#Открытия

22–28 мая

958        1        FB 0      VK 0

Авторы aroundart.org о впечатлениях прошедшей недели:

Анастасия Кузьмина. «Поисковик Малик»

19.05.17–02.06.17
Музей Вадима Сидура
Москва
958        1        FB 0      VK 0

Текст: Сергей ГуськовФото: Ирина Цыханская

Инсталляция «Поисковик Малик» создана Анастасией Кузьминой специально для Музея Сидура, как сообщается в описании проекта. Правда, оказывается, что есть в ней и старые элементы — например, видео, рассказывающее о главном персонаже выставки, было в конце прошлого августа показано во время открытия Новой Голландии. Впрочем, как говорит сама художница, она серьезно перемонтировала и сократила его, поэтому те, к сожалению, немногочисленные зрители, которые добираются до расположенного в Перово музея, увидят не совсем то, что видели в 2016 году петербуржцы.

Малик — это альтер эго самой Кузьминой с головой и сумками из папье-маше. «Скиталец и беженц медиамира», как называет этого персонажа художница, погружен сразу в два пространства — оффлайн (он гуляет по улицам европейских городов, спит на скамеечках, гоняет птиц) и онлайн (исследует мир с помощью гугла). На экране эти измерения совмещены в виде трёх «наплывающих» друг на друга каналов. Рядом с видео — обклеенные газетами стол, стулья и т.д. В соседнем зале стоит скульптура — Малик в полный рост.

По словам Кузьминой, ее работа — это жест, который «непровокативен, монотонен и не транслирует никакого конфликта». Спокойное, немного инфантильное странствие, которое напоминает имеющий долгую историю жанр путевых заметок. Поскольку большинство локаций в видео узнаваемо германские, на ум сразу приходят авторы вроде Зебальда и Крахта. Их книги-путешествия, изначально бесцельные и совершаемые скорее от скуки, всегда в какой-то момент входят в стадию резкого напряжения. Обычно это происходит внезапно и так же внезапно прекращается. То же — у Кузьминой. При просмотре видео я заметил пару эпизодов, когда ты ожидаешь какого-то сюжетного «твиста», но они оказываются лишь обманками внутри повествования, которые при этом воодушевляют на продолжение просмотра.

В целом новая выставка художницы отличается от того, чем она увлечена сейчас, а именно музыкой и саунд-перформансами (последний такой — в соавторстве с Андреем Гурьяновым — прошел в «Триумфе», но вообще это давняя история). Но и «прежняя» Кузьмина с ее короткими видео-зарисовками здесь также отсутствует. Короче говоря, такую Анастасию Кузьмину вы редко видели и возможно больше не увидите.

Анастасия Вепрева. Future in the Past

21.05.17–02.06.17

ВЦСИ
Воронеж

958        1        FB 0      VK 0

Текст: Мария ЛаскинаФото:Виталий Староверов

Технический прогресс помимо благ привнёс очередной раскол в общество. Но если раньше страхи были, в большей степени, основаны на «дьявольском», научном происхождении технических приборов, сейчас вопросы о тотальной слежке за людьми и продаже персональных данных, возможности СМИ манипулировать общественным мнением, а также успехи в работе над созданием искусственного интеллекта и многие другие тревожные новости из мира высоких технологий порождают всё больше обоснованных опасений. Выставка Анастасии Вепревой — плод длительной работы с данными темами.

Художница размышляет о том, как быстро любое время превращается в будущее. Прошлое наиболее уютно для нас, поскольку прошедшие моменты легко пересказать в выгодном для интерпретатора свете. Работы, посвящённые прошлому — графика, нарисованная на листах бумаги разного формата и предназначения. Чётко видны силуэты солдат и трупов, искорёженная военная техника, а также неидентифицируемый ландшафт. В сущности, история — лишь набор интерпретируемых фактов, которыми страны-победители распоряжаются по своему усмотрению. Настоящее призрачно и за секунду становится как прошлым, так и будущим. Системы видеонаблюдения, а также другие формы подглядывания и подслушивания составляют наше технологическое настоящее. На столе в комнате стоит компьютер, транслирующий видео с камер, расположенных в комнате и коридоре. Человек может видеть на экране монитора себя со спины и одновременно подглядывать за тем, кто стоит в коридоре. Будущее художница оставляет за машинами, которые, видя агрессию и повторяющиеся ошибки в истории человечества, начнут методичное уничтожение человеческой расы. Видео угловатое и мрачное — в постапокалиптическом будущем люди, сами чем-то напоминающие роботов, раз за разом безвольно сдаются машинам в ожидании неминуемой участи. Не считывая логику отбора, каждый герой выдаёт одну и ту же ошибку, что и предыдущий человек, соглашаясь на гибель.

