Поле молчания. Часть 2
продолжение интервью с группой ВВЕРХ
Что за реальность у вашего искусства?
Настя Дергачёва:
В моем понимании материя — это одна из категорий, с которыми мы работаем при помощи смежности, переноса, метонимии, осуществляя прикосновение. Прикосновение к абстрактным понятиям смерти, памяти, категориям пространства, единства и множества через взаимодействие с персонажем или материалом, который переносит из абстрактного в физическое. А форма реализации — видео и объекты, перформансы.
Михаил Максимов:
этот вопрос я не понял…
Пётр Жуков:
Сложно описать словами то, что лежит за их пределом. Но можно попытаться обозначить некоторые векторы: невыразимое, утопия космоса, метафизика, реальность непосредственно, как она есть.
Откуда космологические мотивы?
Настя Дергачёва:
Отсылки к космизму первоначально появились из-за работы с грунтом и захоронениями. Прошлой зимой мы с Мишей Максимовым и Даней Зинченко записывали звук на могилах писателей и ученых — среди них были Вернадский, Платонов
продолжение интервью с группой ВВЕРХ
Что за реальность у вашего искусства?
Настя Дергачёва:
В моем понимании материя — это одна из категорий, с которыми мы работаем при помощи смежности, переноса, метонимии, осуществляя прикосновение. Прикосновение к абстрактным понятиям смерти, памяти, категориям пространства, единства и множества через взаимодействие с персонажем или материалом, который переносит из абстрактного в физическое. А форма реализации — видео и объекты, перформансы.
Михаил Максимов:
этот вопрос я не понял…
Пётр Жуков:
Сложно описать словами то, что лежит за их пределом. Но можно попытаться обозначить некоторые векторы: невыразимое, утопия космоса, метафизика, реальность непосредственно, как она есть.
Откуда космологические мотивы?
Настя Дергачёва:
Отсылки к космизму первоначально появились из-за работы с грунтом и захоронениями. Прошлой зимой мы с Мишей Максимовым и Даней Зинченко записывали звук на могилах писателей и ученых — среди них были Вернадский, Платонов
«Некрофония» .
Физическое соприкосновение барабанными перепонками с пустотой и наполненностью, находящейся внутри могил, поражает. Сам грунт становится носителем, а работа транслирует накопленную в нем информацию. О вибрациях, «которых не лишены молекулы и прах умерших, и которых нельзя пока открыть никаким микрофоном» писал зачинатель космизма Николай Федоров в «Статьях о регулиции природы». Мы эти вибрации открыли при помощи нехитрового устройства — стетоскопа, соединенного с микрофоном. А потом уже стали читать Федорова, Вернадского и Циолковского. Федоров пытался осмыслить родство живых и мертвых, коллективное разумное созидание. Космос в его понимании является средой, в которой возможно воскрешение умерших. В текстах любимого нами Платонова почва часто обладает лечебными свойствами, помогает человеку обрести целостность. Можно сказать, что сверхъестественный терапевтический фактор объединяет почву и космическое пространство.
Даниил Зинченко:
Космологические мотивы начались, когда мы делали «Некрофонию» с Настей Дергачевой и Мишей Максимовым. Слушали могилы, встроив в стетоскоп микрофон, и записывали звук. Федоров с его всеобщим делом ради воскрешения и пришелся тут как тут. Ну и космос давно связан с русской культурой. И вверх — просто единственно верный вектор движения, к сожалению не всем людям доступный, но мы его таковым стараемся сделать с помощью творческой практики.
Михаил Максимов:
Платонов, Фёдоров, Вернадский. Каждый из них на своём рубеже — поэтическом, философском, научном разработал такой мотив.
Пётр Жуков:
В сложившейся ситуации невозможности делания чего-либо, мы искали возможные альтернативные пути для движения культуры и социального, и нашли решение в обращении к утопии космизма и другим авторам, мыслителям и деятелям начала 20 века: Фёдоров, Платонов, Вернадский, Авраамов, Чижевский и др. Отталкиваясь от их идей и реальности мы пытаемся выстроить ситуация для движения культуры, в определённом направлении.
