Есть мнение: проблемы и роли актуальной критики. Часть 3

674

FB 0 VK 1

Авторы aroundart.org о положении актуальной художественной критики сегодня: в российских реалиях и в цифровой среде. Дискуссия состоялась в декабре 2017 года, ниже — третья часть расшифровки беседы, заключительная.

06.04.18 ТЕКСТ: Никита Василенко и Ольга Дерюгина

Участники: Елена Ищенко, Мария Сарычева, Сергей Гуськов, Борис Клюшников, Никита Василенко.
Модератор: Ольга Дерюгина

Есть мнение: проблемы и роли актуальной критики. Часть 1
Есть мнение: проблемы и роли актуальной критики. Часть 2

Кадр из видео Евгения Гранильщикова «Письмо», 2012

Автоматизация и (не)желание критического

Никита: И вот по поводу Фишера мне стало интересно, что, возможно, вопрос о его деятельности — он коррелирует с тем, о чем говорила Ольга вначале: о том, в каких локусах и в каких медиа представлена критика и как она может сейчас работать. Случай Фишера интересен тем, что после издания книги «Ghosts of my life», где собраны в качестве альманаха статьи из его блога, который был на платформе Blogger и назывался K-Punk (он себя так называл, это псевдоним) и это интересным образом соотносится с перспективой хонтологической жизни и реактуализации архива. Но нам это известно преимущественно по контекстам московского концептуализма или поздней медгерменевтики, и таких течений, представители которых говорят, что архив не нейтрален, что может жить, даже если он на бумаге, даже если он в библиотечной картотеке, но, если определенным образом к нему обращаться — как через инвокацию, через ритуализированные коллективные практики, в том числе психоделические, в их случае особенно. И мы видим, что блок документов или протоколов, который, казалось бы, конечен, непластичен, может через годы репродуцироваться в каких-то цитатах, репостах, блоггинге, и, опять же, подчиняться этим механизмам стратификации по принципу агрегатора. У Фишера сохраняется фигура первого лица, вовлечённого комментатора и критика, который выражал мнение, иногда опираясь на какой-то свой академический бэкграунд или весьма часто на личную историю, клинический диагноз или выводы самодиагностики. Дневниковые записи соседствовали с рецензиями на новый альбом Chemical Brothers или Burial, современных его блогу…, что могло рецензироваться тогда и в журнале Rolling Stone, но о том, о чем он писал иным языком и по-другому, положило собственно реактуализацию в бумажной книге и в виде как раз этого ненейтрального архива.

Боря: И там, кстати, интересно книга называется — «Фишер фанкшн». То есть автор как функция.

Никита: Ага, он как бы машинизировался таким образом.

Борис: Да, то, о чем следует говорить — это критик, который обслуживает определенную машину письма, который связан с блогом и с сетевой ситуацией. Но это конкретно меняет форматы текстовые, что тоже очень важно, и, скорее всего, это у Фишера пошло от Ника Лэнда, это такие тексты, которые чуть меньше статьи, но больше чем твит. Это такой формат и у CCRU даже было конкретное число знаков, которого они придерживались, это условно где-то три странички в Word.

Сергей: Тут есть еще одна проблема. У критика возникает такая что ли обязанность: ты должен все время отзываться на эти вот “что-то случилось”. Все обсуждают, надо обязательно тоже написать, и это крайне негативный процесс. Это очень похоже на самый чудовищный жанр в российской прессе — журналистские колонки. Сидит какой-нибудь Олег Кашин и вот пишет про всё, он типа специалист по всему. И в общем-то это связные тексты, ты из них получаешь какие-то знания, но по идее ты так же прекрасно понимаешь, как это работает. А это просто коллективный мозг. Любой колумнист просто ретранслирует идеологию своей тусовочки, поэтому этот разрушительный для журналистики и критики жанр так популярен. И мне кажется, что “дежурная” критика, работающая по принципу “стимул — рефлекс” и превратившаяся в конвейер, к сожалению, может скатиться к такой колоночности. И это уже случалось не раз.

Елена: Ну тут же кажется важно еще как бы писать не о том, критическая, но писать о том что в тебе как-то отзывается, то есть что, то есть ты, стремясь к истине, ты не просто агрегируешь контент для своих друзей а ты как бы такой — черт, нет. или да. — и пишешь об этом.

tet9l, из серии «Не прислоняться», 2016

Мария: Существует ряд текстов под условной категорией «нет сил, но я не буду молчать».

Сергей: С другой стороны, любой критик сталкивался с тем, что часто ты не хочешь писать про что-то вообще, это может продолжаться по полгода, например. И принуждение, которое в ответ на это возникает, может быть, иногда и позитивно работает.

Елена: Да, знакомое чувство. Мне хочется написать об этом, чтобы поделиться мыслями, но не хочется касаться клавиш на компьютере, не хочется составлять слова в текст.