Экспозиция и нарратив выставки удачно вписаны в пространство ВЦСИ. Помещение с «настоящим» — первое, что видит зритель, «прошлое» и «будущее» — за ширмами в других залах, что говорит нам об их близости и вместе с тем недоступности.

Отдельно хотелось бы сказать про работу о «настоящем». На столе с компьютером, транслирующим в реальном времени видео с камер наблюдения, мы можем также заметить распечатку истории посещения веб-страниц с компьютера художницы за несколько дней. Жест показывает, насколько много может рассказать о человеке история его перемещений в Интернете. Но в данном случае метафора кажется излишней и несколько надуманной. Соединение разных медиа (история распечатана на обычных листах А4) создаёт ощущение диссонанса. Почему история представлена в виде распечаток, а, например, не на экране монитора в форме скриншотов? Необходимо ли так буквально и повсеместно раскрывать тему слежки, учитывая, что камеры направлены зрителю в спину, за счет чего он и так испытывает необходимые для понимания работы эмоции: тревогу, беззащитность? Небольшая деталь делает работу прозрачной, уязвимой и лишает ореола загадочности.

Саша Бородинова. «Ханой-Москва: неместо». Куратор Ян Гинзбург

12.05.17–26.05.17

Библиотека на Аргуновской

Москва

958        1        FB 0      VK 0

Текст: Ольга ДерюгинаФото:Елена Седова, Саша Бородинова

«Ханой–Москва» — это «многофункциональный комплекс» на Ярославском шоссе: «трехэтажный торговый центр и двадцатидвухэтажный деловой центр с апартаментами, соединенные крытым переходом». «В проекте объединены последние тенденции архитектурно-строительных решений; индивидуальность комплексу придают элементы восточной архитектуры и европейское качество», — так гласит описание МФК в онлайн-каталоге коммерческой недвижимости. Мегаломанский характер комплекса сопоставим с монументализмом советских коллег, знаковых видов ВДНХ, однако в отличие от последних, «Ханой-Москва», как и все подобные продукты постмодернисткой застройки, начисто игнорирует окружающий городской контекст, и даже более того — стремится к атомизации и положению «города в городе».

Фактические масштабы зданий контрастируют с форматом медиума, выбранного художницей. Фотографии размером 10x15 скорее ожидаешь увидеть в альбоме, и потому почти музейная развеска в почти белом кубе сначала кажется неоправданной, но подобное экспозиционное решение придает проекту дополнительное измерение, заставляя не только всматриваться в снимки в поисках поясняющих деталей и попытке расшифровать скрытый сюжет фотографий, но и задуматься о контексте самого пространства библиотеки (расположенной аккурат по соседству с Останкинской телебашней и ныне совмещающей в себе функции читального зала, детской комнаты, коворкинга, кафе, выставочного зала, а также места проведения мастер-классов, лекций и кинопоказов). Из кадров Саши Бородиновой невозможно составить историю, картинки неиллюстративны (наперекор библиотечной логике) и вместе с тем самодостаточны; документация прогулки балансирует на грани личных визуальных заметок и почти антропологического исследования.

«Почти», «вероятно», «как будто», «кажется» — необязательные слова, которых не удается избежать при описании этого проекта, построенного на намеках и недомолвках. Единственной отчетливой темой здесь выступает мотив блуждания. Транзитивность — имманентная черта фотографического медиума per se, сопутствующая технологии производства снимков, входит в резонанс с наиболее популярными среди авторов сюжетами (не только сегодня, но и всегда) — про переходный возраст, перенос из настоящего в прошлое или покинутые пространства. Именно об этом и серия Саши Бородиновой.

Неудивительно, что фотография, всегда заряженная желанием «поймать момент», запечатлеть наисовременнейшее, выступает резонером духа юности. Она наполнена вечным предыханием молодости, стремлением вобрать в себя максимум впечатлений, бесконечной поэзией и заигрыванием со смертью. Но именно за счет подобного вчуствования, сосредоточенности на мимолетном ощущении, возникает напряжение между изображаемым и изображением, снимок превращается в эдакий портрет Дориана Грея, символическую гробницу реального предмета съемки. Возможно ли запечатлеть на снимке нечто большее, чем беспричинную тревогу и растерянность, ощущение бренности и хрупкости? Серийная съемка — ничто иное как механический ритуальный жест в попытке заколдовать необратимый ход времени. А в ритуале, как известно, количество действий и вариативность образов ограничены, зато подвержены многократному повторению — это множественная монотонность в надежде на качественную перемену.

Если рассматривать фотографическую практику как магический ритуал, то становится очевидным второстепенное значение сюжета. Работа Саши вызывает в памяти некоторые похожие серии, при этом похожесть и бессюжетность является, по сути, предельным жестом воспроизведения типического и одновременно неузнаваемого. И все же ставка на бессюжетность срабатывает не всегда — ведь в таком подходе все завязано исключительно на чувственное восприятие, а значит, зависит от готовности зрителя к эмоциональной настройке на нужную волну; в данном случае меланхоличная фотопрогулка чересчур напоминает многоточие, оставляя зрителю слишком мало места для интерпретации и вопросов.