Думаю даже простое соотношение себя с космической реальностью, его масштабами, временем, смыслами — должно прибавить человеку вменяемости, в смыслах близких к функционалу momento mori в старые времена.
В чем эксперимент и паранормальность ?
Настя Дергачёва:
«Экспериментал паранормал» — это найденная надпись. Она была на деревяшке в мишиной работе про шахматы. Обе дачные выставки — это эксперимент. Когда мальчики предложили вытащить генератор на лед и подвести к нему несколько телевизоров, кто-то говорил, что ничего не получится, будет сильный шум, провода на снегу, что что-нибудь заискрит. Но вроде бы пострадавших нет.
Даниил Зинченко:
Эксперимент в неизвестности. Мы никогда не знаем, приедет ли вообще кто нибудь на выставку, в грязь или в снег. И не взорвется ли телевизор на морозе. И будет ли работать компьютер во время перформанса «ФИНАЛ». И т.д. А паранормальность — это из надписи на заборе. Было написано «ЭКСПЕРИМЕНТАЛ ПАРАНОРМАЛ».
Михаил Максимов:
Экспериментал — это надпись на лыже, которая входила в мой псевдоассамбляж «Шахматная кормушка».
Пётр Жуков:
Экспериментал/паранормал — это редимейдная фраза из мишиной работы “Игра в шахматы с птицами” на дачной выставке. Если попробовать расшифровать, то паранормальность в невыразимом и в метафизике работ и пространств, а эксперементальность в освоении новых пространств и путей действия.
Можно сказать и так: эксперимент в ходьбе не по дороге и, даже, не по тропинке, а непосредственно по паранормальному лесу, — в большей степени ирония, конечно.
Вдохновлялись ли вы «Поездками заворот» КД ? переосмыслили или совсем не отсылаетесь ?
Настя Дергачёва:
В поездках за город был важен эскапизм из тоталитарного пространства. Мы ищем альтернативу авторитарному пространству, это если говорить об обществе и форме власти. Само бегство, а также визуальное соотнесение поля и участников напоминает зрителю о КД. Однако, как я уже говорила, перемещение, ожидание и вообще действия приглашенных людей не являются телом работы. И нет такой дотошной документации этих действий. Телом все-таки являются объекты в пространстве.
Даниил Зинченко:
Я лично вдохновлялся до ВВЕРХ. Потом подостыл. А когда их везде выставлять тут в Москве стали и они как-то уж совсем опопсовели, интерес почти потерял. Хотя их вклад в искусство как ритуал неисчерпаем. Ну а как переосмысливать? Единственное сходство их и нас в том, что на природе, и все. Точнее мы на природе (как состояние), а они за городом (как география). Они ж акции делали, мы выставки и иногда перформансы (в квартирных галереях в основном). Ну сложно переосмысливать. Скорее Роскосмос надо переосмысливать.
Михаил Максимов:
Радуемся этим поездкам как радуются весёлым проделкам друзей.
Пётр Жуков:
КД — важная часть истории, уже укоренившаяся и растворившаяся в культуре настолько, что не возможно будучи вменяемым не пользоваться их теоретическими и практическими наработками, так же как и авангардом и другими свершившимися явлениями.
Но, если говорить непосредственно о нашей деятельности, то из общего тут только загородное место действа — суть происходящего, сами работы и даже метафизика другого уровня, смысла и метода действия. То есть общего, по сути, столько же сколько и с Нам Джун Пайком у нашей последней выставки “Поле молчания”, где было множество телевизоров в поле. И безусловно мы переосмысляем, в том числе, и его наследие, но это совсем непервостепенно по отношению к нашим работам.
Тут, к сожалению, проявляется и узость отечественного арт-поля и любовь к навешиванию простых ярлыков: если в поле, то КД, а если х/м, то Репин?
Пусть каждый из художников группы скажет пару слов о своей работе.
Настя Дергачёва:
Год назад я ехала в Хлебниково без каких-либо задумок. Мы много времени проводили на свалке в поисках вещей, и я обнаружила набор разных знаков, буков и закорючек. Эти письмена я собрала в текст. Получилось письмо, в котором один персонаж признается другому: «Айсу, я быль с Абдула». Отправлено письмо из города Донецка, а получатель живет рядом со станцией «Хлебниково».