Борис: Но это тоже работа лаборатории — как уйти от этих фантазмов текста. Потому что текст — это просто техническая вещь, это не какой-то Ктулху, который лезет у тебя из головы… Конструктивистская критика текста тоже должна быть, в том числе и психоконструктивистская, в том смысле, что работа с текстом как-то связана с твоими душевными моторами… для меня это до сих пор острый момент и я нашел пару стратегий для решения этого момента, например, я сажусь в кафе и пишу текст, а рядом ходят люди и что-то говорят — и я интерпретирую, что они говорят, и это входит в мой текст, и сама ситуация пишет. Это такой отход от авторства.

Мария: Лена, у меня здесь вопрос к тебе как к авторке. Ты пишешь, когда у тебя месячные? Потому что у меня есть тексты, которые я писала во время месячных, и это такие дерганные тексты. Или например, есть тексты, во время написания которых я была влюблена жестко и невнятно, и я тоже позволяю этому влиять на текст.

Елена: Мне кажется, у меня нет такой связи, хотя настроение может повлиять на сам выбор — писать текст или не писать его. Ну и тексты во время месячных я пишу, да.

Никита: Эндокринная критика.

Елена: Если вернуться к критике текста, то мне все-таки кажется, что ничего более совершенного в плане коммуникации между автором и читателем нет. Видеоблог или подкаст не могут дать той же степени связности и цельности, которую может дать хороший текст. Текст — это работа с языком, со структурой, это в некотором роде и борьба с языком, с его предзаданностью — и формат комментария эту работу часто исключает.

Никита: Хороший способ премодерации не в плане труда, а в плане того, насколько градус премодерации будет устранять именно time-based проблемы.

Борис: А мне, наоборот, кажется, что нужно критиковать текст за это. За то, что он представляет все как раз без time-based, без situation based. Вот ты говоришь, что у видео меньше критический потенциал, но блогеры же работают…

Елена: У блогера есть критический взгляд?

Сергей: Отразить в тексте то, что он time-based и situation-based, это нехитрая технология, это можно очень просто сделать.

Елена: Мне кажется, что в критике есть очень большая проблема предзаданности языка — все эти клише, устойчивые формулировки, конкретные глаголы, которые встречаются в любом пресс-релизе. Поэтому я не могу сказать, что прямая речь — это что-то живое, а текст — непременно мёртвое. Можно собирать текст как конструктор из этих фраз, можно теми же фразами говорить и в прямой речи, и задача критика эту предзаданность ломать.

Ольга: То есть, ты хочешь сказать, что в речи если ты ведешь речь под запись нет такой предзаданности?

(все хором:) Есть, конечно есть.

Борис: Ее тоже можно критиковать вполне.

Никита: Это еще зависит от того, в каком кругу это берется, например, журналист какого-то издания, которое хочет извлечь какую-то свою идеологическую прибыль из этого или вообще настроен негативно, ну, предположим, какой-нибудь радикальный правый журналист берет у ЛГБТ активиста интервью. Здесь понятно, что у одного будет гораздо больше напряжения, чем у другого, и поэтому при модерации устного текста уровень напряжения тоже будет существенный. Как раз там и выплывут некоторые симптоматические моменты, за которые можно зацепиться как преподнесённые в результате стрессовой ситуации. В нашем разговоре ожидаешь такого в последнюю очередь, потому что здесь все более менее дружественно.

Борис: Если обсуждать тексты последних лет, на меня самое большое впечатление, на самом деле, интервью произвели. И именно интервью были наиболее противоречивыми, в том числе, то, что сейчас с Даней Ткаченко произошло — произошло во многом из-за интервью, а не из-за его искусства. Или вспомните интервью Глеба Напреенко с Трегуловой. Эти интервью сами по себе они тоже что-то формируют, я не могу сказать, что именно они формируют, но они вокруг них что-то выстраивается.

tet9l, из серии «Не прислоняться», 2016

Куда двигаться дальше?

Ольга: Мы можем закончить дискуссию неким напутствием? Вот если человек сейчас захочет заниматься художественной критикой, или, не будем говорить про критику, просто писать тексты про искусство, в нынешней российской ситуации что бы мы могли посоветовать?

Борис: Ну я могу сказать что мы сейчас создаем институт художественной критики лаборатории художественной критики.

Ольга: Мы — это кто?

Борис: Мы — это анонимное сообщество разноголовых осьминогов. На основе идей, о которых я говорил, связанных с воспроизводством. Это будет место, куда все смогут приходить и обсуждать тексты, писать какие-то тексты, читать тексты о истории критики и проблематизировать критику. Я думаю, что в феврале—марте уже будет запущена такая система. Посмотрим, к чему она приведет. Там будут обсуждаться разные проблемы письма, история текста, история чтения и все эти режимы будут поставлены под вопрос. В формате, скорее всего, семинаров открытых два раза в неделю.

Никита: А какие-то ридинг семинары будут?

