицы

Обращаясь к медийному в своей работе, Болотян следует постепенно формирующейся выставочной политике центра «Красный». До нее на этой площадке прошли выставки отсылающие к нескольким громким случаям: к истории про террориста по прозвищу Unabomber, посылавшего по почте бомбы, к суду по делу лидера БОРН Ильи Горячева и, наконец, к деятельности facebook–активиста Индивидуального Предпринимателя, привлекшего к себе внимание созданием надгробий для деятелей художественного сообщества.

«Обыкновенные мученицы» обращаются к негативному женскому опыту, рассматривая его в основном через телесное. Например, Лита Полякова использует для своих рисунков косметику, кровь и сперму, а Варвара Терещенко изображает на огромном полотне обнаженные тела убитых женщин. Интерес к изображению страданий, к телесному, к крови и поту Ален Бадью в комментарии к «15 тезисам о современном искусстве» характеризовал как идеологию счастья, понятую наоборот. Идеология счастья – это навязанная обществом необходимость показывать лишь позитивные стороны жизни. Безусловно, к такому подходу необходимо быть настроенным критически, однако спорить с «идеологией счастья» стоит не обращаясь к ее противоположности – страданию, оставаясь в рамках заранее заданных координат, а задавая иные вопросы, создавая новые миры.

Работы на выставке будто бы испытывают нервы смотрящего на прочность, помещая его, как выражается кураторка, «в комнату ужасов», наполненную болью, кровью и страданием. Прямая демонстрация насилия в рамках художественной практики останавливает любую дискуссию. При том неважно, какое это насилие: игрушечное забивание себя камнями Лейли Аслановой, полотна Варвары Терещенко или орудие пыток в виде спортивного каната испачканного кровью Леты Добровольской. Немота вызвана особым пространством агрессии, создаваемым насилием, не пропущенным через сито рефлексии, но просто внесенном в художественную практику. Зритель при таком подходе невольно ставится в позицию насильника или же в позицию молчаливого наблюдателя, поскольку видит последствия или происходящее как бы со стороны. То есть он либо рассматривает результаты чужого действия, примерно как зритель телеканала, рассказывающего и происшествиях, либо сам выполняет действие.

Правда, если наивность и искренность идут до конца, показывая события со стороны пережившей, почти сливаясь с арт-терапией, получается удачная работа. Речь идет о графическом дневнике Натальи Петровой, испытавшей насилие со стороны ранее любимого человека. Вместо показа жестокости с привычной для медийной реальности стороны, дневник дает неожиданную оптику зрителю, привыкшему к мельканию ужасающих сообщений в новостной ленте. Скурпулезное изображение стен комнаты, где девушку держал насильник, сначала выводит из равновесия, а потом вызывает вопрос: «сколько еще таких комнат остались непоказанными?», позволяя поговорить о более общей проблеме домашнего насилия

Тем не менее эмоциональное обращение к женскому опыту несколько обескураживает. Такой подход скорее ожидаешь от наивного искусства или активизма. Примат идентичности не кажется работающей стратегией, искусству недостаточно быть «женским», чтобы быть «феминистским». В 1994 году Рита Фелски писала: «Искусство не подчинено феминистскому тре­бованию фиксированной и понятной женской идентичности. Искусство, скорее, представляет собой место, где идентич­ность терпит поражение, где вымыслы об отдельных, унитар­ных и взаимодополняющих мужских и женских сущностях ра­зоблачаются именно как вымыслы».

Отсутствие «мужского» и «женского» и связанных с этим проблем делает художественную задачу гораздо сложнее. Возможно выходом было бы не эмоциональное изображение страдания, а скорее осмысление ситуации, породившей эти страдания или же поиск выхода из нее. Нечто близкое делает Ирина Петракова. Ее работа со стертым лицом Натальи Грибовской с копии картины Аргунова посвящена патриархальности истории, забывающей женщин. Тем не менее Ирина Петракова остается в рамках «мужского» и «женского», а не обращается к более общим проблемам.

Возможно, стоит вообще уйти от негативного или позитивного женского опыта и поговорить об отношениях, основанных на подчинении, ставших нормой в современном российском обществе

Фотографии: Лета Добровольская, Елена Ищенко

Добавить комментарий

Новости

+
+

Загрузить еще

 

You need to log in to vote

The blog owner requires users to be logged in to be able to vote for this post.

Alternatively, if you do not have an account yet you can create one here.