В этом году на «Поле Молчания» в нескольких работах есть общий персонаж — Родина-мать, не только у меня, но еще у Дани и Миши.
«Мама вверх» — это видео-обряд, в котором я инициировала Родину-мать в ряды объединения «Вверх», отдав должное ее труду стояния с поднятой рукой на массовом захоронении — Мамаевом кургане. Родина-мать является в моем понимании посредником между захоронением и космосом. Миша в своей работе реализовал смежность грунта на кургане и скульптуры, в его видео стоящая уже на льду в Хлебниково Родина-мать разрывается, высвобождая прах, который тонкой струйкой поднимается в космос. Перед этим Даня парит Родину-мать в бане, делая ее при помощи пара легче. Я также показала коротенький
эпизод из будущей работы
— мифов об отношении Родины-матери и Гагарина как матери и сына, о ее бегстве вверх и полете Гагарина в космос в попытке вернуть мать.
Даниил Зинченко:
Я, Даниил Зинченко, официально заявляю, что забыл, где моя работа, а где еще чья-то.
Михаил Максимов:
Моя видео-работа показывала монумент Вучетича «Родина-мать» , перенесенный с кладбища Мамаева Кургана в реальность поля, который будучи созданным мной из почвы вперемешку с сияющими костями предков медленно уплывал в космос, распадаясь на тысячи останков. В ходе разработки этого видео мне пришлось хакнуть волгоградский сайт и украсть там все 3д-модели скульптурного ансамбля. Пользуясь случаем, хочу извиниться за это действие.
Пётр Жуков:
В группе не педалируется авторство как таковое, большая часть работ создаётся коллективно, некоторые даже не подразумевают возможность авторства. И хотя часть работ всё же имеет определённого автора и существует самостоятельно за пределами объединения, на выставках работы представляются без указания авторства. Что связано в большей степени не с позицией отказа от авторства (авторство всё же помимо прочего сохраняет факт ответственности), а желанием чтобы выставка воспринималась как единое тело, а не дробилось по привычке на прочтение по отдельным авторам, а не через работы.
Поэтому я бы хотел рассказать про коллективную выставку акцию “Финал”, которая прошла летом 2010 года в квартирной галерее Brown Stripe. Она проходила одновременно с финалом Чемпионата мира по футболу — в реальном времени обрабатывалась трансляция матча и изображение хромокиилось по зелёному (футбольное поле делолось прозрачным) и под него подкладывались обработанные схожим образом полуфинальные и четверть финальные матчи чемпионата. Такое, провисающее между нарративом соревнования и картинностью абстрактной цифровой каши из множества множеств игроков и ракурсов, видео транслировалось по телевизору в галерее для авторов и зрителей и комментировалось приглашённым критиком-комментатором Александром Евангели, который следил за матчем в отдельной комнате с “нормальной” телетрансляцией, и это всё вместе транслировалось также через телеантенну в телесеть дома. Здесь для меня кажется привлекательным и выразительным для описания метафизические моменты в ситуации, сокрализации пространства, и момент комментария по отношению к сложноразличимой реальности (то что видели зрители на телевизоре) от голоса, обладающего полной и неискажённой информацией (Александр сидел в другой комнате, присутсвовал в галерее только голосом и наблюдал неискажённую трансляцию), но интересующегося другими вещами, косвенно связанными с происходящим (Евангели до этого никогда не смотрел и не увлекался футболом).
Добавить комментарий
Новости
You need to log in to vote
The blog owner requires users to be logged in to be able to vote for this post.
Alternatively, if you do not have an account yet you can create one here.
[…] Человек решившийся доехать до Хлебниково, да даже в Алтуфьево, и выделивший на это время, оказывается открытым для глубокого восприятия и погружения в — уже просто через другие временные масштабы. видео с выставки Продолжение […]
[…] Человек решившийся доехать до Хлебниково, да даже в Алтуфьево, и выделивший на это время, оказывается открытым для глубокого восприятия и погружения в — уже просто через другие временные масштабы. видео с выставки Продолжение […]