Борис: Будут. Одна часть будет условно построена вокруг теории и истории критики, но скорее как семинар, с докладами по теме. А второй день в неделю — это будет практическая часть, где будут обсуждаться чьи-то тексты.

Сергей: Мне очень нравится, что ты закончил пресс-релизом.

(Все смеются).

Никита: Мне кажется, что у Бориса интересная идея. Я бы, в свою очередь, предложил некоторую параллель — не проект (у меня нет проекта), а, скорее, представление о том, что можно было бы предпринять для расширения института критики. Это возможно в тех случаях, когда речь идёт об академических институциях, тех университетах которые дружественны к самоорганизации по форматам клубов, семинаров, и готовы предоставлять хотя бы помещение и информационную поддержку. Это как раз возможность для интересующихся людей, для тех у кого есть инициатива, делать семинар не на своих площадках, а как бы проверять на прочность закрытую среду, скажем, государственный университет. К внедрению новых идей можно идти совместно с реализацией принципов проектного образования: это некая провокация, и в то же время, провокация действует по принципам фундаментального образования, то есть систематически, пошагово, с осуществлением промежуточного контроля и разного рода специализациями, на разных платформах. В некоторых вузах в России это происходит, в Москве, в основном. И мне кажется, это хороший формат: круглые столы, ридинг-группы, выездные, невыездные, онлайн-семинары, экспедиции. Можно периодически делать какой-то семинар на территории ВУЗОв, библиотек.

Мария: У меня здесь внутри дискуссии и за ее пределами, очень простая задача в духе empowerment: я хочу чтобы люди писали больше, как можно больше, с максимально различными взглядами, возможностями, бэкграундами и уровнями образования. Я хочу, чтобы люди доверяли себе и выстраивали свое мнение. Писали не для того, чтобы быть opinion makers, а для того чтобы просто сделать критику постоянной привычкой, чтобы в критике была преемственность.

Никита: Тогда это тоже будет восприниматься как труд и не будет этого компонента домашности, о которой говорил Борис. Будет слишком связано с трудом, который отнимает силы…

Елена: Мне кажется, Маша наоборот говорит, что сама практика письма на самом деле критическая, потому что когда ты пишешь, у тебя как бы остается зазор, чтобы поставить под вопрос то, что ты пишешь.

Никита: Ну да, но это же все равно труд, как и написание поста в Facebook, как конструирование своей репутации и стиля через Facebook.

Елена: Да, но это непрофессиональный труд, потому что он не приносит денег…

Борис: Труд, который просто не оплачивается.

Никита: Это может быть еще хуже.

Елена: Да. И это еще один большой вопрос, который нужно обсуждать в рамках разговора о состоянии художественной критики. Она все чаще не оплачивается и депрофессионализируется. Взять тот же Aroundart — у нас тут мизерные гонорары из бюджета, который еле-еле собирается из каких-то пожертвований и спецпроектов. Это, по сути, неоплачиваемый труд, который, при этом, никем не присваивается. Мы, может быть, и хотели бы, чтобы этот труд был присвоен какой-нибудь институцией, даже были прецеденты подобных разговоров. Является ли этот труд непрофессиональным, потому что не оплачивается, или это профессиональный труд, который не оплачиваются, и если так — то кем должен оплачиваться? Мне кажется, что эти условия производства во многом и формируют новые форматы, в которых существует критика.

tet9l, из серии «Не прислоняться», 2016

Никита: Я думаю, что здесь речь еще и о времени — например, является ли время затраченное на труд создания собственной репутации или интернет-идентичности, отчуждаемым в дальнейшем, когда ты уже будешь иметь плоды этого встраивания? Насколько инвестиции временнЫе и какие-то ещё могут потом, даже когда ситуация наемного труда или такого явного отчуждения или присваивания не будет насколько явной, будут нести на себе вот этот знак создания репутации? Или насколько разрушение репутации возможно? Или переформатирование сведет на нет эти усилия? Я говорю о том, что любой пост в Facebook — это тоже труд, еще какой. Я там толком не пишу постов и для меня даже репост — труд большой.

Сергей: У меня только практическое пожелание: писать много, в разные места и экспериментировать. А все остальное — вопрос прикладной, все приходит с опытом.

Елена: Опасный совет! Многие начинают писать ради того, чтобы их где-то опубликовали.

Никита: Чтобы портфолио сделать.

Мария: Ну мы все знаем, что это работает в условиях какой-то воображаемой страны, где есть возможность карьерного роста. А мы все живем в современной России, тут ни у кого нет карьерных перспектив.

Елена: Мне кажется, это круто! Такое поле для экспериментов, когда у тебя нет какой-то четкой цели в работе, допустим, стать опинион мейкером.

Сергей: Но на самом деле не все хотят писать, общаешься с человеком и понимаешь, что у него или у нее есть мысль, сюжет, а желания все это публиковать нет.