Зин «Жир», апрель 2017

Книжный угол «Живет и работает»
958        1        FB 0      VK 0

Текст и фото: Ольга Данилкина

В данный момент Алексей живет в поселке Светлый Брянской области и продолжает говорить на баля. Носителями придуманного им языка являются более пятидесяти человек, среди которых жена, четверо детей, соседи, друзья и несколько поклонников со всего мира, выучивших Лёшин язык посредством Всемирной паутины.

Илья Леутин «Три коротких», ЖИР, апрель 2017

Книжный угол «Живет и работает», который находится в баре «Сосна и липа» на Покровке, 17, издал свой первый зин, многозначительно назвав его «Жир». Зин взялся не с потолка: «угол», открывшийся в декабре прошлого года, стал своего рода локальным эпицентром зинов и малотиражки, наряду с периодическими фестивалями самиздат-культуры — открыт он почти каждый день.

«Жир» — это прежде всего коллаж: фрагменты и заметки советских писателей (Юрий Олеша, Юрий Рытхэу, Николай Носов другие) и современных авторов (Илья Леутин, Алексей Архипов, Рюи Ногейра, Миахил Котомин, Всеволод Лисовский и зачинщик «угла» Денис Крюков), советская книжная иллюстрация (из «Детской литературы, «Веселых картинок», книг издательств «Молодая гвардия» и других) и работы современных художников (группа «Ели Кука», Протей Темен, Александр Петрелли, Давид Тер-Оганьян, Олег Черников). То есть: написанное на печатной машинке и на ноутбуке, вырисованное карандашом от руки и на опосредованном «цифрой» планшете — между ними будто нет разницы в уютном мире «Жира», обитатель которого без книг не мыслит и дня.

Зин создан для ситуации благополучного повседневного чтения, которое примерно как зубы почистить: можно читать в метро, в троллейбусе, в туалете, в конце концов — чем герои нескольких заметок настойчиво занимаются или о чем воздыхают. Так же можно вроде бы полистать «Фэйсбук» или глянцевый многостраничник, но в них практика языка не содержит той радости и удовольствия, которой очевидно упиваются причастные зину и его составитель. При этом здесь нет доминантной клиповости, хотя фрагментарность на лицо, но это скорее журнал, сборник заметок и колонок, чем хаотичная структура сетевых случайностей. Если вспомнить крюковское «Кругом сплошное лето» (Ил-music, 2015), то почерк очевиден: вселенная журчащего языка, находчивых метафор и наблюдательности интеллигентного разгильдяя.

Рефлексия состояния книг при этом идет фоном через весь зин, который открывается — почти как манифестом — отрывком 1989 года из дневников Юрия Олеши о том, что «книги читаются сейчас в перерывах» и современная проза может иметь «соответствующую современной психике ценность» только когда написана «в один присест». Все крюковские рассказы связаны с тем, как, кхм, лирический герой что-то читал или не читал, и что происходило в процессе. Причем делает он это, например, в МЦК, едко подмечая особенности транспортного новообразования («Тишина, чертовски неуютная тишина. Инженерная мысль нанесла мощнейший удар по интимности поездки» — Союз И, с. 32). Вслед за ним персонаж Архипова описывает, как ради тишины и покоя лег к приятелю-хирургу в больничку и читал там запоем Айзека Азимова со смартфона через Lib.ru на фоне стонущего деда-соседа по палате. Ближе к концу серьезный тон Михаила Котомина в заметке о «книжной экологии страны»: очевидные негативные последствия того, что книжный рынок превратился в индустрию большого капитала, прошитую диктатом маркетинга и продаж (ровно универсализация), а не диктатом выбора читателя (ровно разнообразие).

Коллажность рискует погрешить некритичностью. Чего стоит один только взгляд на биографии писателей, чьи фрагменты опубликованы в зине. Олеша, выпавший из системы письма в сталинское время, и Рытхэу, востребованный в СССР и потерявший востребованность после его распада, только с публикациями на Чукотке — средствами Абрамовича. Николай Носов — лауреат сталинской премии и создатель «Незнайки», и Федор Шаляпин-младший — иммигрировал в Париж, жил в США и умер в Риме. Однако если вглядеться, то подобная контрастность вторит генеральной линии — разговору о письме и чтении, пусть даже в слегка меланхолическом ключе. Волевым жестом из него вычищаются все лишние смыслы, но при этом становится ясно, что состояние письма чертовски много может сказать о своем времени.

Добавить комментарий

Новости

+
+

Загрузить еще

 

You need to log in to vote

The blog owner requires users to be logged in to be able to vote for this post.

Alternatively, if you do not have an account yet you can create one here.